Новая книга о штрафбатах
Шрифт:
Наибольшие цифры дали Донской и Сталинградский фронты, что неудивительно, ибо на них пришелся главный удар наступающего врага. Соответственно здесь было: задержано — 36 109 и 15 649 человек, арестовано — 736 и 244, расстреляно — 433 и 278, остальные направлены в штрафные части, а также возвращены к месту прежней службы и на пересыльные пункты.
Практику повальных расстрелов не подтверждает и бывший военюрист А. Л. Долотцев: «После приказа № 227 мы хоть на страхе, но стали держаться. Страх был нужен, чтобы заставить людей идти на смерть. И это в самые напряженные бои, когда контратаки, а идти страшно, очень страшно! Встаешь из окопа — ничем не защищен. Не на прогулку ведь — на смерть. Не так просто…
Потом и аппарат принуждения, и заградотряды. которые стояли сзади. Побежишь — поймают. Двоих-троих расстреляют, остальные — в бой! Не за себя страх,
Перед строем стреляли не всех — явных. С представителями от частей и при новом пополнении. И сразу же митинг: «Лучше честно сложить голову, чем умереть от своей пули, как собака!..» [166]
166
Цит. по: Великая Отечественная война: 1941–1945.: Энциклопедия для школьников. М., 2001. С. 161.
Как и иные части и подразделения линейных войск, подчас сталкивались с заградотрядами и штрафники, о чем имеются, пусть и единичные, свидетельства очевидцев.
И. И. Коржик:
При одной из атак мы попали под сильный огонь шестиствольных минометов, и часть солдат попыталась отойти и спрятаться в лесу. Они были задержаны заградотрядом и расстреляны.
Скорее всего, это как раз подтверждение того, что нет правила без исключения.
Итак, расстрелы были. Безнравственно скрывать драматизм событий, происходивших в летние и осенние месяцы 1942 г. В то же время элементарное требование при освещении прошлого держаться фактов, а не эмоций не позволяет присоединиться к выводам о «кровожадности» загрядотрядов, которые, если верить иным публицистам, стреляли всех направо и налево. Даже по горячим следам сталинского приказа, когда, как известно, исполнители проявляют особое рвение, из общего числа задержанных было арестовано 2,8 %, расстреляно — 0,8 %, направлено в штрафные роты и батальоны — 2,1 %.
Автор отнюдь не разделяет циничный принцип «лес рубят — щепки летят». Самоценна жизнь, важна судьба каждого человека. Наверняка кто-то был направлен в штрафную часть, а то и, будучи задержан заградотрядом, расстрелян несправедливо, второпях, по ошибке, а то и злой воле. Никому не пожелаешь столь трагической участи. Но не сбросить со счетов и то, что воевать дальше без какого-либо поражения в правах получило возможность абсолютное большинство военнослужащих, до этого по разным причинам покинувших передовую — более 91 %. Выходит, с обстоятельствами, в которых оказались девять человек из десяти, разобрались правильно, и людям дали возможность вернуться в воинский строй без всяких для них последствий. Сегодня, в мирное время, сколько допускается судебных ошибок! А там — кровопролитные бои, потери, отступление, положение на фронте балансирует на грани победы и поражения… И тем не менее повальных расправ не было.
Примерно такое же соотношение арестованных и возвращенных на передовую наблюдалось и в каждой отдельно взятой армии. Так, тремя заградотрядами и заградбатальонами 4-й танковой армии Сталинградского фронта к 7 августа 1942 г., то есть за первую неделю существования, были задержаны 363 человека — вышедшие из окружения, отставшие от своих частей, бежавшие из плена, совершившие побег с поля боя, имевшие «сомнительные ранения». Проведя тщательную проверку, особый отдел армии распорядился с контингентом задержанных следующим образом: 187 человек были возвращены в свои подразделения, 43 — направлены в отдел укомплектования, 73 — в спецлагеря НКВД, 27 — в штрафные роты, 2 — на медицинскую комиссию, 6 — арестованы и 24 военнослужащих расстреляны перед строем. [167]
167
Сталинградская эпопея. С. 181–182.
