Новая журналистика и Антология новой журналистики
Шрифт:
Фелисия бесподобна. Она прекрасна тою редкой яркой красотой, которая не увядает с годами. Светлые волосы, безупречная неброская прическа. Голос у нее «театральный». «Черных пантер» она приветствует совершенно так же, с той же мимикой, с тем же изящным поворотом запястья, что и Джейсона, Джона, Д. Д., Адольфа, Бетти, Джана Карло, Шайлера, Годдарда. Добро пожаловать на одну из тех «послеконцертных» вечеринок, которыми славятся Ленни и Фелиция. Хозяйка зажигает свечи на столе, и мерцание язычков пламени оживляет застывшую зеркальную поверхность стола. Бездонная тьма с тысячами звезд. Ленни обожает эти моменты. Звезды вверху, звезды внизу, звезды повсюду в двухэтажном пентхаусе, венчающем манхэттенскую башню… Чудесные люди как будто парят в небесах. Джейсон Робард, Джон и Д. Д. Райан, Джан Карло Менотти, Шайлер Чапин, Годдард Либерсон, Майк Николз, Лилиан Хеллман, Ларри Риверс, Аарон Копланд, Ричард Эйвдон, Милтон и Эми Грин, Лукас Фосс, Дженни Турел, Сэмюэл Барбер, Джером Роббинс, Стив Сондхейм, Адольф и Филлис Грин, Бетти Комден и Патрик О’Нилз…
… А сейчас, когда повеяло Радикальным Шиком, еще и «Черные пантеры». Вот, например, этот здоровенный,
Шере говорит:
— Никогда еще не встречалась с «Пантерами»… Сегодня впервые.
Она и не подозревает, что через двое суток о ее словах узнает сам президент США.
«Сегодня впервые…» То же самое могут сказать и многие другие гости. А «Черные пантеры» все прибывают в дом Бернстайнов. Роберт Бэй, Дон Кокс, «фельдмаршал» из Окленда, Генри Миллер, «капитан» из Гарлема. Женщины-«Пантеры»… Оригинальный облик. Обтягивающие брюки, тугие черные свитеры, кожаные куртки, темные очки-кубинки, прически «афро». Но не лакированное прилизанное «афро» из модного салона, а буйное, натуральное, дикое…
Негры-бунтари не носят серых костюмов на три номера больше фигуры.
Долой нудные банкеты Городской лига в гостиничных ресторанах, где ее руководители квадратно-гнездовым способом чередуют за столами черных и белых, как будто нанизывают индейские бусы.
Они живые люди!
Потасовки, пальба, революции, фото в «Лайфе», на которых полицейские ведут «Пантер» как пленных вьетнамцев — все это мелькает в голове, когда ты их видишь. Они прекрасны. Острые, как бритвы. Их женщины — три или четыре — тоже присутствуют у Бернстайнов, жены некоторых из двадцати одного обвиняемого — стройные, гибкие, в плотно прилегающих к телу брюках, с прическами «йоруба», смахивающими на тюрбаны. Кажется, будто они сошли со страниц «Вога». На самом-то деле «Вог» позаимствовал эти прически у негритянок. Все присутствующие дамы сразу же поняли, почему Аманда Берден заявила, что она теперь против всякой моды, так как «утонченность негритянских ребятишек» заставила ее переоценить позиции. Уж конечно, женщины «Пантер» не сидят часами у зеркала, запихивая в глаза контактные линзы, расписывая физиономии при помощи карандашей, губок, кисточек, выщипывая лишнее и добавляя недостающее, приклеивая фальшивые ресницы, накладывая и вновь стирая тени. Посмотрите: вот они, здесь, в желтом китайском пентхаусе Бернстайнов, среди канделябров, ваз с белыми и лавандовыми анемонами, среди наряженной в униформу прислуга, предлагающей гостям напитки и рокфорную крошку, закатанную в тертый орех…
