Новиков-Прибой
Шрифт:
Он любил потолкаться среди людей, послушать разговоры.
— Вот часок похожу по рынку, — говорил он, — и уже знаю всю подноготную города. А если ещё в столовой потолкую с официантками, то узнаю, кто на ком в городе женится, кто разводится, кто кому изменяет.
На тамбовской толкучке Алексей Силыч шутил с колхозницами, расспрашивал о житье-бытье, о том, что пишут с фронта мужья. Сочувствовал тем, кто уже получил похоронки.
Он рассматривал с одинаковым любопытством и поношенные гимнастёрки, и старые журналы, и какие-нибудь причудливые бронзовые канделябры.
Уходя
Н. А. Новикова вспоминала, как однажды в довоенное время Алексей Силыч учил её выбирать рыбу на арбатском рынке:
«Он шёл по рыбному ряду, изредка останавливался, брал рыбу за жабры, вертел, похваливал и шёл дальше.
— Ты, Нина, знаешь, как надо выбирать рыбу? Главное надо, чтобы у неё жабры были красные — значит, свежая!
Мы прошли весь ряд. Я не понимала:
— Алексей Силыч, что же вы рыбу-то не покупаете? Хвалите, а не берёте?
Он посмотрел на меня с улыбкой:
— А вот надо весь ряд пройти, всё посмотреть и порядиться надо. Для порядка. Продавцы любят, когда с ними покупатель рядится, уважают такого покупателя. Значит, хороший хозяин, значит, знает цену деньгам.
Мы купили огромного розового леща и целую кучу блестящих карасей».
В Тамбове Новиков-Прибой бывал ещё в пору своей крестьянской юности. Помня дореволюционный Тамбов, он рассказывал:
— Страшно было ездить по тамбовским улицам. Нырнёт лошадь в выбоину, только уши да дуга торчат оттуда.
Его радовало, что, несмотря на то, что Воронежский фронт проходил недалеко от Тамбова и он неоднократно подвергался налётам «мессершмиттов», город уцелел.
Первое выступление Новикова-Прибоя состоялось, как это чаще всего бывало, в зале облисполкома, а затем литературные вечера прошли в летнем городском театре, в Клубе НКВД, у железнодорожников, на заводах.
Алексею Силычу было особенно приятно находиться в читальном зале старейшей областной библиотеки, ибо ему приходилось уже там бывать.
— Помню я себя деревенским малым, — рассказывал он, — впервые попавшим в это святилище. При виде тысячи книг я шапку снял. Стою, глаза мои разбегаются. Господи, думаю, какое богатство! А барышня из-за книжной стойки спрашивает: «Какую вам книгу?» Ужасно растерялся и говорю: «Библию!» Не посмел попросить другую. Так и просидел здесь с Библией часа четыре.
Новиков-Прибой прожил в Тамбове около месяца. Чувствовал он себя уже неважно, но был по-прежнему деятелен, старался сохранять оптимизм и бодрость.
Однажды их с Перегудовым на ужин пригласил доктор, главный терапевт фронта. Алексей Силыч с удовольствием принял приглашение, но во время этой встречи очень скоро почувствовал себя плохо. «Не понимаю, что со мной происходит», — жаловался он Перегудову. И, предполагая самое худшее, тут же заявлял: «Нет, нет, мой организм не из таковских, чтобы в нём заводились какие-либо злокачественные опухоли!»
Из Тамбова Новиков-Прибой выезжал во многие близлежащие города: Рассказово, Мичуринск, Котовск…
В Мичуринске у Алексея Силыча нашлось немало знакомых. Сидя
Новиков-Прибой встречался и с лётчиками, боевая часть которых находилась в Мичуринске, откуда каждый день наши самолёты вылетали под Киев и Полтаву, где в это время шли ожесточённые бои.
Переживая каждое событие войны, все поражения и победы наших войск, откликаясь на них статьями и очерками в газетах и журналах, Алексей Силыч мечтал написать книгу о партизанах. Об этом вспоминает Иван Арамилев: «…в газетах была напечатана статья о старике-охотнике, повторившем в немецком тылу подвиг Сусанина. Силыч был необычайно взволнован этим подвигом:
— Кончится война, я соберу весь материал о стариках-партизанах и обязательно напишу о них повесть. Об этом непременно следует написать. Через них вся Россия видна. Это чисто русское явление. У немцев нет и не может быть таких партизан, таких стариков, героизма такого накала, такой стойкости и любви к родине. На днях я читал, как наши бойцы с гранатами в руках ложились под немецкие танки, чтобы остановить врага. У меня слёзы из глаз хлынули. Разве можно победить страну с таким народом?! Если тебе попадутся под руку материалы о Сусаниных наших дней — присылай мне. Книгу писать хочу».
В годы Великой Отечественной войны А. С. Новиков-Прибой много писал для газеты «Красный флот» и журнала «Краснофлотец». Несколько раз печатался в «Правде». Писал для Совинформбюро, которое рассылало его статьи и очерки в зарубежные газеты дружественных стран. Несколько раз выступал по радио. Особенно сильно, по воспоминаниям П. И. Мусьякова, возглавляющего в то время редакцию газеты «Красный флот», звучал очерк «Русский матрос».
Герои очерков Новикова-Прибоя — это и снайперы, и лётчики, и партизаны. Но более всего его привлекали подвиги моряков. Он много пишет о славных традициях русского флота.
Главное, что постоянно подчёркивал писатель, — нравственная сила русского народа. Эта сила, по его словам, «является незыблемой основой нашей Красной Армии и Красного Флота. Именно поэтому с каждым днём растут и крепнут мощные удары по врагу. Это доказывают своим поведением на войне наши герои. Многие из них погибли, но сила, питавшая их, жива. Она развита в миллионах сердец и кипит в них мщением к жестокому врагу, вызывая горячую веру в победу над ним. Никогда не удавалось сломить нравственную силу русского народа, притупить её или обезличить. Победит эта нравственная сила и теперь».
Начало 1944 года ознаменовалось впервые прозвучавшим по радио новым Государственным гимном СССР, заменившим «Интернационал». Это отражало чаяния советского народа, сплотившегося в борьбе за любимую родину. Это было символом братства, мужества, грядущей победы. Во всяком случае, именно так воспринял появление нового гимна писатель Новиков-Прибой, говоривший об этом в своих выступлениях перед читателями. А выступлений этих по-прежнему было немало, хотя чувствовал себя Алексей Силыч всё хуже и хуже.