Новая философская энциклопедия. Том первый. А - Д.

Коллектив авторов

ВЭЙ БОЯН[ок. 100, Шанюй (современная провинция Чжэцзян) —ок. 170] —один из основателей китайской алхимии. Родившийся в аристократической семье Вэй Боян отказался от чиновничьей карьеры и пожелал приобщиться к даосским искусствам. В поисках учителей он много путешествовал, пока наконец не нашел в Дунбэе наставника в лице некоего «настоящего человека» (чжэнь жэнь), от которого воспринял тайное знание и соответствующие навыки (ми цзюэ). По возвращении домой он жил в уединении, совершенствуясь в дао-искусстве. Вэй Боян был образованным человеком, хорошо знавшим философскую литературу (классического и эзотерического направлений), и, как полагают, воспринял учение древних алхимиков, ассоциируемое с известным даосским центром Лунхушань (в современной провинции Цзянси). Главным произведением Вэй Бояна считается комментарий в трех книгах к китайской классической «Книге Перемен» («И шин», см. «Чжоу и»), известный как «Совмещение трех [техник на основе] чжоуских перемен» («Чжоу и сань тун ци»). В этом тексте описывается способ приобретения статуса «бессмертного», базирующийся на соединении трех «оснований» —даосской алхимической техники (Лу хо), связанной с производством «эликсира бессмертия» (дань), схематики. «И цзина», отражающей «великие перемены» (да и), т.е. общекосмический процесс, моделью которого является система триграмм (см. Гуа), и «учения Хуан [-ди]—Лао[-цзы]» (Хуан-Лао сюэ пай), т.е. собственно ханьского (натурфилософского) даосизма. Существует традиционное толкование заглавия книги Вэй Бояна, согласно которому каждый иероглиф в нем имеет определенные коннотации в рамках специфического даосско-алхимического и «макробиотического» дискурса. Так, «чжоу» в этом контексте указывает на учение о последовательной трансляции тайного знания о «переменах» (и) тремя династиями, первая из которых (Ся) владела неким «ключом» к интерпретации триграмм, который носил название «лянь шань», вторая (Шан-Инь) — «ключом» под названием «гуй цзан», а третья (Чжоу) — собственно «чжо- уским», откуда и происходит название «Книги перемен» для той эпохи — «Чжоуские перемены» («Чжоу и»). Однако при этом сами «перемены» в народной этимологии толковались как вообще способность к изменению (трансформации), в частности у некоторых животных (линька змей и ящериц, изменение цвета хамелеонов, вообще мимикрия и т. д.). По поверью, некоторые «перемены» такого рода были скоординированы с временными циклами, поэтому ящерицу, напр., в просторечии называли

«двенадцатичасовой тварью», имея в виду, что цвет ее головы якобы регулярно изменяется в течение суток (т. е. двенадцати китайских «часов» — ши). Следовательно, в специфическом контексте даосской алхимической практики, связанной с попытками регуляции

471

ВЭЙШИ ШКОЛА временных циклов (биоритмов), словосочетание «чжоу и» могло также означать «циклические изменения», поскольку «чжоу» имеет значения «круг», «цикл», «неделя» и т. д. Т. о., более полное толкование названия трактата Вэй Бояна может быть передано по-русски как «инструкция по совмещению трех практик («перемен», «Хуан-Лао» и «лу хо») по [чжоускому] методу циклических трансформаций». Впоследствии «Сань тун ци» неизменно рассматривался адептами даосизма в качестве опорного текста для различных духовных практик (в особенности для т. н. цигуна), наряду с такими текстами, как «Дао дэ цзин» (в версии Хэшан-гуна), «Хуан тин цзин» («Канон Желтого двора»), «У чжэнь пянь» («Главы о постижении [истинной] реальности») и т. д. Г. А. Ткаченко

