Новая Зона. Калейдоскоп

Смирнов Юрий

– Ты чего встал как вкопанный? – Рябой дернул парня за плечо. – Пойдем скорее, а то на меня плохо действуют подобные фокусы «Вятки».

Рябой в детстве тоже был наслышан об историях с ожившими игрушками и, в отличие от Дениса, знал пару реальных фактов, когда в игрушки на самом деле вселялись демоны и те оживали. Правда, проверить эти факты он никак не мог, но доверие рассказчики вызывали, так что…

Медведь тем временем запнулся и упал в грязную лужу, откуда

вылез еще страшнее. Он протянул лапу Денису, будто прося его о помощи, однако тот лишь нервно поморщился и пошел прочь, увлекаемый проводником.

Внезапно Костров, шедший рядом с Волкогоновым, что-то приметил на земле, упал на колени и стал отчаянно запихивать комья земли себе в карманы.

– Иваныч, ты чего? – Волкогонов схватил «туриста» за плечо, но тот со злостью отпихнул его руку и продолжил свое занятие. Земля высыпалась из карманов, а машинист отчаянно продолжал наполнять их.

– Чего это он? – Рябой, волочащий за собой Дениса, остановился рядом с товарищем, удивленно рассматривая занятого странным делом машиниста.

– Черт его знает, что ему привиделось, – в сердцах бросил Волкогонов, снова пытаясь оторвать Кострова от земли. Василий Иванович зарычал, словно зверь, и едва не укусил проводника. – Совсем ошалел! – Волкогонов едва успел одернуть руку.

Рябой оглянулся, дабы убедиться, что ожившие игрушки их больше не преследуют, затем нагнулся к Кострову и с силой ударил его раскрытой ладонью по щеке. Тот дернулся и с удивлением воззрился на обидчика, пытаясь сообразить, почему это он стоит на коленях, а его руки в грязи. Он отрешенно уставился на ладони, потом перевел взгляд на карманы, набитые грязью, и с ужасом начал вытаскивать землю обратно, подвывая, будто они были полны чем-то неприятным и мерзким. Он даже стянул с себя куртку и долго вытряхивал ее, чтобы убедиться, что в карманах точно ничего нет.

– Привиделось чего, Иваныч? – Рябой подмигнул машинисту, чтобы тот не серчал на него за пощечину.

– Не поверишь! – Глаза машиниста расширились и стали размером с блюдце. – Померещилось, что передо мной на земле золотые монеты россыпью лежат! Я бросился их собирать и в карманы запихивать, а потом – глядь! – а это и не монеты вовсе, а опарыши навозные. Белые, жирные. Ползают по рукам и шевелятся в карманах. Бр-р-р! Мерзость какая…

– Бывает, – бросил Рябой и многозначительно посмотрел на Волкогонова, чтобы тот принял к сведению заморочки клиента и впредь ожидал от него подобных метаморфоз на маршруте.

Край свалки отмечался перелеском, а за лесом уже начиналась другая локация, и проводники надеялись, что, убравшись с полигона, они больше не станут добычей голодных бродячих псов и странных оживших игрушек. Рябой прислонил ружье к дереву и повесил патронташ на сучок.

– Мусорщик просил оставить оружие здесь, когда минуем свалку, – ответил проводник на немой вопрос Волкогонова. – Сам понимаешь, ему тут без ружья никак.

– Эх, надо было с ним обстоятельно побеседовать, выяснить, с какой он Территории, – сокрушался Волкогонов. – Может, в этом и кроется причина появления свалки на «Вятке»! Может, дело не в персональном квесте и не во временных парадоксах, а в том, что в этой точке пересекаются две или даже больше Территорий.

Глава пятая

Зверь

Петр открыл глаза, неожиданно осознав, что заснул сидя. Костер давно прогорел, и даже угли превратились в серый пепел. Он поежился, понимая, что за ночь здорово продрог, но разводить огонь снова не было смысла – нужно отправляться в дорогу. Он взглянул на левую руку, которая превратилась в настоящее полено. Отек сполз вниз, и кулак опух так сильно, что стал похож на молот. Вероятно, все-таки перелом. А так хотелось верить, что всего лишь ушиб! Мало того, что рука была теперь ни на что не способна, так еще и ныла ужасно, с прострелами, поэтому после нехитрого завтрака Петру пришлось выпить таблетку обезболивающего и ждать, пока боль утихнет.

Страшный и грязный старик, преследовавший его накануне, сгинул, и Петр, подумав, решил, что это очередной морок «Вятки» или страшный сон, привидевшийся ему от усталости. Он неловко закинул рюкзак за спину, с трудом продев левую руку в лямку, и повесил сломанную конечность на перевязь. Поднял палку и, опершись на нее, встал на ноги, даже после недолгого забытья чувствуя усталость.

Цепкие хвойные лапы так и норовили разодрать одежду или выколоть глаз, приходилось раздвигать их палкой, а местами опускаться чуть ли не на четвереньки, что оказалось крайне неудобно с одной действующей рукой. Стоило ему встать на колени, чтобы пролезть под очередной низкой веткой, влага тотчас напитывала штаны – почва была откровенно мокрой. Чем дальше он углублялся в лесную чащу, тем темнее становилось вокруг. Казалось, что дневной свет сюда вовсе не проникает и здесь всегда царит мрак. Петр даже стал подумывать о фонаре, но вскоре выбрался на более или менее свободное пространство и, отбросив палку, которая на последних метрах больше мешала, чем помогала, побрел туда, где, как ему казалось, виделся просвет.

Конец ознакомительного фрагмента.