Новые рассказы южных морей
Шрифт:
А сегодня на заборе никого нет. Пусто во дворе, тихо в доме. Не видно радостных ребячьих глаз, не слышно привычных возгласов:
— Ну как, хорошо съездили?
— Миссис Симмонс, не осталось ли у вас бутербродов?
— Эх, вот бы нам с вами прокатиться…
Но на этот раз — тишина.
Вот из машины выходит Салли Симмонс, за ней двое ребятишек — Марк и Энн.
— Марк, бери корзину, неси в дом, — командует мать, — а ты, Энн, захвати коврик. Джек, постарайся побыстрее управиться с машиной, а я пойду чайник поставлю.
Джек кивает, провожает взглядом жену и детей, потом ставит машину в гараж, аккуратно запирает все дверцы, улыбается чему-то про себя, и взгляд его падает на соседский дом. Из окна спальни на него
И, довольный собой, Джек Симмонс направляется по тропинке к дому. У дверей снимает обувь.
— Салли, я успею до ужина принять душ?
— Конечно, дорогой, только сначала бы чаю попил.
Он заходит на кухню. У коробки с печеньем крутятся Марк и Энн, а Салли их отгоняет. На столе два стакана молока для детей, а себе и мужу Салли заваривает чай.
— Все готово! Марк! Энн! Живо за стол.
Дети усаживаются.
— Интересно, куда они все подевались? — нарушает молчание Марк.
— Кто? — спрашивает Джек.
— Ну, Джордж, Хенаре, Анни.
— Ужинают, должно быть, — говорит Салли.
— А потом, бог даст, спать улягутся, — подхватывает Джек и подмигивает жене. Та шутливо толкает его локтем. Им отлично известно: дети в семье Херемаиа рано спать не ложатся. Слава богу, что они пока весь дом не заполонили. При одной только мысли о них Джек морщится. Хоть сейчас можно отдохнуть в тишине и покое…
Джек Симмонс никогда бы не сказал, что недолюбливает соседских детей. Наоборот, они даже нравились ему, но в их присутствии он всегда бывал настороже. Господи, ведь когда он узнал, что соседями будут маори, то приготовился к самому худшему. Но чем это «самое худшее» может оказаться, ему так никто и не объяснил. В данном случае это дети Херемаиа. И заметьте, временами ребятишки вели себя очень хорошо, тогда Джек бывал с ними ласков и смутная тревога покидала его. Но порой… нельзя сказать, что они ему досаждали, но уставал он от них изрядно. Разве объяснишь внезапную перемену их настроений и поведения! Иногда они очень милые, иногда — нет. То добрые, то жестокие, сегодня говорят правду, а завтра обманывают, щедрость у них уживается с жадностью. Их воспитывали добрыми христианами, но понятия о Добре и Зле были у них весьма относительными. Каждое воскресное утро Джек Симмонс видел, как они гуськом, один за другим, идут в церковь. На тщательно вымытых мордашках сияют улыбки. Джек лишь вздыхал, удивляясь, как такие с виду невинные ангелочки могут превращаться в сущих дьяволят. Нет, должно быть, ему их никогда не понять.
Взять, к примеру, Джорджа, старшего сына Херемаиа: одиннадцать лет, мальчонка симпатичный, вежливый, услужливый. Хорошего в нем много, да вот только на руку нечист и уж очень любит маленькими помыкать. Последний налет на курятник Симмонсов — дело рук Джорджа. Джек в этом не сомневался, он как-то увидел яркие петушиные перья на голове Джорджа, когда тот играл с ребятами в ковбоев и индейцев. Джордж был самым сильным и задиристым мальчишкой на улице, поэтому ребята поменьше тянулись к нему. И трепетали от страха, когда индеец Джордж вступал на военную тропу: ясно, что ковбои тогда проигрывали. А попробуй подстрели его — он ни за что не согласится, что его убили. Но если его стрела кого заденет, тут уж не спорь, падай. Иначе возьмет в плен и придумает страшные пытки. Падай, со стоном схватившись за сердце, и терпи, пока Джордж «скальпирует» тебя.
Хенаре на год младше, а повадки — что и у старшего брата. Тоже в играх больше проявляются. Все кругом зовут Хенаре не иначе как «надувала». Какую бы игру ни затеяли, всегда Хенаре в выигрыше, всегда сжульничает, вокруг пальца обведет.