ВЭЙШИ ШКОЛА(Вэйши цзун) — школа китайского буддизма, принадлежащая к одному из двух ведущих направлений махаяны — виджняна-ваде. Основателями китайского варианта учения признаются Сюаньцзан (602—64) и его ученик Куйцзи (632—92), жившие в танской столице Чанъани в монастыре Дацыэньсы (Обитель великой доброты и милосердия). По названию этого монастыря школу Вэйши именуют также «школой Цыэнь» (Цыэнь цзун). Известна и как «школа отображения (знаков) дхарм» (Фасян цзун, или Фасян вэйши цзун), т. к., согласно основному ее тезису, следует признавать реальность не самих дхарм (фа), а лишь их «отображений» (сян) в сознании. Опорными текстами для школы Вэйши являются «Цзе шэнь ми цзин» («Сутра о постижении глубочайшей тайны»), «Юйцзя ши ди лунь» («Рассуждение о ступенях просветления учителей йоги») и другие шесть сутр (цзин) и одиннадцать шастр (лунь). В доктринальной части школа опирается на три положения: особую классификацию буддийских теорий, специфическое учение о дхармах и своеобразную сотериологию. Согласно теоретикам школы, виджнянавада является высшим из течений буддийской мысли, поскольку оно соответствует завершающему этапу проповеди самого Будды: если на первом этапе он изложил учение о дхармах и о пустотности «я», а на втором — о нереальности самих дхарм, то в дальнейшем им был осуществлен переход к наиболее глубокой части доктрины — учению о «срединном пути не-пустоты и не-сушествования». Этому последнему этапу и соответствует теория «только-сознания». Основной тезис этого учения — положение о ложности утверждения: «существует «я», существуют дхармы». На самом деле реально существует только «внутреннее сознание» (нэй ши). Уделяя особое внимание дхармам, относящимся к сознанию, теоретики школы подразделяют их на восемь разновидностей. К первому типу относят восьмую, ко второму — седьмую дхармы сознания, третий тип образуют шесть дхарм, «ответственных» за восприятие «слышимого, видимого, осязаемого, обоняемого, ощущаемого на вкус и представляемого». В последнем случае имеется в виду «представляемое» при помощи обычной фантазии в отличие от «умопостигаемого» при посредстве седьмой дхармы сознания, «систематизирующей» результаты впечатлений, которые приобретаются посредством шести других дхарм. Восьмая дхарма «алайе ши» (санскр. алайя-виджняна), в отличие от остальных семи, являющихся производными, составляет подлинную основу мира, «корневую ши», и потому именуется также «хранилищем- резервуаром». В качестве содержимого хранилища выступают «семена» (чжунцзы), которые могут порождать иллюзорные «дела и вещи». Различаются семена «изначально данные» и «вновь возникающие». Важное место среди первых занимают связанные отношением «кармической» причинности семена «благого и злого». Среди «вновь возникающих» в основном обнаруживаются продукты активности семи дхарм сознания, оказывающих «давление» на восьмую дхарму, в результате чего создается иллюзорный феноменальный мир, целиком зависимый от «корневой ши». Активность седьмой дхармы сознания ведет к формированию оппозиции «я» и «не-я», субъекта и объекта, и порождает проблему реальности «я», истинное существование которого отвергается всеми школами буддизма. С этим связаны специальные рекомендации для последователей школ виджняна-вады, позволяющие подавлять активность «нереального» ума (мона ши) при помощи медитации. Г. Л. Ткаченко

