Новая сила
Шрифт:
Он кивнул в открытый люк. Внизу, на индигово-синей глади моря были рассыпаны изумрудные кляксы многочисленных островов, обычных и Плавучих. С некоторых поднимались столбы жирного дыма – последствия продолжающегося налёта инри.
– Да вы за меня не волнуйтесь, сэр… – продолжал Уилбур, немного понизив голос. – Жив останусь, не собьют – а уж куда садиться, я как-нибудь соображу!
VI
Теллус.
Окрестности Новой Онеги.
Все люки, вентиляционные отдушины и заслонки на смотровых щелях давно были откручены, откинуты, распахнуты настежь – но всё равно, воздух в кабине шагохода был спёртым, напитанным миазмами разогретой питательной смеси, угарными газами и угольной копотью. Густопсовый душок, как образно выразился инструктор, штаб-ротмистр бронемеханизированной роты Ново-Онежского драгунского полка. В этой отравленной атмосфере задыхались и принимались взахлёб кашлять даже привычные ко всему механики-водители боевых шагоходов, так что пришлось затребовать из казарм газовые маски – кожаные намордники со стеклянными глазами-окулярами в медных оправах и медными же бочонками дыхательных фильтров. Эти маски входили в снаряжение солдат и предназначались для защиты от инрийских кислотных паров и ядовитого тумана – обычных средств поражения на поле боя, широко применяемых остроухими нелюдями.
Елене было плохо, душно и до предела некомфортно. Пот скапливался под маской, стекал горячими едкими струйками за воротник. Тело нестерпимо зудело, руки, плечи, бёдра – всё было покрыто синяками и ссадинами. Внутренности кабины чёртовой машины состояли из одних острых углов, от которых слабо защищала пилотская амуниция, сшитая, а кое-где и склёпанная из полос толстой кожи. Жёсткие ремни, которыми её притянули к водительскому месту – карикатурному безголовому подобию человеческого скелета – безжалостно впивались в кожу. Чтобы изобразить шаг, поворот торса или взмах рукой, приходилось прикладывать поистине героические усилия – казалось, что в медных цилиндрах с «сигнальной» псевдомускулатурой на самом деле спрятаны мощные пружины, превращающие каждое её движение в тяжкое испытание. Раза два она чуть не опрокинула машину, и если бы не предусмотрительность инструктора-драгуна, потребовавшего установить в кабине дублирующий «ложемент» (так он называл пыточное приспособление, служащее для управления шагоходом), двуногий гигант давным-давно опрокинулся бы, словно марионетка, у которой перерезали ниточки.
Но мучения – мучениями, а постепенно у Елены начало кое-что получаться. Сказывалось врождённое упрямство и нежелание показывать свою слабость перед незнакомыми военными, которые – никаких сомнений! – только и ждут, когда изнеженная профессорская дочка запросит пощады и сбежит из клёпаного стального гроба, по какому-то недоразумению именуемого рубкой управления.
«…а вот не дождётесь, господа хорошие!..»
Елена мотнула головой, стряхивая струйку пота, застрявшую в левой брови, до боли закусила губу, и сделала шаг. Под полом заскрежетало. Сквозь приоткрытую нижнюю амбразуру девушка видела, как трёхпалая ступня шагохода поднялась, качнулась вперёд, и глубоко ушла в плотно утоптанный грунт тренировочного плаца. Она чуть пошевелила поясницей право-влево – стальной гигант послушно повторил её движение. Тогда она сделала ещё шаг, ещё и ещё – и пустила шагоход раскачивающейся рысью к дальнему краю полигона. Краем глаза она видела в левом, откинутом вверх до упора, броневом люке, как пылит параллельным курсом полугусеничный военный дампфваген, и с него машет ей шляпой отец.
