Новеллы
Шрифт:
Вопрос: И ты считаешь, что это выдающееся произведение?
Ответ: Разумеется, я не считаю его плохим. Только я бы заменил слово „лягушка“ на „каппа“, а вместо слова „прыгнула“ употребил бы выражение „блистательно взлетела“.
Вопрос: Почему?
Ответ: Нам, каппам, свойственно в лбом произведении искусства настойчиво искать каппу.
Здесь председатель общества господин Пэкк прерывает беседу и напоминает членам комиссии, что они находятся на спиритическом сеансе, а не на литературной дискуссии.
Вопрос: Каков образ жизни господ духов?
Ответ: Ничем не отличается от вашего.
Вопрос:
Ответ: Разумеется, нет. Если мне наскучит жизнь призрака, я снова возьму пистолет и покончу самовоскрешением.
Вопрос: Легко ли кончать самовоскрешением?
Этот вопрос призрак Токка парирует вопросом. Такая манера Токка известна всем, кто знал его при жизни.
Ответ: А легко ли кончать самоубийством?
Вопрос: Духи живут вечно?
Ответ: Относительно продолжительности нашей жизни существует масса теорий, и ни одна из них не внушает доверия. Не следует забывать, что и среди нас есть приверженцы различных религий — христиане, буддисты, мусульмане, огнепоклонники.
Вопрос: А какую религию исповедуешь ты?
Ответ: Я всегда скептик.
Вопрос: Но в существовании духов ты, по-видимому, все же не сомневаешься?
Ответ: В существовании духов я убежден меньше, чем вы.
Вопрос: Много ли у тебя друзей в этом твоем мире?
Ответ: У меня не меньше трехсот друзей во всех временах и народах.
Вопрос: Все твои друзья — самоубийцы?
Ответ: Отнюдь нет. Правда, например, Монтень, оправдывающий самоубийства, является одним из моих наиболее почитаемых друзей. А с этим типом Шопенгауэром — этим пессимистом, так и не убившем себя, — я знаться не желаю.
Вопрос: Здоров ли Шопенгауэр?
Ответ: В настоящее время он носится со своим новым учеником пессимизме духов и выясняет, хорошо или плохо кончать самовоскрешением. Впрочем, узнав, что холера тоже инфекционное заболевание, он, кажется, немного успокоился.
Затем мы, члены комиссии, задали вопросы о духах Наполеона, Конфуция, Достоевского, Дарвина, Клеопатры, Сакья Муни, Данте и других выдающихся личностей. Однако ничего интересного о них Токк, к сожалению, не сообщил и, в свою очередь принялся нам задавать вопросы о самом себе.
Вопрос: Что говорят обо мне после моей смерти?
Ответ: Какой-то критик назвал тебя „одним из заурядных поэтов“.
Вопрос: Это один из обиженных, которому я не подарил сборника своих стихов. Издано ли полное собрание моих сочинений?
Ответ: Издано, но раскупается, кажется, очень плохо.
Вопрос: Через триста лет, когда исчезнет понятие об авторском праве, мои сочинения будут покупать миллионы людей. Что стало с моей самкой и подругой?
Ответ: Она вышла замуж за господина Ракка, хозяина книжной лавки.
Вопрос: Бедняга, она, должно быть, еще не знает, что у Ракка вставной глаз. А мои дети?
Ответ: Кажется, они в государственном приюте для сирот.
Некоторое время Токк молчит, затем задает следующий вопрос.
Вопрос: Что с моим домом?
Ответ: Сейчас в нес студия фотографа какого-то.
Вопрос: А что с моим письменным столом?
Ответ: Мы не знаем.
Вопрос: В ящике стола я тайно хранил некоторые письма… Но вас, господа, как занятых людей, это, к частью, не касается. А теперь в нашем мире наступают сумерки, и я вынужден проститься с вами. Прощайте, господа, прощайте. Прощайте, мои добрые господа.
При этих последних словах госпожа Хопп внезапно вышла из состояния транса. Мы все, семнадцать членов комиссии, перед лицом бога небесного клятвенно подтверждаем истинность изложенной беседы. (Примечание: наша достойная всяческого доверия госпожа Хопп получила в качестве вознаграждения сумму, которую она выручала за день в бытность свою актрисой.)».
16
После того, как я прочитал эту статью, мною постепенно овладело уныние, я больше не хотел оставаться в этой стране и стал думать о том, как вернуться в наш мир, мир людей. Я ходил и искал, но так и не смог найти яму, через которую когда-то провалился сюда. Между тем рыбак Багг однажды рассказал мне, что где-то на краю страны водяных живет в тишине и покое один старый каппа, который проводит свои дни в чтении книг и игре на флейте. «Что, если попробовать обратиться к этому каппе? — подумал я. — Может быть, он укажет мне путь из этой страны?» И я тут же отправился на окраину города. Но там, в маленькой хижине, я увидел не старика, а каппу-юношу, двенадцати или тринадцать лет, с еще мягким блюдцем на голове. Он тихонько наигрывал на флейте. Разумеется, я решил, что ошибся домом. Чтобы проверить себя, я обратился к нему по имени, которое мне назвал Багг. Нет, это оказался тот самый старый каппа.
— Но вы выглядите совсем ребенком… — пробормотал я.