ВЭНЬ— У (кит. письменность/культура —воинственность)— пара категорий китайской философии и культуры, составляющая оппозицию по модели инь ян. Доминирующий элемент этой оппозиции — категория «вэнь», имеющая широкий спектр значений: «культурность», «цивилизованность», «гражданский», «гуманитарный», «литература», «изящная словесность», «письмена», «письменные знаки». В самом широком значении вэнь — явленная упорядоченность, исходящая от природы. Этимологическое значение — «узор», «орнамент» — восходит к обозначению раскраски и татуировки, отличавших «культурные» племена. Согласно философичному приложению к « Чжоу и» — «Си цы чжуани» («Комментарий привязанных слов», ок. 4 в. до н. э.), «узоры» (вэнь) созерцаются в небе (I, 2), т.е. обусловлены Небом (тянь) как высшим природным началом (ср. современное тяньвэньсюэ — астрономия, буквально «наука о небесных узорах»). Там же «узоры (вэнь) Неба и Земли», т.е. знаки природной упорядоченности, связаны с «образами» (графическими символами «Чжоу и»), посредством которых «совершенномудрый» «достигает предела глубочайшего и постигает мельчайшее» (I, 10). В конфуцианстве вэнь — воплощение мудрости «совершен-номудрых» государей древности (см. Шэн), подлежащее хранению и передаче. В «Лунь юе» (VII, 26) вэнь — одна из четырех «дисциплин», которым обучал Конфуций, наряду с «действием» (син, см. Чжи-син), «преданностью» (чжун, см. Чжун шу) и «благонадежностью/доверием» (синь). Конфуций противопоставлял «культурность» (вэнь) «естествен н ости/природ ности» (чжи): «победа» над вэнь приводит к «дикости», тогда как подавление «естест- венности/природности» способно сделать из человека не более чем чиновника; лишь равновесие «культурности» и «естественности/природности» превращает личность в «благородного мужа» (цзюнь цзы) («Лунь юй», VI, 16). Предпосылки дихотомии вэнь — у содержатся в конфуцианских канонах (см. «У цзин»), где титулы основателей династии Чжоу (11—3 вв. до н. э.) Вэнь-вана («Царь Культуры») и У-вана («Царь Воинственный») составляют пару Вэнь—У, которая применяется как обобщающее обозначение этих «совершенномудрых» правителей и их духовного наследия. Считается, что Вэнь-вана отличало внимание к этико-ритуальной стороне жизни общества и интерес

472

вэнь к традиционному знанию — ему, в частности, приписывается создание гексаграмм (см. Гуа) «Чжоу и»; его наследник У-ван одержал военную победу над династией Шан-Инь. В одном из основополагающих трактатов школы «военных философов» — бин цзя, «Сунь-цзы бин фа» («Военное искусство Сунь-цзы», (5—4 вв. до н. э.), сформулирована проблема «необходимого выбора» между началами «вэнь» и «у», т.е. их сбалансированного применения: под «вэнъ» понимались забота о воинах и щедрые награды, которые привлекают воинов к полководцу, под «у» — строгие наказания, поддерживающие страх перед начальниками и укрепляющие дисциплину. «У» стало толковаться как сфера принуждения, насилия и разрушения, дополняющая культуросозидаюшую сферу «вэнь». Идеологема «[взаимного] дополнения культурного/гражданского и военного/боевого начал» была сформулирована мыслителем и сановником династии ХаяъЛу Цзя, который в таком «взаимодополнении» видел «искусство долголетия [государственной власти]». Одну из причин падения первой централизованной империи Цинь (221—207 до н.э.) Лу Цзя усматривал в «предельной воинственности» ее основателя Цинь Ши-хуана, причем под «воинственностью» (у) понимались основные принципы политической теории и практики легизма. Формула «взаимодополнения» вэнь — у со 2 в. до н. э. вошла в идеологию имперского конфуцианства и пронизала все слои культуры старого Китая. В политической культуре утвердилось разделение гражданской администрации (вэнь) и военного командования (у), обозначившее две главные области государственной практики при безусловном доминировании вэнь. Идеологема «взаимодополнения» вэнь — у обусловила характер воспитания и образования элиты, предполагавших прилежное постижение гуманитарного наследия при устойчивом интересе к занятиям «боевыми искусствами» (у шу, у и). Соотнесенность вэнь—у с космическими началами предопределелила отношение к «боевым искусствам» в Китае как к сакральной сфере, приобщающей к истокам мироздания, и ритуальный характер традиционных китайских «боевых искусств», которые как духовный феномен развивались гл. о. в среде синкретических сект и связанных с ними тайных обществ. Во 2-м тысячелетии н. э. общей чертой многочисленных сект типа «Белого лотоса» (Бай-лянь цзяо), служивших главным каналом проникновения идей «ортодоксальных» конфуцианства, даосизма и буддизма в малограмотную народную среду, было деление на уровень вэнь и уровень у. В общинах («алтарях») вэнь сосредотачивалась руководящая элита сект, хранители канонов, преданий и «тайного знания», в «алтарях» у — рядовые члены сект, для которых одним из основных видов ритуальной практики и радений были занятия «боевыми искусствами». А. Г. Юркевич