Прислуга, конечно же, белая, не Клод и Мод, а белые латинос, южные американцы. У Ленни и Фелисии головы на плечах не для декора. О слугах они тоже подумали. О слугах никак нельзя забывать в период Радикального Шика. Ведь бесспорно, если вы даете прием в честь «Черных пантер», как Ленни и Фелисия сегодня, а Сидни и Гэйл на прошлой неделе, а Джон Саймон из «Рэндом Хаус» и издатель Ричард Бэрон еще раньше, или же устраиваете торжество в честь «Чикагской восьмерки», как Джин ван ден Хейвел, или для батраков с виноградников, или для Бернадетты Девлин, как Эндрю Стейн, или же для «Молодых лордов» — Элли Гуггенгеймер собирается устроить для них вечеринку на следующей неделе, или для индейцев, для СДС, для «Джи-Ай-кофи-шопс», да хоть и для «Друзей планеты» — никак нельзя допустить черной прислуги. Многие ломали голову над этой проблемой. Они представляли, как «Черные пантеры» — или кто там еще — заходят к ним в дом в своих очках-кубинках и с прическами из наэлектризованных волос, а темнокожие Клод и Мод подходят и спрашивают с улыбкой: «Не желаете ли выпить, сэр, мадам?» Хозяева закрывали глаза и представляли себе эту сцену. Таким образом нынешняя волна Радикального Шика вызвала отчаянную потребность в белой прислуге. У Картера и Аманды Берден, например, вся прислуга исключительно белая. У Сидни Лумета и его жены Гэйл, дочери Лины Хорн, трое белых слуг, включая няньку-шотландку. Да у всех теперь белые слуги! А Ленни и Фелисия решили эту проблему еще до того, как она возникла, еще до того, как накатила волна Радикального Шика. Отец Фелисии, инженер из Сан-Франциско Рой Элвуд Кон, работал в Сантьяго по контракту с американской горно-металлургической компанией. Под девичьей фамилией матери, Монтеалегре, Фелисия снималась в Нью-Йорке, и в 1949 году «Моушн пикча дейли» присудила ей приз как лучшей телевизионной актрисе года. Оттуда, из Южной Америки, и прибыли трое домашних слуг, включая повариху-чилийку. У Ленни водитель и камердинер англичане, тоже белые, естественно. Большое удобство, если учитывать современные веяния. Многие из друзей это понимают и потому частенько обращаются к Бернстайнам с просьбой уступить
Ну а если у вас нет темнокожей прислуги, то тогда единственная альтернатива — поступить как Элли Гуггенгеймер, которая как раз собирается устроить вечеринку в честь «Молодых лордов» в своем пентхаусе«на углу Парк-авеню и 89-й улицы, неподалеку от особняка Ленни и Фелисии. Она приглашает к себе гостей в воскресенье, когда у прислуги выходной. «Две мои подруги, — сообщила она по телефону, — обе… не белые… Черт, до чего же меня бесит эта путаница в определениях!.. Согласились мне помочь. И я тоже буду за служанку!»
Какая-нибудь добрая душа наверняка подскажет еще один выход из ситуации: а почему бы не обойтись вообще без прислуги? Особенно если эта тема причиняет тебе такое беспокойство и ты рьяный сторонник равенства. Однако такая постановка вопроса свидетельствует о полном непонимании жизни общества в Ист-Сайде в эпоху Радикального Шика. Бог ты мой, ведь прислуга — не вопрос удобства, это абсолютная психологическая необходимость. Если ты живешь этой жизнью, утром шлифуя фигуру у Куновски, затем повисая на телефоне, после чего отправляешься на ланч в «Бегущий курьер», который теперь предпочитают «Лягушке», «Лютеции», «Лафайету», «Ля-Каравель» и другим модным заведениям (он менее показушный, более в духе Дэвида Хикса и менее в стиле Пэриш-Хэдли), то без прислуги никак, ну просто никак не обойтись. Боюсь, вы все-таки не совсем меня поняли. Может показаться, что прислуга — вопрос удобства, но это не так. Просто жизненно необходимо иметь прислугу — это краеугольный камень всего существования в Нью-Йорке. Неужели это так трудно понять?