Все неудобства – жара, духота, едкий пот, саднящая боль ушибов – вдруг разом куда-то подевались. Елена рассмеялась прямо в фильтр газовой маски и, ловко орудуя рычагами ложемента, заставила шагоход сначала перейти на шаг, потом остановиться – и развернула его навстречу отцу. Дампфваген резко, подняв облако пыли, затормозил, а Елена, не в силах справиться с охватившим её возбуждением, заставила железную громадину изобразить нечто вроде карикатурного танцевального па с полным оборотом на месте и притоптываниями сначала правой, а потом и левой ступнёй – так, что зрителям показалось, что клёпаное двуногое чудище вот-вот пустится вприсядку.
Получается! Честное слово, получается!
Блестящая латунная трубка, свинченная с артиллерийской буссоли фирмы «Беллау и сынъ», считалась главным Сёмкиным сокровищем. Сама буссоль была давно и безнадёжно сломана, визирная трубка увеличение давала слабенькое – но за неимением других средств наблюдения, ребята рассматривали пылящий вдали шагоход через её мутные стёклышки.
– Может, поближе подберёмся? – предложил Сёмка, оторвавшись от трубки. – Во-он к тому разваленному сарайчику. Оттуда всё будет видно!
Витька прищурился, прикидывая, потом решительно помотал головой.
– Заметят. На плацу полно верховых драгун – поймают и вытолкают взашей. И уж в другой раз уж на пушечный выстрел не подпустят!
Последнее замечание было немаловажным – сюда, на край учебного плац-полигона ребята пробрались, уговорив знакомых солдат, стоящих в оцеплении. Сёмку в гарнизоне знали – как же, сын ротмистра Куроедова, начальника ремонтных мастерских, лучшего в полку водителя шагающих боевых машин и прочего механического транспорта.
– Знать-то знали – но, стоит ему попасться, так, мало того, что уши надерут, так ещё и сдадут на расправу отцу. А уж тот не помилует – форменный офицерский ремень широкий, жёсткий, задницу исхлещет так, что неделю потом на животе спать придётся. Знаем, проходили уже…
И, что гораздо хуже, долго ещё не подпустят ни к плац-полигону, ни к ремонтным мастерским, ни к ангарам, где стоят шагоходы – словом, туда, где Витьку и его закадычного приятеля, Сёмку Куроедова, старшего сына артиллерийского есаула Ново-Онежского казачьего Войска, раньше пускали без возражений. А ведь именно на этом основан их стратегический замысел!
Ребята по очереди, передавая друг другу визирную трубку, полюбовались маневрирующеё вдали двуногой машиной.
– Ловко насобачилась… – завистливо заметил Витька. – И это всего за три занятия!
– Да брось… недоверчиво протянул Сёмка. – Быть такого не может, чтобы девка так лихо водила шагоход! Небось, твой батька за рычагами.
– Не… – Витька помотал головой. – Я его манеру знаю, не ошибусь. Ленка управляет, дочка профессорская. Интересно, зачем это ей?
– Тоже в ископе…искпедицию собралась. – со знанием дела отозвался приятель. – Люди говорят – она со своим папашей-профессором ажно в самые инрийские моря летала, на дальний Юг, к экватору. Там их дирижабль разбился, а сами они обосновались на Летучем островке. А потом, когда инри их отыскали – сбили то ли три, то ли четыре «облачника». А ещё один захватили и на нём вернулись назад!
– Брешут… – неуверенно сказал Витька. – Быть того не может.
– Может, и брешут. А только в ископедицию её берут. Иначе – зачем твоему бате её учить?
Крыть было нечем. Витька насупился, а Сёмка после недолгой паузы заговорил о том, что сейчас занимало их обоих.
– Я вот о чём подумал: батя мой говорил, что его тоже звали с ними, только он отказался. Не хочет мамку надолго одну оставлять, болеет она…. Скоро в Новую Онегу прибудет грузовой дирижабль – за шагоходами и другим имуществом экспедиции. Ну и за людьми, конечно. Здесь всё это на него погрузят и полетят прямиком в Загорье.