Г

ГАВРИИЛ(в миру Василий Николаевич Воскресенский), архимандрит [1795, Москва — 10(22) мая 1868, Муром, Спасский монастырь] — русский православный богослов, историк философии. Окончил Московскую духовную академию (1820) и оставлен бакалавром на кафедре философии. В1821 принял монашество и назначен библиотекарем Академии. В 1824 переведен в Петербургскую духовную академию бакалавром на кафедру философии. Позже ректор Орловской, затем Могилевской семинарии (1825—27), настоятель казанского Зилантова монастыря (с 1829). В 1835—50 профессор Казанского университета, сначала на кафедре церковного права, затем на кафедре философии. В 1839—40 в Казани опубликовал 6-томную «Историю философии», шестая часть этого труда посвящена русской философии. Это была первая попытка систематического изложения истории русской философии, которой, по Гавриилу, присущ специфически религиозный характер. Каждый народ имеет свои особенности и свою философию, «более или менее наукообразную, или, по крайней мере, рассеянную в преданиях, повестях, нравоучениях, стихотворениях и религии» (ч. 6, с. 3). Русский человек «богобоязлив, до бесконечности привержен к вере, престолу и отечеству», а в «любомудрии» отличительным характером его мышления является «рационализм, соображаемый с опытом» (ч. 6, с. 5). Русская философия, по Гавриилу, обязана своим возникновением и развитием греческому и русскому духовенству. Благодаря грекам мы «полюбили преимущественно» Платона, европейцы же — Аристотеля. Первым учителем русских в философии был митрополит Никифор (12 в.), затем Владимир Мономах, Даниил Заточник, Нил Сорский, Феофан Прокопович, Сковорода и др. Соч.: Философия правды. Казань, 1843; Поучительные слова. В 2-х ч. Казань, 1850. Лит.: Ванчугов В. В. Очерк истории философии «самобытно- русской». М., 1994. В. В. Ванчугов

ГАДАМЕР(Gadamer) Ханс-Георг (род. 11 февраля 1900, Марбург) — немецкий философ, основоположник герменевтики философской. Изучал философию, историю литературы, историю искусств и евангельскую теологию сначала в Бреслау, затем в Марбурге. Кандидатскую диссертацию защитил под руководством П. Наторпа и Н. Гартмана (1922). Изучал также классическую филологию на кафедре П. Фридлендера; в 1929 защитил диссертацию «Диалектическая этика Платона (Феноменологическая интерпретация «Филеба»)». В 20-е гг. посещал лекции и семинарские занятия Хайдеггера, что определило его последующий философский поиск. С 1929 по 1938 преподавал