Бог мой, какая вереница табу проносится в голове на этих рандеву Радикального Шика! Но как божественно это щекочет нервы… Можно не признаваться, но каждый из присутствующих это ощущает. Со всех сторон на тебя наваливаются чудесные противоречия. Как будто ты пытаешься столкнуть магниты одноименными полюсами. Мы и они…
Со своими собственными слугами, даже с белыми, проблем не возникает. Они с полуслова понимают характер предстоящего званого вечера и ведут себя корректнейшим образом. Правда, и само это «полуслово» вызывает головную боль. Разговаривая со своими белыми слугами, не знаешь, как называть черных: черными, неграми или цветными. В общении с другими, м-м-м… развитыми, культурными людьми, конечно же, употребляешь термин «черные» — единственное в данный период времени слово, учитывающее расовое самосознание этих людей. Но почему-то язык не поворачивается произнести его в разговоре с прислугой. Почему? Скрытый комплекс взаимной вины? Это понимаешь, как только губы напрягаются, чтобы произнести слово «черные». Оно как лакмусовая бумажка. Оно отличает развитых от неразвитых, утонченных от грубых, интересных людей от пресных. Но ты знаешь, что, как только оно слетит с губ, твой обслуживающий персонал заклеймит тебя… как они там говорят, «лимузинным либералом», к примеру, натягивающим белые колготки на черное движение, либо «сахибом». Понимаю, что в это трудно поверить, но таковы маленькие издержки Радикального Шика. Надеешься, что великий бог Культуратус отложил свой кондуит и отвернулся, говоришь «негр»…
Во всяком случае, если не считать этого мелкого компромисса, с собственной прислугой ты всегда найдешь общий язык, но вот лифтер, консьерж… Эти лучатся ехидством, когда узнают о такого рода вечеринках. Конечно же, они из Квинза, со всеми вытекающими отсюда последствиями… Лифтер почему-то хуже консьержа.
А проблема гардероба! Что на такие приемы надеть, в чем появиться перед «Пантерами» или «Молодыми лордами»? Во что облачиться даме? Конечно, ни в коем случае ничего помпезного и легкомысленного, никаких вечерних туалетов от Пипара. Но и в брюки с раструбами тоже не влезешь, прикидываясь «крутой из народа». Джин ван ден Хейвел — вон она, в холле, раздаривает свои знаменитые узкоглазые улыбочки, — Джин этой «народностью» злоупотребляет. Дочка одного из знаменитых толстосумов разгуливает в замшевой юбчонке на кнопках. Такие юбки лондонские девицы-работницы «отрывают» в «повернутых» лондонских бутиках типа «Бас-Стоп» или «Биба» (в товарах, которыми там торгуют, сочетаются прижимистость и грубый жизненный размах). Фелисия Бернстайн — вот где толк и такт, вот само совершенство. На ней простенькое — проще не придумаешь — черное платье без малейших следов вышивки или орнамента, без единой бросающейся в глаза детали — и к нему простая золотая цепочка на шее. Воплощение достоинства без всякого намека на классовые различия, классовое неравенство и вообще на существование в обществе каких-либо классов и формаций.
Вы спросите: а как насчет хозяина? Ленни в гостиной, беседует с друзьями: Дюшены, Стэнтоны, Лэйнзы. На нем черный банлон, морской блейзер, брюки «Блэк Уотч» и на шее цепочка с подвеской, свисающей на грудь. Портной навещает его для примерок в удобное время. Ленни аккуратен, опрятен и хотя невысок, но кажется выше, чем есть. Все дело в голове. У Бернстайна благородная голова, лицо грубое и одновременно утонченное, копна седых волос с бачками, прекрасно оттеняемая китайской желтизной помещения. Глаза лучатся успехом, улыбка иллюстрирует фразу, брошенную лордом Джерси: «Вопреки поповской болтовне, деньги и успех благотворны для души». Ленни уже пятьдесят один год, но он по-прежнему «вундеркинд американской музыки». Эта фраза у всех на устах. Он не только один из выдающихся дирижеров современности, но и замечательный композитор и пианист. Леонард Бернстайн больше всех потрудился, чтобы разрушить стену между музыкой, которую предпочитает элита общества, и музыкой, которая по вкусу простому народу. Его главный вклад в это благородное дело — «Вестсайдская история» и детские телеконцерты. Как непринужденно он себя ведет, излучая доброжелательность и дружелюбие. Уж у него-то вожди угнетенных могут чувствовать себя как дома. И как иронична госпожа Фортуна! Уже через час знаменитый маэстро получит от нее увесистый щелчок. Он снова увидит негра за фортепьяно.