— А ты разве не знал? Волею судеб я покинул чрево своей матери седым старцем. А затем я становился все моложе и моложе и вот теперь превратился в мальчика. Но на самом деле, когда я родился, мне было, по крайней мере, лет шестьдесят, так что в настоящее время мне что-то около ста пятидесяти или ста шестидесяти лет.
Я оглядел комнату. Может быть, у меня было такое настроение, но мне показалось, что здесь, среди простых стульев и столиков, разлито какое-то ясное счастье.
— Видимо, вы живете более счастливо, чем все остальные каппы?
— Вполне возможно. В юности я был старцем, а к старости стал молодым. Я не высох от неутоленных желаний, как это свойственно старикам, и не предаюсь плотским страстям, как это делают молодые. Во всяком случае, жизнь моя, если и не была счастливой, то уж наверняка была спокойной.
— Да, при таких обстоятельствах жизнь ваша должна быть спокойной.
— Ну, одного этого для спокойствия еще не достаточно. У меня всю жизнь было отличное здоровье и состояние достаточное, чтобы прокормиться. Но, конечно, самое счастливое обстоятельство в моей жизни это то, что я родился стариком.
Некоторое время мы беседовали. Говорили о самоубийце Токке, о Гэре, который ежедневно вызывает к себе врача. Но почему-то лицо старого каппы не выражало никакого интереса к этим разговорам. Я наконец спросил:
— Вы, наверное, не испытывает такой привязанности к жизни, как другие каппы?
Глядя мне в лицо, старый каппа тихо ответил:
— Как и другие каппы, я покинул чрево матери не раньше, чем мой отец спросил меня, хочу ли я появиться в этом мире.
— А вот я оказался в этом мире совершенно случайным образом, — сказал я. — Так будьте добры, расскажите, как отсюда выбраться.
— Отсюда есть только одна дорога.
— Какая же?
— Дорога, которой ты попал сюда.
Когда я услыхал это, волосы мои встали дыбом.
— Мне не найти эту дорогу, — пробормотал я.
Старый каппа пристально поглядел на меня своими чистыми, как ключевая вода глазами. Затем он поднялся, отошел в угол комнаты и поднял свисавшую с потолка веревку. Сейчас же в потолке открылся круглый люк, которого я раньше не замечал. И за этим люком, над ветвями сосен и кипарисов, я увидел огромное ясное синее небо. А в небо, подобно гигантскому наконечнику стрелы, поднимался пик Яригатакэ. Я даже подпрыгнул от восторга, словно ребенок при виде аэроплана.
— Ну вот, сказал старый каппа. — Можешь уходить.
С этими словами он указал мне ан веревку. Но это была не веревка, как мне показалось вначале. Это была веревочная лестница.
— Что ж, — сказал я, — с вашего разрешения, я пойду.
— Только подумай прежде. Как бы тебе не пожалеть потом.
— Ничего, — сказал я. — Жалеть не буду.
Я уже поднимался по лестнице, цепляясь за перекладины. Поглядывая вниз, я видел далеко под собою блюдце на голове старого каппы.
17
Вернувшись из страны водяных, я долго не мог привыкнуть к запаху человеческой кожи. Ведь каппы необычайно чистоплотны по сравнению с нами. Мало того, я так привык видеть вокруг себя одних только капп, что лица людей представлялись мне просто безобразными. Вам, вероятно, этого не понять. Ну, глаза и рты еще туда-сюда, но вот носы вызывали у меня чувство какого-то странного ужаса. Естественно, что в первое время я старался ни с кем не встречаться. Затем я понемногу стал, видимо, привыкать к людям и уже через полгода смог бывать где угодно. Неприятности доставляло лишь то обстоятельство, что в разговоре у меня то и дело вырывались слова из языка страны водяных. Получалось примерно так:
— Ты завтра будешь дома?
— Куа.
— Что ты сказал?
— Да-да, буду.
Через год после возвращения я разорился на одной спекуляции и поэтому…
(Тут доктор С. заметил: «Об этом рассказывать не стоит». Он сообщил мне, что, как только больной начинает говорить об этом, он впадает в такое буйство, что с ним не могут справиться несколько сторожей.)
Хорошо, об этом не буду. Словом, разорившись на одной спекуляции, я захотел снова вернуться в страну водяных. Да, именно вернуться. Не отправиться, не поехать, а вернуться. Потому что к тому времени я уже ощущал страну водяных как свою родину.
Я потихоньку ушел из дому и попытался сесть на поезд Центральной линии. К сожалению, я был схвачен полицией, и меня водворили в эту больницу. Но и здесь я некоторое время продолжал тосковать по стране водяных. Чем сейчас занят доктор Чакк? А философ Магг? Наверное, он по-прежнему размышляет под своим семицветным фонарем. А мой добрый друг студент Раппа со сгнившим клювом? Однажды, я в такой же туманный, как сегодня день, я, по обыкновению, погрузился в воспоминания о своих друзьях и вдруг чуть не закричал от изумления, увидев рыбака Багга. Не знаю, когда он проник ко мне, но он сидел передо мной на корточках и кланялся, приветствуя меня. Когда я немного успокоился… не помню, плакал я или смеялся. Помню только, с какой радостью я впервые после долгого перерыва заговорил на языке страны водяных.