в университетах Марбурга и Киля (профессорское звание получил в 1937), с 1939 по 1947 — профессор Лейпцигского университета (в 1946—47 — ректор). В 1947—48 — во Франкфурте; в 1949 возглавил кафедру философии Гейдельбергского университета, сменив К. Ясперса. После выхода на пенсию (1968) в течение двадцати лет активно работал в качестве приглашенного профессора за рубежом, прежде всего в США; оставил лекционную деятельность в конце 80-х гг. Известность Гадамеру принес его труд «Истина и метод» (1960). Союз «и» в названии работы обозначает не столько связь «истины» с «методом», сколько их известную несовместимость. Демонстрируя «неметодическую» суть человеческого познания, Гадамер стремится показать, что способ познания, связанный с понятием науки и с заложенным в ее основу понятием метода, далеко не является универсальным. Культурно-историческая традиция знает различные способы человеческого отношения к миру. Можно выделить три основные формы связи человека с миром, три основных вида опыта и, соответственно, три измерения, в которых разворачивается бытие человека: «эстетическое», «историческое» и «языковое» (им соответствуют три основных раздела книги). Все три термина несут на себе печать условности, т. к., во-первых, они не обозначают принципиально различных сфер, а, во-вторых, сложившийся за последние полтора столетия характер их использования привел к обеднению их значения. Записанное по ведомству «эстетики» искусствоведение недопустимо сузило опыт истины, обретаемый в искусстве и посредством искусства. Под влиянием Канта, усматривавшего основу прекрасного в априорной структуре субъективности, произошло забвение того обстоятельства, что искусство есть способ раскрытия истины. Историзм 19 в. изъял из исторической сферы «герменевтическое измерение»: историю стали изучать вместо того, чтобы ее понимать. К текстам прошлого стали подходить «лишь исторически», т.е. рассматривать их исключительно как продукт определенных социально-культурных обстоятельств, как если бы они не имели никакого касательства к нам. В стремлении преодолеть ограниченность позитивистски ориентированной исторической науки Дильтей предложил психологический подход к осмыслению феноменов прошлого: их нужно не просто объяснить, исходя из определенного представления о связи общего и частного, но и понять, воспроизведя как уникальное порождение индивидуальности. Однако герменевтическая проблема, т.е. проблема понимания, тем самым не раскрывается — для понимания недостаточно перемещения интерпретатора в «горизонт» автора, необходимо «переплавление» их горизонтов. Последнее же может произойти только благодаря чему-то третьему, тому общему, в чем смогут примириться позиции обоих. Таким «третьим» выступает язык, рассматриваемый с точки зрения его бытийного статуса, т.е. как особая реальность, внутри которой человек себя застает и которая не может быть схвачена средствами социологического или