Как нетрудно заметить из приведенных цифр, упор в деятельности заградотрядов делался отнюдь не на репрессии. В связи с этим в литературе уже высказывалась, на первый взгляд, внешне парадоксальная, но, как представляется, верная, по сути, мысль. А именно: с изданием приказа № 227, несмотря на его крайне суровый характер, уровень правовой защиты военнослужащих, в том числе и заподозренных в самовольном оставлении своей части, повысился. Раньше отставшего, отступившего или покинувшего поле боя мог, не разбираясь, застрелить любой разгорячившийся командир или комиссар, а теперь вину военнослужащего определяли профессионалы и не второпях. То обстоятельство, что борьба с дезертирством приобрела более юридически определенный характер, давало провинившемуся лишний шанс на объективное разбирательство.
И это не досужее мнение, родившееся много позже войны. Подтверждение сказанного нашло отражение даже в художественной литературе, увидевшей свет в годы военного лихолетья. В повести K. M. Симонова «Дни и ночи» есть эпизод, когда один из сталинградцев солдат Степанов, став свидетелем того, как во время отражения вражеской атаки немецкий танк раздавил его напарника, под влиянием безотчетного ужаса, «ничего не соображая», бросил окоп и пополз к Волге. Его задержали недалеко от штаба полка и возвратили в батальон с конвоиром, заведя дело о дезертирстве.
В конце концов со Степановым разобрались, поняли, что он, стоило шоку пройти, и сам бы вернулся в родной батальон. «Состава преступления для предания суду трибунала нет», — дал заключение следователь дивизионной прокуратуры. Но вот что еще важно: чтобы соблюсти законность, следователь с риском быть раненым, а то и убитым пробрался в передовое подразделение, отрезанное гитлеровцами от основных сил, в котором служил Степанов. Допрос несколько раз прерывался немецкими атаками, в отражении которых приняли участие и работник прокуратуры, и подследственный. Следователь был ранен, из боя его вынес и перевязал Степанов. Они оба могли и погибнуть. И хотя комбат, главный герой повести, ощущает некую нелепость этой ситуации (рисковать жизнью одного человека. чтобы в результате расследования. Fie исключено, отнять жизнь у другого), он не может не сделать знаменательный вывод: «А между тем все это, вместе взятое, как будто происходило по правилам, так, как и должно было происходить».
Именно: как и должно было происходить. А не будь у порядка привлечения дезертиров к ответственности ясного юридического основания, сгоряча «хлопнул» бы какой-нибудь командир или комиссар Степанова, нормального бойца, такого же, как и его боевые товарищи, защитника Сталинграда. Разве что с более расшатавшимися нервами, чем у других.
Подавляющее большинство военнослужащих, задержанных заградительными отрядами, возвращалось в свои части и впоследствии. Например, в ходе Курской битвы [168] заградительные отряды Воронежского фронта в период с 5 по 10 июля 1943 г. задержали 1870 человек. В процессе их проверки были выявлены и арестованы 6 дезертиров, 19 членовредителей и 49 паникеров, бежавших с поля боя. Остальные 1796 человек как потерявшие связь со своими подразделениями были возвращены в строй. [169]
168
К этому времени изменилась подчиненность заградительных отрядов. 19 апреля 1943 г. Управление особых отделов из НКВД было передано в Наркомат обороны и реорганизовано в Главное управление контрразведки «Смерш» HKO СССР (аналогичное управление было создано и в структуре Наркомата ВМФ). В этих условиях всякий разговор авторов «Штрафбата» и их единомышленников о «синих фуражках», якобы находившихся за боевыми порядками передовых частей, становится тем более пустым.
169
«Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. М., 2003. С. 50.
Аналогичная картина складывалась на Центральном фронте. «Путем усиления заградительной службы как за боевыми порядками, так и в тылу частей в отчетном (июль 1943 г. — Ю. Р.)периоде, — докладывал 13 августа 1943 г. в Москву начальник управления контрразведки «Смерш» фронта генерал-майор А. А. Вадис, — задержан 4501 человек, из них: арестованы — 145 чел., переданы в прокуратуры — 70 чел., переданы в органы НКГБ — 276 чел., направлены в спецлагеря — 14 чел., направлены в части — 3303 чел.». [170]
170
«Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. С. 129–130.