Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник)
Шрифт:
– Разрешите, тащ… – пересохшими губами проговорил он.
Старпом сидел за столом, в своей обычной позе и, оттопырив нижнюю губу, писал что-то карандашом на листке бумаги.
– А, писарь, входи, входи. Ну как дела в канцелярии? Давай исправляй всё в авральном порядке. Надо успеть.
– Вот, тащ, билеты у меня.
– Ну?
– Я попросил купить… Мне взяли на самолет… В общем… автобус, в аэропорт через час. Собираться надо…
Хруст сломанного пополам карандаша, прозвучал в наступившей тишине, как револьверный выстрел…
– Повтори…
Проходивший
– Ты что-о!!! Ки-и-инуть меня решил!!!
Белый, как смерть, матрос Голиков стоял по стойке смирно. Волосы на его голове колыхались от раскатистого рёва начальника. Странное дело, но с каждой секундой Диме вдруг становилось легче и спокойнее. Так иногда бывает, когда трудное, мучительное решение, наконец, принято и обратного пути уже нет. Остаётся чистая механика. Нужно просто двигаться дальше. Здесь самое страшное было – это сказать старпому. А теперь что: ВПД потрачены. Денег нет. До автобуса час. Терять нечего. Хуже не будет.
– Порву-у-у-у-у!!! – срываясь на визг, гудел старпом, тряся кулаком над головой Голикова – Билеты сюда! Живо!
– Билеты не дам, – тихо сказал Дима.
Он предусмотрел такое развитие событий и надежно спрятал билеты в кубрике, в рундуке своего друга.
Смахнув испарину со лба, старпом вызвал к себе начальника боцкоманды мичмана Ничипорука. Мичман Ничипорук пользовался заслуженным уважением всего экипажа. Во-первых, он с матросами всегда как с людьми обращался и перед начальством не гнулся. Во-вторых, дело своё знал. А в-третьих, он каждое утро начинал зарядку с разводки (от груди) своими самодельными гантелями, каждый шар у которых был сделан из пудовой чугунной гири. Однажды Ничипорук так крепко обнял своего вернувшегося из отпуска земляка, что чуть-чуть не рассчитал на радостях. Земляк загремел в госпиталь с переломами двух ребер.
– Мичман, – проревел старпом, когда Ничипорук открыл дверь его каюты, – я вам приказываю взять это долбанное тело, поехать с ним в Артём, и сдать билеты!
– Есть, – четко по-военному ответил начальник боцкоманды.
– О выполнении доложить, мне лично.
Два боцмана, – матрос и мичман, вышли из каюты.
– Тащ мичман, дайте мне двадцать минут разобраться с ситуацией, – попросил Дима. – До автобуса ещё 50 минут. Может, что получится.
– Давай, Дима, – понимающе сказал Ничипорук, хлопнув его по плечу. – Только советую сразу к Кэпу.
Дима и сам это понимал. Тут или пан или пропал. И он уверенно зашагал к каюте Командира корабля. Командира Дима знал давно, хотя служил с ним немного. Месяц в начале службы и четыре месяца в конце. И Командир, капитан второго ранга, его тоже хорошо знал и помнил. Когда Дима только пришел карасём на корабль, Кэп лично утверждал его назначение в писаря. Правда, тогда он ещё старпомом был и капитаном третьего ранга. Он собирался на учебу в Военно-Морскую академию. В Ленинград. Без академии нельзя было стать Командиром. Запомнилось, как Кэп пошутил: «Вот, Дима, ты из Питера, а я в Питер»… Диме повезло кэп был на месте.
– Разрешите, товарищ капитан второго ранга, – постучал Дима в дверь каюты.
– А, Дима, входи, – улыбнулся Командир.
Он сидел за столом, изучая какой-то вахтенный журнал и был в приподнятом настроении духа.
– Ну, что скажешь?
Матрос Голиков, как на духу выложил перед Командиром всю свою историю в подробностях. Про разжалование, про канцелярию, про потраченные ВПД, про билеты, и про оставшиеся 40 минут до автобуса… Кэп слушал внимательно, не перебивая, только, когда Дима про автобус сказал, у него слегка приподнялась правая бровь.
– Товарищ Командир, я, конечно, могу сдать билеты. Но пропадут деньги. Я большую часть из них потеряю. Мне их никто назад не вернёт. Больше денег у меня нет. А про то, что вылет сегодня будет, я, честное слово, не знал. Даже не подумал… Если вы мне все-таки прикажите сдать билеты, то я их, конечно, сдам, но мне не останется никакого другого выхода, как написать рапорт замполиту эскадры. Описать всю ситуацию. Ганиман передаст. Я, честное слово, не хочу. Но у меня просто нет выхода. И денег…
Некоторое время Командир сидел молча.
– Ганиман передаст… это точно, – протянул Командир и потянулся к телефону – Вызови ко мне старпома…
После выслушивания сокрушительной речи Кандыбы, Командир вздохнул и тихо спросил:
– ВПД ты подписывал?
– Так точно.
– А какого хрена!
– Я…я… думал..
– Думал он! Спиноза хренов! Ты бы раньше думал, когда единственного толкового писаря в боцмана переводил! Если деньги за билеты пропадут, ты их что ли из своего кармана возмещать будешь?!!
Старпом вращал налитыми кровью глазами, тяжело дышал, но не говорил ни слова…
– Служить с тобой полная жопа! – Командир в сердцах ударил кулаком по столу. – Всё. Подписывай приказ об его увольнении. Отпускай. У него автобус через 40 минут.
– Спасибо, товарищ Командир! – по неуставному просиял Дима, чувствуя, как неподъемный груз сваливается с его плеч.
Командир повернулся к нему и устало протянул ему руку:
– Благодарю за службу.
– Служу Советскому Союзу!!! – рявкнул Дима так, что вода в графине на столе Командира пошла кругами.
Он крепко, от души, пожал протянутую руку своего Командира.
– Иди, переодевайся. Опоздаешь.
– Спасибо вам!
Развернувшись через левое плечо, Дима вылетел из каюты. До отхода последнего автобуса в аэропорт оставалось 35 минут.
Первым делом Дима побежал в строевую канцелярию. Растолкав карасей, он сел за машинку, печатать приказ о своём увольнении в запас. Машинка стучала, как пулемет. Караси даже забеспокоились, как бы клавиши не отлетели.
– Учитесь, караси, как надо увольняться на дембель годку флота российского! – крикнул Дима, выхватывая лист с приказом из чрева машинки. – Не поминайте лихом…