474

ГАЗАЛЙ психологического исследования. В стихии языка осуществляется как понимание человеком мира и его самопонимание, так и понимание людьми друг друга. Философский проект Гадамера представлял собой т. о. попытку синтеза экзистенциально-феноменологической философии (и прежде всего «герменевтики фактичности» Хайдегге- ра) с традицией герменевтики как дисциплины. Вслед за Хайдеггером Гадамер рассматривает понимание не в теоретико-познавательном, а в онтологическом плане: понимание предстает не в качестве инструментальнологи- ческого акта, а в качестве способа человеческого бытия. Это влечет за собой радикальный пересмотр содержания и целей герменевтики. Если у Шлейермахера последняя служила «учением об искусстве понимания», а у Дильтея — специфическим методом гуманитарного познания, то у Гадамера герменевтика становится исследованием условий возможности понимания как модуса существования. Развивая хайдеггеровский тезис о «предистолкованности» мира в дорефлективных структурах его данности человеку, Гадамер ведет речь о «предпонимании»; последнее конкретизируется им как «предрассудок» (букв, пред-суждение, Vorurteil). Наши «предрассудки» в гораздо большей мере определяют наше отношение к действительности вообще и к текстам традиции в частности, чем наш «рассудок». Равным образом онтологическую трактовку получает у Гадамера и «герменевтический круг»: он вызван изначальной взаимообусловленностью «предпонимания» и понимаемого произведения. К смыслу текста мы движемся благодаря пониманию его отдельных частей, но для того, чтобы понимать отдельные части, уже надо обладать пониманием (предпониманием) целого. Предвидя упрек в релятивизме, Гадамер ведет речь о диалогической структуре понимания. Понимание имеет вопросно-ответную структуру: понять текст — значит понять вопрос, который этим текстом ставится, а не навязывать тексту посторонний вопрос. Однако понять вопрос текста можно лишь при условии, если мы в состоянии сами им задаться. Поэтому вторым шагом будет отнести этот вопрос к себе, что ведет к критической проверке того «предпонимания», с которым мы приступали к чтению. Гадамер заостряет внимание на несводимости герменевтики к методологии интерпретации. В этой связи ключевые понятия его собственной концепции — «действенная история» и «действенно-историческое сознание»: всякий акт интерпретации того или иного произведения определен предшествующими интерпретациями последнего (традицией интерпретации), но всякий акт интерпретации, в свою очередь, включен в традицию, образует звено ее «события». Выдвигая на первый план «событие традиции» и «причастность» интерпретатора этому событию, Гадамер отмежевывается от приверженцев традиционной герменевтики (Э. Бетти, Е. Д. Хирш и др.). Если у последних речь идет об обеспечении объективного познания прошлого исследователем, укорененным в настоящем, то в континууме традиции, о котором говорит Гадамер, нет ни прошлого, ни настоящего: Шекспир может выступать современником Софокла. Моделью герменевтического опыта выступает опыт искусства. Полемизируя с концепцией «эстетического суждения» Канта, Гадамер рассматривает искусство как автономный источник «опыта истины». Здесь Гадамер апеллирует не только к Хайдеггеру, но и к Гегелю: гегелевское понятие «объективного духа» лучше подходит для его герменевтики, чем такие восходящие к романтикам и Шлейермахеру понятия, как «субъективность» и «ин7 дивидуальность». Если у Шлейермахера и Дильтея задача интерпретатора состояла в воспроизведении опыта, заключенного в тексте, то Гадамер подчеркивает важность «произведения» опыта заново, тем самым смещая акцент с «репродуктивной» стороны истолкования на его «продуктивный» момент. Однако союз философской герменевтики с гегелевской философией непрочен: исходный пункт Гегеля — самопознание абсолютного духа, т.е. бесконечная мощь рефлективного сознания, тогда как Гадамер отправляется от принципиальной конечности человека и, соответственно, ограниченности его рефлективных усилий. Движение традиции не может быть поэтому схвачено в категориях развития или прогресса. Гегелевской метафоре «снятия» Гадамер предпочитает хейзинговскую метафору «игры». В «диалоге», каковым является традиция, никому не дано сказать последнее слово. Традиция развертывается прежде всего как языковая традиция. Мы «живем в традиции» постольку, поскольку «живем в языке». Язык для Гадамера, как и для Хайдеггера,— это не инструмент и не знак того или иного «мысленного содержания», а медиум раскрытия истины. В той мере, в какой герменевтика имеет дело с языком как универсальным медиумом раскрытия бытия, она имеет универсальный характер. В онтологизировании языка Гадамер заходит столь далеко, что утверждает: «бытие, которое может быть понято, есть язык». «Истина и метод» — единственное произведение Гадамера «систематического» характера. В остальных своих сочинениях он выступает как практикующий герменевт. Объектом его штудий выступают как классические тексты историко-философской традиции (Платон и Аристотель, Гегель и Кант, Гуссерль и Хайдегтер), так и классики мировой поэзии (Гёте, Рильке, П. Целан, Гельдерлин). Соч.: Wahrheit und Methode. Tub., 1975; Piatos dialektische Ethik. Hamb., 1983; Hegels Dialektik: funf hermeneutische Studien. Tub., 1971; Vernunft im Zeitalter der Wissenschaft. Fr./M., 1976; Heideggers Wege. Tub., 1983; Lob der Theorie. Fr./M., 1984; Das Erbe Europas. Fr./M., 1989; Uber die Verborgenheit der Gesundheit. Fr./M., 1993; Der Anfang der Philosophie. Stuttg., 1996; Hans-Georg Gada- mer im Gesprach, hrsg. von С Dutt. Heidelberg, 1993; Gesammelte Schriften, Bd. 1-10. Tub., 1985-1995; Истина и метод. M., 1988; Актуальность прекрасного. M., 1991. Лит.: Hermeneutik und Dialektik. Aufsatze H. Gadameras zum 70. Geburtstag, Bd 1—2. Tub., 1970; Hermeneutische Positionen. Gott., 1982. В. С. Малахов

ГАЗАЛЙАбу Хамид Мухаммад Ибн Мухаммад, ал (1058, Туе, Иран —1111, там же) — мусульманский философ, крупнейший исламский богослов. Образование получил сначала в Тусе, затем в Джурджане и Нишапуре, где учился под руководством видного представителя аша- ритского калама ал-Джувайнй. После смерти своего учителя (1085) ал-Газали: находился при дворе сельджукского везира Низам ал-Мулка, который назначил его в 1091 преподавателем в основанном им в Багдаде медресе ан-Низамиййа. Лишившись своего покровителя, убитого исмаилитами, ал-Газали в 1095 покинул Багдад под предлогом совершения хаджжа-паломничества. Провел 11 лет

