Новая песнь Господу
Шрифт:
3. Дом и храм: служение Слову, ставшему плотью
Эти размышления приводят нас ко второй части, где, помимо основополагающей формации человека и христианина, будет идти речь о формации будущего пресвитера. Текст, говорящий о духовном доме, созданном из камней живых, по-прежнему будет служить нам точкой отсчета. Это дом, который Бог созидает Себе в мире и который вместе с тем мы созидаем для Него, — «Дом Божий». Здесь происходит обращение ко всему богословию Храма. Храм — это, прежде всего, место обитания Бога, пространство Его присутствия в этом мире. И именно как таковое он является местом собрания, где всегда заново совершается завет. Он есть место встречи Бога и Его народа, который в этой встрече осознает себя. Он есть место, откуда раздается Слово Божие, место, где установлен эталон Его закона и откуда он становится далеко видимым. Поэтому, в конце концов, он есть место славы Божией. Она является в неприкосновенной чистоте Его слова, но и в праздничной красоте культового действа. Слава выражается в прославлении, которое является ответом на призыв Слова, — ответом концентрированным и предваряющим, ответом,
Мы прославляем Бога и даем сделать себя сопричастными акту любви, совершившемуся на Кресте. Прославление и завет, культ и жизнь становятся одним и тем же, одним неразделимым целым. Час Иисуса, длящийся до сих пор и до скончания дней, заключается в том, что Он с высоты Креста привлекает нас всех к Себе (Ин 12, 32), чтобы мы были «все одно» в Нем (Гал 3, 28).
В новом культе, который постоянно совершается в нашем Пасхальном переходе, заставляющем нас выйти из самих себя, чтобы вступить в пространство Тела Христова, основные элементы, определявшие культ Ветхого Завета, сохраняют всю свою ценность; и только теперь они обретают всю полноту своего значения. Мы уже говорили, что Храм — это, прежде всего, место для слова Божия. Поэтому священство, которое есть служение Слову, ставшему плотью, должно олицетворять слово Божие в его неискаженной чистоте и вечной актуальности. Для священника Нового Завета абсолютно необходимо, чтобы он предлагал не свою личную философию жизни, которая была бы результатом размышлений или чтения, но чтобы он передавал Слово, которое было вверено нам в сочтенные надежными руки и которое мы не должны «повреждать», согласно энергичным и выразительным словам Павла из его Второго послания к Коринфянам (2,17). В этом заключается самый требовательный вызов, который священник обязан принять. Он ярко проявляет весь масштаб и всю глубину того, что означает подготовка к священству. Как священник я не имею права высказывать свои собственные идеи; я — посланник Другого, и только это и придает вес моему слову. «Мы — посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 Кор 5, 20). Этот текст Павла и до сих пор подходит, чтобы определить существеннейшую форму и миссию существования священника в Церкви Нового Завета Я должен передавать слова Другого: это значит, что прежде всего я должен их знать, понимать, сделать глубоко своими.
Однако это возвещение предполагает, конечно, гораздо больше, чем отношение телеграфиста, который верно передает чуждые ему слова, не касающиеся его лично.
Я должен передавать слова Другого от первого лица, совершенно лично, и я должен настолько сообразоваться с ними, чтобы они стали моими собственными. Эта весть нуждается не в механическом передатчике, а в свидетеле. Обычно человек рождает мысль, а потом ищет слова, чтобы выразить ее; здесь все наоборот: слово предшествует. Человек открывается ему и отдает себя в полное его распоряжение. Именно в этом процессе обучения, постижения и ответа, который позволяет прожить слово изнутри, и состоит основа всякой подготовки к священству.
В своей книге духовных упражнений отец Кольвентах определяет это подчинение собственного знания учению Церкви как sacrificium. intellectus и продолжает:
«Этот sacrificium отмечает весь духовный труд [...] печатью жертвенности в собственном смысле слова, а значит, отмечает его печатью священства. [...] Способность [...] благовествовать предполагает далеко не только знание, прежде всего — личное единение священника с телом Христа и наше личное понимание передаваемого слова. Как и для левитов, пророков и апостолов, процесс обучения того, кто возвещает слово Божие, — процесс, не имеющий конца, — состоит также в том, чтобы предоставить первое место славе Божией [...]. Священник должен безоговорочно предать себя Слову Божию».
В этой же перспективе отец Кольвентах разъясняет таинственное выражение Павла «облечься во Христа»: облечься во Христа — это и есть процесс нашего отождествления со словом веры, внутренняя живая ассимиляция этого слова, которое таким образом становится нашим собственным, потому что мы сообразовали себя с ним.
