Новая Россия, или, это мы, оба-двое!
Шрифт:
– Ну, орлы, готовы к завтрашнему испытанию? -Да фига ли там, не в первый раз такие мероприятия у нас, - с уверенностью бывалового аристократа сказал Сергей.
– Тогда я пошла.
– А разве ты не останешься со мной?
– тихо спросил Андрей.
– Сегодня нет. Ты же знаешь, что у меня еще и дети есть. Негоже бросать их каждую ночь. Ты меня понимаешь?
– Конечно, но все-таки...
– Не надо слов, завтра вечером увидимся. Хорошо?
И с этими словами Наталия пошла к выходу. Андрей проводил ее до дверей, где они еще минут пять прощались. Затем он вернулся в комнату и погрозил кулаком Сергею:
– Даже думать не моги! -А мне думать не положено.
– ехидно, но при этом добродушно, ответил Сергей
Андрей покачал головой, но ничего не
– Весьма интересно, что же такого мог написать Гомер в те времена о нашем Бореньке. И как он вообще мог его знать, а? Не иначе, экстрасенс.
После чего Андрей открыл книгу и начал читать. С первых же строк повествование его захватило, да и как было не заинтересоваться, ежели самые первые строки гласили:
Гнев, Госдума, воспой у Бориса, Николаева сына,
Грозный, который россияянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славянских героев низринул
В мрачный рынок, и самих распростер их в корысть плотоядным...
Насколько мог судить Андрей, книга, да простят нам боги тавтологию, обещала быть многообещающей...
Глава двенадцатая. Эх, пейзаны, нам ли жить в печали?
А в это время в губернаторском дворце развертывалось подготовка к очередному действию под незатейливым названием "выезд в люди". Обычно это мероприятие широко освещалось в прессе, журналисты вываливали тонны виртуозной словесной шелухи, несшей от силы пару миллиграмм достоверной информации; на заводах, больницах и прочих учреждениях формировались бригады особого назначения для выражения воодушевления и искреннего восторга, участникам которых выплачивалось соответственно по децибелам и количеству воплей. Сегодняшнее камлание также не выбивалось из общей колеи, и потому Борис Эдуардович нисколько не волновался, сумеют ли его приближенные организовать все как надо. Оттого, пребывая в состоянии перманентного умиления, он, раскрыв пасть умудренного аппаратной жизни чиновника, сладко зевнул, после чего лениво протянул:
– А что, Манечка, не махнуть ли нам куда-нибудь развеяться?
Нужно признать, что в сей день Борис Эдуардович был в настроении не просто в благодушном, душа стремилась ввысь, и потому ему хотелось от всей души сделать ближнему что-нибудь хорошее. Из всех ближних на данный исторический момент в наличии имелась только Манечка, в миру Мария Николаевна, когда-то бывшая "в употреблении" и носившая гордый позывной Машка, а теперь ставшая очередной пассией местного воеводы, или, как теперь стало модно прозываться – губернатора. Борис Эдуардович о прошлом Машки был наслышан, но нисколечко не возражал, ибо не только людишки подлого рода имели честь ознакомиться с постельными талантами его подружки, но и многие личности высоких рангов, что давало гауляйтеру местного розлива возможность держать некоторых слишком резвых чиновников на коротком поводке. Манечка же, со своей стороны, искусно пользовалась своим положением, не зарывалась, и, можно признать, вела себя довольно прилично для дамы ее происхождения и прошлого, даже если принять во внимание тот факт, что время от времени, она делала уже вышеупомянутым слишком ретивым чиновникам визиты, после которых её банковский счет приятно возрастал на энную сумму. Каким же путем ей удавалось этого добиться – история умалчивает, а потому и мы не будем делать скоропалительных выводов..
Обрадовавшись такому предложению, которое сулило приятные моменты, Манечка в ответ широко зевнула и томным голосом проворковала прямо в ухо своего ненаглядного:
– Боренька, ты такой милый, такой душка! Я только подумала, а ты уже вспомнил, что я так давно не была на Бермудах.
