Новые Миры Айзека Азимова. Том 6
Шрифт:
— А если и стряхнешь, — сказал Нед Кессиди, — он кинется снова и на этот раз, чего доброго, вцепится в ногу, а не в штанину.
— Что ты хочешь сказать, Нед?
— То, что придется разрешить ему это обследование. В виде жеста доброй воли.
— Это твое мнение как юриста?
Кессиди кивнул:
— Ты обороняешься от этого парня уже несколько недель, так? Он звонит, ты ему заговариваешь зубы, он снова звонит, ты снова как-то ухитряешься опровергнуть его аргументы, и так далее, и так далее. Но вечно так продолжаться не может. Он такой же упрямый, как и ты — вся
— Верно.
— Вот видишь? Он каждый раз выдумывает что-нибудь новенькое. Ты не отделаешься еще одним пресс-коммюнике или интервью с Кандидом Девени. Маннхейм выступит с публичным заявлением, что мы скрываем правду и здесь происходит нечто ужасное. Пусть придет и посмотрит мальчишку. Авось потом заткнется до окончания проекта.
Сэм Айкман покачал головой:
— Не вижу никакого смысла уступать этому нахалу, Нед Мы что, держим парнишку закованным в чулане, или он у нас кожа да кости, весь в цинге и болячках, или ревет ревмя день и ночь? Если верить Джерри, парень цветет, набирает вес и вроде бы даже немного выучился по-английски. Ему никогда еще не жилось так хорошо — это должно быть ясно всем, даже и Брюсу Маннхейму.
— Вот-вот, — сказал Кессиди. — Нам нечего скрывать. Зачем же позволять Маннхейму утверждать обратное?
— Резонно, — сказал Хоскинс. — Но я хочу слышать мнение всех. Приглашать Маннхейма посмотреть на Тимми или нет?
— По мне, пусть он идет к черту, — сказал Сэм Айкман. — Репей несчастный. Нет никакой причины уступать ему.
— Я за Неда, — сказал Фрэнк Брютон. — Пусть приходит, и покончим с этим.
— Рискованно, — сказал Чарли Мак-Дермотт. — Впусти его только, и неизвестно, к чему еще он привяжется. Нед правильно сказал — он всегда выдумывает что-то новенькое. Если мы допустим его к мальчику, он все равно с нашей шеи не слезет и повернет дело так, что станет еще хуже. Я говорю «нет».
— А вы, Елена? — спросил Хоскинс Елену Седдлер, заведующую снабжением.
— Я за то, чтобы пустить его. Нед верно сказал — нам нечего скрывать. Нельзя, чтобы этот человек бесконечно цеплялся к нам. Когда он здесь побывает, его слово в худшем случае будет стоять против нашего, а у нас есть отснятые с Тимми пленки, которые докажут всему миру, что правы мы, а не Маннхейм.
Хоскинс хмуро кивнул:
— Двое за, двое против. Значит, мой голос решающий. Ладно. Пусть будет так. Скажу Маннхейму — пусть приходит.
— Джерри, а ты уверен, что… — начал Айкман.
— Да. Он мне нравится не больше, чем тебе, Сэм, и мне не больше вашего хочется пускать его сюда даже на пару минут, чтобы он тут разнюхивал. Ты правильно сказал — это репей. Вот потому-то я и решил, что лучше ему уступить. Пусть он увидит, что Тимми процветает. Пусть познакомится с мисс Феллоуз и сам посмотрит, подвергается ли мальчик жестокому обращению. Я согласен с Недом — этот визит может заткнуть Маннхейму рот. А не получится — что ж, хуже нам не станет: он так и будет разводить агитацию и поднимать вой, а мы так и будем все отрицать.
Мисс Феллоуз купала Тимми в ванне, когда в комнате рядом зажужжал селектор. Она недовольно нахмурилась, не решаясь отойти от мальчика. Купание давно уже превратилось у него из мучения в удовольствие. Он больше не боялся лежать, погрузившись наполовину в теплую воду, и видно было, что ему нравится не только купание, но и то чудесное ощущение, когда выходишь из ванны чистым, розовым и приятно пахнущим. Ну и поплескаться тоже хорошо, конечно.
Чем дольше Тимми жил здесь, тем больше он становился похож на обыкновенного мальчика.
Но мисс Феллоуз все же не хотелось оставлять его в ванне без присмотра. Нет, она не опасалась, что Тимми утонет — дети его возраста обычно не тонут в ваннах, и у мальчика хороший инстинкт самосохранения. Но вдруг он решит вылезти самостоятельно, поскользнется и упадет.
— Я сейчас приду, Тимми, — сказала она. — А ты сиди в ванне, хорошо?
Он кивнул.
— В ванне сиди, не выходи, понял?
— Да, мисс Феллоуз.
Никто на свете не сумел бы распознать в звуках, которые произнес Тимми, «да, мисс Феллоуз». Никто, кроме самой мисс Феллоуз.
Немного все же беспокоясь, она поспешила к селектору и спросила:
— Кто это?
— Это доктор Хоскинс, мисс Феллоуз. Хотел спросить вас, сможет ли Тимми сегодня выдержать еще один визит.
— Но ведь у него эти полдня были свободны. Я как раз купаю его в ванне. А после ванны к нам никто никогда не ходит.
— Знаю, но это особый случай.
Мисс Феллоуз прислушалась, что происходит в ванной. Тимми плескался вовсю, вполне счастливый, по-видимому, — он так и заливался смехом.
— У вас каждый случай особый, доктор Хоскинс, — с укором сказала она. — Если бы я впускала всех, у кого особый случай, мальчик не знал бы покоя ни днем ни ночью.
— Это действительно особый случай, мисс Феллоуз.
— И все-таки я против. Должно же у Тимми быть свободное время, как у всех. И с вашего разрешения, доктор Хоскинс, я хотела бы вернуться в ванную, пока…
— Посетитель — Брюс Маннхейм, мисс Феллоуз.
— Что?
— Вы же знаете — он надоедает нам своими вечными дутыми обвинениями и напыщенными речами чуть ли не с того момента, как мы объявили о прибытии Тимми? Знаете, правда?
— Да, кажется. — Мисс Феллоуз не слишком обращала на это внимание.
— Он звонит через два дня на третий, чтобы указать нам на очередное наше преступление. Наконец я спросил, чего он, собственно, хочет — и он сказал, что желает лично проверить, как живется Тимми. Инспекцию произвести, точно у нас тут склад снарядов. Мы посовещались и без особого энтузиазма все же решили, что отказ принесет больше вреда, чём пользы. Боюсь, что выбора нет, мисс Феллоуз. Придется его впустить.