475

ГАЙ в странствованиях, во время которых посетил Дамаск, Иерусалим, Мекку. В 1106 начал преподавать в медресе ан-Низамиййа, куда был приглашен везиром Фахр ал-Мулком (сыном Низам ал-Мулка). Незадолго до своей кончины вернулся в Туе. Творчество ал-Газали многогранно и противоречиво. Трудность определения его истинных взглядов отчасти обусловлена его собственным предупреждением (в частности, втрактате «Весы деяний») о том, что сокровенные его мысли содержатся не в опубликованных сочинениях, а в предназначенных для избранных трактатах. В своей квази-автобиографии «Избавляющий от заблуждения» философ описал поиск истины, в рамках которого он прошел путь от слепой веры к каламу, от него — к арабояшчпому перипатетизму (фалсафе), затем к исмаилизму, остановившись на суфизме. Согласно этому сочинению, как и трактату «Удержание широкой публики от калама», калам, способный служить делу защиты религии от опасных новшеств, мало полезен для приобретения позитивного знания, а в душу неподготовленных в теоретическом отношении людей он может внести только путаницу и сомнение. Вместе с тем позитивный очерк теологии калама ал-Газали дал в работе «Краткое изложение вероучения» («ал-Иктисад фи-л-и'тикад»). Против исмаилитов (батинитов) направлено, помимо «Избавляющего», сочинение ал-Газали «ал-Мустазхири». Представив сначала объективное и систематизированное изложение основных положений восточно-перипатетической логики, физики и метафизики в книге «Цели философов» («Макасид ал-фалясифа»), в работе «Опровержение философов» (точнее, «Непоследовательность философов», «Тахафуг ал-фалясифа», на которую Ибн Рушд написал ответное «Опровержение Опровержения») ал-Газали доказывал неспособность мусульманских перипатетиков построить метафизику на принципах, согласующихся с буквой священных текстов (в частности, с догмами о сотворенности мира, о знании Богом единичных вещей, о телесном воскрешении). Одновременно ал-Газали пытался легализовать другие разделы перипатетической философии — логику, математику и физику, говоря о нейтральности их по отношению к религии. Особенно заметно его стремление пропагандировать логику, которой он посвятил ряд работ («ал-Кустас ал-мустаким», «Ми'йар ал-'илм», «Махакх ан-назар»), изменяя, однако, ее терминологию и представляя правила логики как выводящиеся из Корана и Сунны. Вместе с тем некоторые трактаты ал-Газали (например, «Ма'аридж ал-кудс») свидетельствуют о близости его идей к метафизическим концепциям восточных перипатетиков (признание тезиса о вечности мира, теория эманации и т. п.). Суфизму, на котором автор «Избавляющего» остановил свой выбор после долгих духовных исканий, посвящен фундаментальный труд «Воскрешение наук о вере», где дан а мистическая трактовка мусульманского закона, прежде всего его культово-этических принципов. Метафизическую систему суфизма ал-Газали разрабатывал в книге «Ниша светов» («Мишкат ал-анвар»), описывая универсум в виде световой иерархии, основание которой составляют «темные», материальные предметы, а вершину — Чистый Свет, Бог. Соч.: Воскрешение наук о вере. Избр. главы, вступительная ст. В. В. Наумкина. М., 1980; Правильные весы (аль-Кустас аль-Мустаким). Отдельные главы. — Там же; Избавляющий от заблуждения. — В кн.; Григорян С. Н. Из истории философии народов Средней Азии и Ирана 7—12 вв. М., 1960; Ответы на вопросы, предложенные ему. — Там же. Лит.: Керимов Г. М. Газали и суфизм. Баку, 1969; Наумкин В. 2?. Вступительная статья к указанному переводу «Воскрешения...». Г. Ибрагим