Новогодний вальс
Шрифт:
— Так вот, насчёт маскарада, — продолжала своё Маринка, — В чём пойдёшь?
— Понятия не имею, — безразлично пожала плечами, — Наверняка все вырядятся в маски из бумаги и оденутся как обычно на Новый Год.
— Мы договорились о дресскоде, — уверенно возразила та, — Все должны выглядеть необычно и красиво, чтобы в тему.
— О да, представляю наших пацанов, которые из толстовок не зимой не летом не вылезают, в образе кавалеров лермонтовского маскарада, — прыснула, нарисовав себе такую картину.
— А вот я представляю, — Марина бросила на меня укоризненный взгляд, — К тому же, там будут не только наши. Народа у нас в старших классах мало, зал огромный. Пусть все знакомых приглашают.
— Тогда я вообще туда не пойду, — ужаснулась, представив себе это скопище народу.
— Пойдёёёшь, — коварно усмехнулась Маришка, — ещё как пойдёшь. Побежишь.
Ничего себе заявочки!
— С чего это ты так уверена? — Теперь во мне проснулось упрямство.
— Волоком потащу, — многообещающе отозвалась она, — И вообще, без тебя будет скучно.
— Исчерпывающий аргумент, — фыркнула я, щурясь от летящих в глаза снежинок.
— А то, — приосанилась подруга, — Не будь занудой. Всё классно.
И как бы я не возражала на сие утверждение, Маринка была непреклонна, как никогда.
— Нееееет… — раненным волком выла я, в панике разглядывая платье.
— Даааа, — злобно потирая ручки, эхом отозвалась Марина.
Вся проблема в том, что мы с ней примерно одной комплекции. Она — стройная белокжая блондинка, любящая и умеющая ухаживать за собой, преподносить себя так, что не заметить невозможно. И я — с вечными неровным загаром, не сходящим ещё с лета, кофейными глазами, бледная, как вампир, и черноволосая. Увидишь такое ночью — испугаешься. А она на меня хочет одеть… это.
— Ну померяй! — Умоляюще хныкнула она, — Пожалуйста! Я тебя конфетками и печеньками угощу. Все отдам!
Я, уже собравшаяся решительно пресечь всё это безобразие, захлопнула рот, с тоской подумав о печеньках и конфетках, которых у нас дома почти не бывает, а вот у Маринки всегда про запас имеется.
— Шантажистка, — угрюмо пробурчала я, нехотя, взяв в руки предмет спора.
Я с детства не одевала подобные бальные платья. И как оно только затесалось в её шкаф? А, ну да, наверное с начальных классов припасла…
Кое-как затянув корсет, едва не запутавшись в нём, я вдруг осознала, как, наверное, было тяжело дамам в средневековье. Им памятники надо ставить. Вот из-за чего они в обморок часто падали — из-за недостатка кислорода.
— Ну что, скоро? — Скучающе поинтересовалась откуда-то из-за дери Маринка, выдворенная из собственной комнаты.
— Заходи уже, — обречённо вздохнула, рассматривая себя в зеркало в полный рост, встроенное в дверцу шкафа.
А вообще ничего так… Нет, вот этого вот «в зеркале отразилась не я, а прекрасная незнакомка», как в романах, не было. Однако изюминка добавилась. Со всеми своими комплексами, я доходила до такого абсурда, что с трудом поверила просто в то, что мне может идти такой яркий, насыщенный цвет, как вот этот алый. Алый, как закат. Платье обрисовывало фигуру, подчёркивая узкую талию, визуально сделав грудь больше, вполне скромное декольте было самым подходящим. Пышная юбка струилась горизонтально наложенными слоями, рукав не было, плечи обнажены. Сюда бы ещё алую маску, высокую причёску, длинные серёжки с подходящим кулоном, и я, может быть, поверю, что могу выглядеть иногда не хуже других.
— Только попробуй мне сказать, что тебе не нравится, — категорично предупредила подруга, маяча где-то позади, — Не видать тебе вовек печенек. И конфеток тоже.
— Ну что за детский са… — я демонстративно закатила глаза, но, обернувшись, запнулась на полуслове.
Золотое платье модели «русалка», сплошь усыпанное мелкими, красивыми камушками, очень и очень походящими на настоящие самоцветы. Без рукавов, декольте в форме сердечка, как у меня, юбка облегает чуть ниже колен, а дальше — полупрозрачный золотой шлейф. Фигура идеально подчёркнута, волосы наскоро собраны, на лице — очень подходящая золотая маска. И когда только успела?!
— Ну, вообще-то у меня две старших сестры, — кажется, последний вопрос я всё-таки задала вслух, — Обе выпустились. А платья им с выпускного не нужны, вот я и пользуюсь втихаря.
— Я так не хочу, — о, вот и лазейка, — Это их платья.
— Так, не ной. Всё под контролем, — м-дя, агент 007…
— А если серьёзно, зачем тебе, чтобы я участвовала во всём этом детсадовском бедламе? — Уже готова опустить руки и выпустить белый флаг.
— Я хочу тебя немного растормошить, — посерьёзнела подруга, подойдя, — Ты как с Сашей рассталась, так весь боевой запал потеряла. Не так уж сильно он тебе нравился, как мне показалось. Во первых, на мужиках свет клином не сошёлся, а во-вторых… знаешь что? Всему своё время. К тому же, на Новый Год случаются чудеса.
— Бред не неси. Что за детский лепет?! — Меня вдруг стала раздражать её наивность, — Всё, закрыли тему. Ладно уж, схожу я туда. Ты права, надо развеяться. А вообще… — Улыбнулась, стряхнув напряжение и пытаясь разрядить обстановку, — … ради печенек хоть на край света.
Мама с улыбкой наблюдала за тем, как я, уже ближе к вечеру, с самым несчастным в мире лицом натягиваю туфли. Те самые, которые любит и ненавидит одновременно каждая девушка — на пятнадцатисантиметровом каблуке, красивые, чёрные, лаковые. Я их решила не одевать с того самого памятного раза, когда после праздника чудом добралась до дома, едва передвигая ногами, но желание хоть раз в жизни выглядеть красиво победило привычку к удобству, а красота, как говорится, требует жертв.
— Ну как? — Всё-таки не без волнения поинтересовалась я у мамы, которая всё ещё стояла в дверях в перепачканном майонезом фартуке, с собранными в пучок светлыми волосами, умильно глядя на меня.
— Ты красавица, — ну да, что ещё могла бы сказать мать своей дочери, — Повеселись сегодня. Все радуются наступающему Новому Году, и ты раньше радовалась едва ли не больше остальных. А сейчас постоянно сама не своя. Оденешь свои наушники, и бродишь тенью, не замечая мира.
Едва не подавилась минералкой, взглянув на маму, которая выглядела искренне обеспокоенной.
— Ты всерьёз так считаешь? — Как-то немного задело, — Мам, я не вижу себя со стороны. И не могу всегда быть весёлой.
— Но раньше ты была куда более жизнерадостной, — возразила она, — Может, тебя всё-таки расстраивает то, что вы расстались с Сашей?
— Ма-ам! — не люблю, когда она начинает вещать мне про парней и отношения, — Мне пофиг, понимаешь? И на Сашку, и на остальных парней.
Мама, поджав губы, взглянула на меня с такой болью и беспокойством, что стало совестно. Знаю ведь, что вру. Отчасти.