Борис Эдуардович удовлетворенно хмыкнул, от души потянулся и позвонил в колокольчик. Вообще-то, имелась особая кнопка, для экстренного вызова челяди, но добрый старый обычай вызывать лакеев звуками колокольчика был ему более приятен, и потому современная модерновая кнопка, как правило, оставалось большей частью невостребованной. Легкое сожаление вызывало только одно – к колокольчику полагался роскошный халат, однако одевать его приходилось только для своих, к коим относилась обширная и многочисленная свита, остальных приходилось удовлетворять деловым одеянием светского человека, ну а что касается многочисленной челяди, то ее можно было не принимать во внимание, словно бы и не было ее, а если учесть, что в челядь принимали всякую отборную голь-шмоль перекатную, чуждую каких-либо устоев, то терять время на соблюдение приличий, было бы верхом неприличия.
Через мгновение в дверях материализовался неприметный организм, угодливо изогнувшийся и уже приготовивший блокнотик с ручкой.
– Чего изволите, Борис Эдуардович? – произнес он елейным голосом человека, знающего как держать себя в присутствии особ, хотя и не коронованных, но все же приближенных к Самому.
– Любезный, закажите-ка нам пару билетов до…куда, Манечка, поедем?
– Бермуды, Боренька, непременно Бермуды.
– Будет сделано, сию минуту. На какое число изволите заказать?
– А вот как только лабуду с деревней закончим, так и полетим. Ну, что стоим? Бегом исполнять!
Человечек моментально дематериализовался, словно его и не было. Школа, что тут еще скажешь!
Кряхтя и позевывая, Борис Эдуардович стал одеваться. Когда ритуал был закончен, на зов колокольчика явился камердинер, помогший довести процесс до логического конца, затем брадобрей, и, в качестве апофеоза, личная массажистка и специалистка по маникюру-педикюру, специально нанятые в забугорных странах и принятые в штат, как специалисты по особым поручениям. В конце концов, для чего ещё нужен бюджет, если не для своего личного пользования?
Наконец, процедуры закончились и можно было приступить к скромному завтраку. Памятуя слова своего кумира о том, что "пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой", на сей раз было решено ограничиться седлом барашка, фаршированными рябчиками и свежей клубничкой, фаршированной кедровыми орешками и политой соусом из клубники и коньяка с легким буше. Лениво погладывая косточку, Борис Эдуардович проглядывал свежие газеты, услужливо подносимые официантами. Если бы не столь высокий пост, то он, честно говоря, лучше бы почитал что-нибудь легонькое, вроде комиксов, но положение обязывало, и волей-неволей, приходилось штудировать местную прессу. Но все плохое, как, впрочем, и хорошее, когда-нибудь, да заканчивается. Так и газеты были прочитаны, завтрак опробован и можно было отправляться на работу.
Все шло как обычно, и вдруг, раздалась нежная трель телефона. Борис Эдуардович невольно вытянулся в струнку, и трепетно обнявши трубку, хорошо поставленным голосом отрапортовал:
– Губернатор слушает! Чем могу служить?
Голос звонившего принадлежал к тем, кто совсем особо приближен к кремлевским небожителям. А такие люди звонить по пустякам не любят, следовательно, причина была весьма серьезной. О чем они говорили в деталях, до сих пор остается тайной, однако, глядя на удрученное лицо своего хозяина, окружение поняло, что, выражаясь словами классика, "прогнило что-то в королевстве Датском." Впечатление сие усилилось после того, когда Борис Эдуардович с видимым усилием приказал билеты на закордонный вояж ликвидировать. Понять подавленное настроение губернатора можно было легко и просто – кому захочется ехать в какую-то деревеньку, пусть и находящуюся в твоей губернии, получив облом с роскошными Мальдивскими островами или Бермудами? И все из-за каких-то там провалов в сельском хозяйстве. Или не провалов. А может и провалов, но не в сельском хозяйстве. А может, и вообще в связи неизвестно с чем. Попробуй, пойми вышестоящее начальство. Ежели оно ничего толком не объясняет.