Практически это означает, что при изучении богословия интеллектуальный аспект неотделим от духовного. То, что в этом мире есть Слово Божие, которое доступно для меня, то, что Бог сказал и говорит нам нечто, — вот самая поразительная новость, какую только можно себе вообразить. Но привычка слишком притупила нашу восприимчивость, чтобы мы могли прочувствовать то, что есть в этой новости совершенно неслыханного. Недавно я вспомнил маленькую историю, которую Хельмут Тилике рассказывает в своих воспоминаниях. Два студента-филолога, никогда не получавшие никакого религиозного воспитания, оказались слушателями одной из его проповедей в Гамбурге. Больше всего их потрясло совместное чтение «Отче наш», текста которого они до сих пор не знали. Но поскольку все прочие явно знали его, они не решились ни о чем спросить, а попытались найти его сами. Их поиски в муниципальной
В самой природе призвания к священству — признать поразительную близость Слова Божия во всей его захватывающей красоте и всеми силами отдаться служению этому Слову. Поэтому мы не должны отступать ни перед каким усилием ради познания и признания Слова Божия. Если стоит выучить итальянский ради того, чтобы читать в оригинале Данте, насколько же более само собой разумеющимся должны мы считать овладение оригинальными языками Писания. Любое серьезное историческое исследование естественным образом является частью нашего вхождения в Слово Божие. Путь, ведущий к священству, не может обойтись без дисциплины разума, без дисциплины методического труда. Тот, кто любит, стремится познавать. Никогда ему не будет достаточно того, что он знает о любимом. Поэтому усердие, приложенное к познанию, — это внутреннее требование любви.
В то же время методическая дисциплина, всегда позволяющая отрешиться от личных идей, которые нам нравится лелеять, ради послушания существующей данности, — незаменимый аспект воспитания в истине и достоверности, существеннейшая составляющая этого самозабвения свидетеля, который возвещает не себя, а всецело отдается служению Большему, чем он сам. Набожность, которая хотела бы обойтись без этого усилия, превращается в фанатизм. Строительство без истины — это нечто вроде духовной мастурбации, которой мы не должны предаваться.
Серьезный и дисциплинированный труд ради понимания Священного Писания — основа воспитания священства. Но, конечно, чисто исторического чтения Библии недостаточно. Мы читаем ее не как человеческое слово из прошлого; мы читаем в ней Слово Божие, которое Бог доносит через людей прошлого людям всех времен, с тем чтобы оно стало для них вечно новым Словом их настоящего.
Относить Слово только к прошлому — значит отрицать Библию как таковую. Подобное чисто историческое объяснение, интересующееся лишь тем, что было, логически приводит к отрицанию канона, а значит, к оспариванию Библии как Библии. Принять же канон — значит всегда читать Слово, не сводя его к моменту его создания; значит видеть в непосредственных авторах Народ Божий, носителя и вечного автора Слова. Но, поскольку никакой народ не может быть Народом Божиим сам по себе, то признавать присутствие народа на заднем плане — значит также в нем и через него признавать Бога, истинного вдохновителя его пути и его памяти, ставших Писанием. Только будучи помещенным в такую перспективу, экзегезис становится библейским экзегезисом и богословием. Богословие существует только в той мере, в какой его несет субъект-Церковь, без нее богословия нет. Когда она забывает об этом, богословие становится философией религии: вся гамма богословских подходов становится не более чем нагромождением исторических, философских и прикладных дисциплин; точно так же, как разрушается каноническое право при отсутствии постоянного субъекта {личности), который может нести за него ответственность.
Как только внутреннее присутствие этого субъекта — Церкви в душах начинает слабеть, мы становимся свидетелями процесса распадения: разрушение канона и распадение богословия как такового на ряд дисциплин, едва связанных между собой, становятся неизбежны. В этом колоссальное искушение нашего времени, утратившего чувство тайны Церкви и видящего во всей великой Церкви только самонесущую организацию, которая может координировать религиозные интересы, но сама не входит в религию и выражает себя лишь в непосредственно видимой общине. Вот почему опыт и приятие Церкви — одни из самых главных составляющих подготовки будущего священника. Если во время этой подготовки «Церковь не пробудится в уме и сознании людей», все, в конце концов, останется чисто субъективным. Вера становится делом личного выбора: я выбираю то, что мне кажется еще годным для актуализации. Процессу отрешения от себя, посредством которого я предаюсь слову Другого, больше не находится места. Слово остается моим словом. Я не даю включить себя в Тело Христово и остаюсь сам с собой.
Это значит, что подготовка к священству обязана предполагать всеобъемлющую формацию, включающую в себя самые разные научные подходы. По сути своей, религия Слова есть религия разумная. Философский и исторический аспекты являются ее частью в той же мере, что и пастырское измерение. Но все это может связаться воедино только на основе собственно богословского ядра, которое не может существовать без того, что есть Церковь. Сегодня, в нашу эпоху все возрастающей специализации, поиск внутреннего единства в богословии и сосредоточение всего вокруг общего центра кажутся мне насущной необходимостью. Конечно, богослов должен получить многостороннее образование, но богословие должно быть всегда готово отказаться от всяческой шелухи, чтобы сосредоточиться на главном. Оно должно уметь различать специализированное знание и знание основополагающее. Оно должно, прежде всего, давать органическое видение целого, которое объединяет всю суть. Если якобы образцовое обучение приводит в конце концов лишь к накоплению массы специализированных знаний, не связанных друг с другом, оно терпит провал. Только видение целого дает возможность также признать критерии, нужные для различения духов, для независимости несущего весть. Если он не учится суждению, исходящему из целого, он оказывается беззащитен перед лицом переменчивой моды.