Новичок в XIX веке. Снова в полиции!
Шрифт:
— То есть ты сумел сохранить свой чин на службе, да еще получил благожелательное отношение у Аристарха Поликарповича? — искренне удивился старший Долгорукий, — это многое стоит!
Николай Анатольевич хотел сказать, что нынешний директор Московской полиции, происходящий из мелкого дворянского рода, почти простонародье, с точки зрения знатных Долгоруких, сумел сделать свою карьеру сам, умелыми руками и неглупой головой. Знатность и покровительство для него, конечно, что-то значат, но немного, а потом он смотрит только на личные возможности человека. И никуда
Но не сказал, понимая, что его сын и так все высчитал и уже сложил два плюс два в этой сложной таблице бюрократической арифметики.
Константин Николаевич немедленно подтвердил потаенные мысли отца:
— Его превосходительство поначалу отнесся ко мне с известной осторожностью. Как же, представитель такого знатного рода, а не отправляется служить в гвардию, в императорский двор, наконец. Сначала армейский полк в глубокой провинции, потом вот в полицию.
Я вообще думаю, что это задание, данное мне с ходу, без малейшего ознакомления, был мне дан не случайно, да еще с щедрой подачей чинов. Если выдержу, значит, не зря взял. Не выдержу, и хай с ним, а он тут не причем. Вон даже чины дал вне очереди, потом моно сказать, что я к нему всей душой, но кто ж знал, что у меня голова такая кривая,а вместо рук неумелые ноги растут.
А еще выделить другую перспективу на будущее. Его высокопревосходительство Егор Францевич ведь тоже не зря острый глаз имеет. И если увидит удачу, может облагодетельствовать, взять, предположим, в столицу из провинциальной Москвы. А в случае неуспеха так даст по благородной лебяжьей шее, что его полицейскому превосходительству только останется руки развести.
Дражайший отец, выслушав его эмоциональную эскападу, только негромко спросил, мол, сам Аристарх Поликарпович что-то сказал или сын все проанализировал с общей обстановки (то есть, запросто придумал)?
— Сам, конечно, — свободно признался Константин Николаевич, — кто же мне все это расскажет. Но уж очень все четко складывается, хотя и в оптимальном варианте. Вон Егор Францевич меня сегодня угощал, до сих пор на мне отзывается. А уж речи какие произносит о вашем сыне, без вина пьянеешь. Я то и талант, и что мне надо только в Санкт-Петербург ехать, а он лично сам будет докладывать обо мне императору Николаю Павловичу. Ужас какой. Так что вы уж не ругайте меня, папА, вчера я и не мог, и не хотел.
Николай Анатольевич после таких живительных новостей, естественно, читать нравоучительные проповеди не стал. Более того, он быстро вышел куда-то. Вернулся с семейной иконой святого Михаила — список XV века с известной ярославской иконы XIII столетии. Тожественно перекрестил ею сына, сказав соответственные слова о блестящей карьере и о том, какой он у них умный и удачливый.
Попаданец Константин Николаевич, разумеется, сказал гораздо больше и судил несколько иначе. Не об уме, а об опыте, не об удаче, а об осмотрительности. Но сдержался, и так бедная голова болела страшно. Как бы «не сыграть в ящик» во второй раз. Так ведь и до инсульта (апоплексического удара, как говорилось в старину) можно легко доиграться.
С
Правда, оставалось повышенное давление. Его, как понимал Константин Николаевич, в XIX веке при почти полном отсутствии лекарств (то что продавалась ныне в аптеках вызывало у жителя XXI века только смех), можно было излечить лишь бургундским. Но ведь скоро на работу…
Пришлось послать Гришу в оную аптеку, так только что ругаемой попаданцем. Тот вскоре прибежал с жидкой микстурой, которую и пришлось всю выпить. Лекарство оказалось таким горьким, что желудок буквально заколотил о хребет, требуя прекратить изымательства, а из глаз полились обильные слезы. Конечно, о повышенном давлении Константин Николаевич сразу забыл.
Потом допил чай, сугубо, чтобы убрать горький отзвук вкуса и снова поспешил в полицию — уже на постоянную работу (может, ох, быть!). Хотя даже куда и где он так и не узнал. Вначале было некогда, а потом и невозможно. Время оказалось позднее, а он изрядно пьян. Ничего, перебьемся, он, кажется, же победитель?!
Утренняя дорога его прилично взбодрила, поставила на оптимистический лад. Кажется, Аристарх Поликарпович сегодня окончательно возьмет его сюда? Или вдруг возьмет и передумает? И столоначальник ему не указ!
Робкие гены прежнего, уже практически не существующего Константина Николаевича замандражировали, занервничали, опасаясь каприза нервного начальства. Пришлось сжать зубы, подгоняя робкие нервы, укрощать слабый желудок. За что мне все это, я же победитель! Эй, где мой оптимизм!
К счастью, Аристарх Поликарпович имел это в виду и помнил князя Долгорукова. Более того, сегодня он жил этой победой. Она его переполняла и заставляла дышать оптимизмом.
Буквально с кондачка взятый подчиненный, с одной только возможностью на добрую службу, серьезно отличился и его высокопревосходительство, дражайший Егор Францевич вчера был очень доволен и добр, заезжал к нему на служебную квартиру, говорил много лестных слов, просил князю Долгорукова непременно предоставить к внеочередному чину и какому-либо высокому ордену. Он со своей стороны обязательно будет говорить с государем. Москва, оказывается, надежно защищена от злоумышленников и прочей нечисти!
Разговор, главным образом, шел о князе Долгоруковым, но министр финансов неоднократно останавливался на Московской полиции в целом. А, значит, речь шла и о самом директоре. Министр прямо заговорил о возможности присвоения очередного класса действительного тайного советника. А ведь это уже второй класс по Петровской табели. Он никогда и не мечтал, что на этой беспокойной и тяжелой должности получить такое повышение. И ведь на ровном месте, даже хуже. Министр Егор Францевич человек был тяжелым, пунктуальным. Приобрести от него доброе слово, что от государя высокий орден получить. А тут! И ведь за что!