Новые приключения Гулливера
Шрифт:
Вдова тут же успокоилась.
— Никогда такого не было, — ответила она. — Прежде всегда домой приходил.
Я решил непременно уточнить это у Кайлиша Стальда. Вдова между тем продолжала:
— Тхотх был какой-то… — тут она повела рукой и произнесла слово, которого я не знал: — Крепдринслинг.
Видя, что я не понимаю, она попыталась объяснить. Оказалось, что это слово обозначает примерно следующее: «встревожен причинами, скрытыми от постороннего взгляда и необъяснимыми словесно». Я подивился глубине бальнибарбийского языка и спросил, в чем
— Да вот, как пришел, так все оглядывался да прислушивался, — ответила госпожа Бриндран. — Соседка моя, пекарша, постучала в дверь, так он так и прыгнул в шкаф. Вот прямо так и… — тут словоохотливая хозяйка замолчала, испуганно прикрыв рот рукою.
Я оглянулся на стенной шкаф, показавшийся мне чрезвычайно малым даже для такого невысокого парня, как Тхотх. Заметив мой взгляд, вдова смущенно пробормотала, что, мол, шкаф не этот, а в спальне. Она вчера хворала и потому рано легла в постель, а тут пришел паж… По ее словам, при стуке во входную дверь Тхотх затаился в шкафу и не вылезал оттуда, пока пекарша не ушла.
— Тхотх передал вам только то, что ваш муж останется на ночь во дворце? — поинтересовался я.
Вдова немного поколебалась, но потом все-таки ответила:
— Нет, не только. Еще он принес мне кошелек мужа. Сказал, что он велел передать. Вот этот, — госпожа Бриндран порылась в складках своей пышной юбки и извлекла на свет Божий небольшого размера кожаный кошелек.
Я попросил разрешения взглянуть. Она протянула мне кошелек. Я развязал толстые шнурки и заглянул внутрь. Кошелек был пуст.
— Больше ничего придумать не мог, — сказала она недовольно. — Пустой кошелек. Виданное ли дело?
Я повертел кошелек в руках. Следовало тщательнейшим образом исследовать его — на нем могли оказаться какие-то незаметные знаки.
— Могу ли я взять эту вещицу? — спросил я. Вдова замялась. Я вынул из кармана большую серебряную монету достоинством в четверть текреты (примерно десять шиллингов) и протянул ей. Она рассыпалась в благодарностях, из которых я понял едва ли половину. Разумеется, потертый кошелек не стоил таких денег.
Ничего более госпожа Бриндран сообщить не могла. Попрощавшись с нею, я оставил дом цирюльника.
На улице было уже совсем темно, окна в домах не горели — тральдрегдабцы ложатся спать рано. Молодой месяц почти не давал света. Я раздумывал над тем, что удалось узнать. Возможно, отношения между госпожой Бриндран и Флости Тхотхом все же выходили за границы, предписываемые обществом и моралью. В таком случае, не оказался ли отравленный Аггдугг жертвой этих отношений? Ведь ежели паж и его возлюбленная решили избавиться от мешавшего им мужа, Тхотх вполне мог подмешать яд в пыль. Сейчас он где-то прячется. А после похорон вдова присоединится к нему, и они сбегут, например, в Бальнибарби, на родину госпожи Бриндран. Я решил попросить Кайлиша Стальда, чтобы к вдове приставили соглядатаев.
Но что мог означать переданный цирюльником кошелек? Пустой? Это было непонятно, а рассматривать сей предмет на ночной улице не имело ровным счетом никакого смысла. Я бы понял, если б в кошельке оказались монеты. Тогда можно было бы предположить, что цирюльник опасался за свою жизнь и хотел оставить своей жене какие-то деньги, чтобы она не испытывала нужды, если он умрет. В этом случае ни паж, ни вдова не имеют к убийству Аггдугга Бриндрана никакого отношения. Но… кошелек был пуст! Нелепое поручение. Или непонятное.
От мыслей о цирюльнике и его кошельке меня отвлек странный звук — словно кто-то осторожно шел за мной. Я остановился и оглянулся. Позади не было никого. «Показалось», — подумал я и уже собрался продолжить путь, как вдруг от стены ближайшего дома ко мне неслышно скользнула какая-то фигура. За ней еще одна. Уверенность моя в безопасности ночных улиц Тральдрегдаба несколько поколебалась. Я выхватил из ножен тесак и приготовился защищаться.
Заметив мое движение, темные фигуры, казалось, утратили решимость. Я же, ощутив в руке рукоять старого надежного оружия, напротив, решимость обрел. Взмахнув тесаком так, что даже в слабом свете молодого месяца блеснуло его лезвие, я громко крикнул в темноту:
— Кто бы вы ни были, идите своей дорогой, а я пойду своей! Поживиться вам тут нечем, я же привык высоко ценить свою жизнь!
Конечно, грабители могли и не понять сказанного (и, скорее всего, не поняли), но уверенный голос, как я полагал, заставит их отказаться от преступных намерений. Увы, я ошибся. Ожидая нападения одного из двух грабителей, преградивших мне путь, я не обратил внимание на то, что совершенно не защищен от атаки с тыла. И, конечно же, третий злодей, которого я не заметил, умело воспользовался моей оплошностью.
Пока я размахивал тесаком, не подпуская негодяев близко, он неслышно подкрался сзади и нанес мне сильнейший удар по затылку — то ли дубинкой, то ли увесистым камнем. Я лишился чувств.
Очнулся я оттого, что меня кто-то тряс за плечи. Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на мостовой, а надо мной склонился человек с факелом. Его лицо показалось мне знакомым. Поднявшись с его помощью, я осмотрелся. Улица была пуста — по всей видимости, преступники бежали. Карманы моего кафтана были вывернуты; оба кошелька — и мой, и цирюльника, валялись в стороне, также вывернутые. Рядом лежал тесак, выпавший из моей руки при ударе. Грабители бежали, не успев прихватить ничего.
Затылок от предательского удара болел нестерпимо. Отряхнув платье, я продолжил путь, опираясь на руку нежданного спасителя, в коем я узнал одного из слуг господина Кайлиша Стальда. Он не говорил по-бальнибарбийски и объяснил мне свое появление жестами, из которых я понял: маркиз все-таки приказал ему незаметно следовать за мной. Увидев, что я стал жертвой уличных грабителей, доблестный слуга поспешил на помощь (он показал мне висевшую у него на руке массивную обтянутую кожей дубинку) и легко обратил в бегство трех негодяев, увлеченных в тот момент изучением содержимого моих карманов.