Например, играл с Марком в камешки, вдруг достает большой, с теннисный мяч, шарик и, конечно, выигрывает, все камешки Марка перекочевывают к нему. В этом что Джордж, что Хенаре одинаковы: честно играть они будто не умеют. Правда, Хенаре себя несколько реабилитировал, вернув Марку камешки, но ведь так он поступил только потому, что с ним все перестали водиться, а ему хотелось играть. Ну Марк, конечно, снова проиграл.
— Почему ты с ним играешь? — спросил как-то Джек сына.
— Потому что он мой друг!
— Но он тебя обманывает.
— Все равно, он мой друг. Он сказал, что скоро ему надоест играть в камешки и он мне даже свои отдаст. Вот. Друг он мне.
Таких мелких недостатков у детей Херемаиа хватало, и с ними можно еще как-то мириться, но было у них две черты, которые Джек не выносил: чрезмерное любопытство, из-за которого ребята могли взять без спроса любую вещь, и бесстыдство, с которым они отрицали потом свою вину.
Например, Джек как-то спросил, не знают ли они, куда пропал его велосипед. Он подозревал, что это их рук дело, но искренние улыбки, вздохи, слезы в нужный момент кого угодно убедили бы, что они не виновны. Да разве им в голову могла прийти такая мысль?!
— Мистер Симмонс, неужели вы на нас думаете? (Вздох.) А, мистер Симмонс? (В глазах притворный ужас.) Честное слово, не брали мы ваш велосипед!
(Руки клятвенно сложены на груди.) Провалиться нам на месте, если врем! (Тут уж можно и перекреститься.)
Им это так мастерски удавалось, прямо хоть в ладоши хлопай. Мимика, жесты, слезы — чего только не было в их обширном репертуаре. Они то закатывали глаза, то скорбно их опускали, выдавливали одну или две (в зависимости от серьезности обвинения) слезинки, вздыхали, всхлипывали, всплескивали руками, губы их дрожали, слезы, если нужно, катились градом. И все это представление устраивалось во имя Оправдания.
Разве мы могли взять ваш велосипед, мы же ходили в церковь. Как, сегодня не воскресенье? Ах, да, ну конечно, мы бегали на речку купаться. Но без велосипеда, спросите миссис Дэвидсон. Кто сказал, что она до понедельника уехала? Да, везет же некоторым! Ну, значит, кто-то другой видел. Должно быть, мистер Кейт. Честное слово. Всю дорогу пешком шли. Джимми даже хромал. Покажи мистеру Симмонсу, как ты поранил ногу. Видите? Стойте, стойте, мы и вправду видели у реки какого-то мальчишку с велосипедом вроде вашего. Ну конечно, Анни еще сказала: «Смотрите, а велосипед-то никак мистера Симмонса». Но мы сказали: «Да что ты! Не может этого быть: мистер Симмонс всегда прячет велосипед под замок, так что стащить его не могли». Жаль, конечно, что мы не дали тому парню хорошую взбучку, ведь вы наш лучший друг! Нет, мы его знать не знаем. И раньше никогда не видели. Вот наглое ворье!
Но на этот раз, несмотря на убедительность Оправдания, опасения Джека Симмонса подтвердились. Он сходил на реку и нашел там свой велосипед, а то, что Джордж ехал на нем, подтвердил очевидец.
И снова все шестеро стоят перед ним.
— Ну как же, мы сразу сказали, что взяли велосипед! Разве не так?! Что уж мы, глухие и не слышим, что говорим? Нас шестеро, мистер Симмонс, а не слышали только вы. Неужели б мы соврали? Вы же наш друг. Что вы, что вы, мы его не крали! В жизни ничего не воровали. Вы сами говорили, чтобы мы брали велосипед, когда нужно. Сами же говорили! Мы все слышали! Нам было нужно — мы и взяли, разве это воровство? Мы больше не будем. Провалиться нам на месте, если врем. А все из-за того, что Джимми ногу поранил. Да не ту суешь, дурак! Он упал, мы уж думали, что совсем сломал. Потому и взяли ваш велосипед. Это была крайняя необходимость, а вы сами говорили, чтобы в случае крайней необходимости мы брали ваш велосипед. Еще хорошо, что взяли его мы, а то бы утащили какие-нибудь воры. Ведь вы его у забора оставили, вот Анни и говорит: «Возьмем-ка велосипед мы, пока до него воры не добрались». Мы и взяли. Разве это плохо?