Новые записки психиатра, или Барбухайка, на выезд!
Шрифт:
В Бушер!
Всенародная битва с Die Grune Schlange [41] имеет столько же шансов прекратиться, сколько и тепловое движение атомов в природе. Соответственно, в структуре санитарных потерь гражданского населения, записавшегося в добровольцы, делирий своих позиций не сдает. Всякий раз полагаешь, что удивляться уже нечему, и все, что мог, ты уже увидел. Но реальность мерзко хихикает и поправляет: «Не все, не все!»
Семен Иванович (пусть его будут звать так) себя большим любителем алкоголя не считал никогда. Ну, бывало, конечно, что и литр, и два беленькой — так ведь в компании и под закуску, а не в одно лицо и
41
Зеленый змий (нем.).
Трудно сказать, что подкосило больше — аврал в конце года или грянувшие за ним длинные праздники, — но только организм заявил ноту протеста, объявил экзогенный этанол персоной нон грата и вынудил Семена Ивановича уйти в крутую завязку. Жена радовалась. Целых шесть дней.
А потом наступила бессонная ночь. Мужик долго не находил себе места, слонялся по квартире, пил чай и курил термоядерную «Приму». В четвертом часу утра побрился, оделся, побросал вещи в чемодан и пошел к выходу.
— Куда? — спросила опешившая супруга.
— В Бушер, [42] — ответил Семен Иванович, — атомную станцию достраивать.
И был таков. Как только оторопь прошла, женщина стала обзванивать полицию, скорую — чудо-то жалко, оно хоть дурное, но свое, еще нарвется на хулиганов или замерзнет — чай, не май месяц. К утру чудо нашли на автовокзале, с билетом на автобус до аэропорта. Полиции пришлось приложить некоторые усилия, чтобы убедить его поехать с ними.
Как выяснилось, когда-то очень давно Семен Иванович и в самом деле принимал участие в строительстве Бушерской АЭС, о чем он долго и с большим удовольствием вспоминал. Потом грянула исламская революция, и специалистам пришлось вернуться на родину. Достраивали уже после, без него. А воспоминания остались, очень яркие и теплые. Особенно про то, как учили персов, с их-то сухим законом, гнать самогон и ныкать готовую продукцию. Потом, конечно, были другие стройки, были электростанции — от атомных до ГЭС, но эта запала в душу.
42
Город в Иране.
А ночью за ним пришли. Трое сотрудников. Сказали, что без него в Бушере что-то накосячили, и только на него, Иваныча, вся надежда. Обещали хорошие командировочные, суточные и сверхурочные. Правда, под подписку о невыезде и неразглашении, но дело того стоило. Сопровождали они Семена Ивановича до самого автовокзала, наказали, чтобы взял билет до аэропорта, а там его спецрейсом доставят до места. Затем куда-то исчезли. Затем появилась полиция.
— Я ж вам объясняю, доктор, это просто недоразумение. У меня все в порядке. Не задерживайте меня, ведь командировка сорвется!
— А эти сотрудники вам какие-нибудь документы дали? Приглашение, контракт или что-то в этом роде?
— Нет, но я думаю, что все получу, когда приеду в аэропорт. О, кстати, вот и они!
— Кто?
— Работодатели. Вон же они, в углу стоят! — воскликнул Семен Иванович и показал на пустой стул в углу. — Ребята, объясните доктору, что нас поджимают сроки, может получиться неудобно перед иранскими друзьями!
— А кто это такие? Не представите их мне?
— С удовольствием. Который в пальто — это товарищ из посольства. Вон тот, в форме, —
— Что ж, Семен Иванович, я, пожалуй, пообщаюсь с вашими работодателями, договорюсь об отсрочке. Пока у нас медкомиссию и профилактику не пройдете — ни о каком Бушере речи не идет. Им нужны гарантированно здоровые специалисты. А то вдруг, не дай бог, чего — второй Чернобыль нам не простят.
Привели изрядно хмельного пациента. Просили во время капельницы быстренько и по-тихому закодировать — чтобы он встал с кушетки, а ему хитрая родня: «Сюрпрайз-сюрпрайз, диар Вася!» Пришлось разочаровать и просто прокапать.
Маленькой елочке
Запевала:
Как по нашей речке плыли три дощечки…
Хор:
Эх, мать твою так, восемь кубометров!
Однажды младшая дочь поинтересовалась — куда девается елка, которая приходит на Новый год из леса? Пока загруженный переживаниями о судьбах елок отец придумывал достойную, не травмирующую детскую психику легенду, ребенок сам подсказал ответ. Ты что, мол, не видел? Они же собираются внизу у подъезда, а потом отправляются в лес! Картина хвойных дендромутантов, кучкующихся по подъездно-территориальному признаку, а затем организованными колоннами покидающих город, была из разряда тех, что потом долго и безуспешно пытаешься забыть. А на днях Денис Анатольевич приподнял завесу тайны…
В этот раз гвардейский экипаж барбухайки отправился на вызов вместе с нарядом полиции. Дело было из серии «привыкли руки к топору»: наша давнишняя пациентка (назовем ее Ольга) уже третью неделю не давала соседям прохода — ругалась, грозилась приготовить из них фарш четвертой категории (рубится вместе с предметами интерьера). На днях она перешла к активным боевым действиям: обрубила телевизионный кабель, с особым цинизмом лишив несчастных любимого сериала и спортивных новостей, а ночью покромсала в капусту соседский электрощиток. Тот, правда, перед смертью дал электрической сдачи, на какое-то время утихомирив фурию-валькирию и привнеся в ее прическу изрядную долю необузданной энтропии, но фронтовая тишина была недолгой. Придя в себя, Ольга продолжила курсировать туда-сюда по коридору с топором наперевес, готовая снова вступить в полемику.
Прибыв на место, полиция и спецбригада с удивлением оглядели общий коридор. Толщине хвойной подстилки под ногами мог позавидовать сосновый бор, в воздухе витал стойкий запах смолы и хвои, а вдоль стен громоздились штабели сухих сосенок и елок. Посреди всего этого великолепия бродила Ольга в халате, резиновых сапогах на босу ногу и с топором в руках. Ах, да, забыл про прическу «взрыв сверхновой».
Вопреки ожиданиям и опасениям, топор был сдан без особых возражений, после чего гостей широким жестом пригласили в квартиру. Последовала вторая серия культурного шока. Вся квартира была густо уставлена хвойными самых разных видов и степеней мумификации. На многих блестели остатки мишуры и серпантина, а кое-где — даже оставленные в спешке елочные игрушки. Каждый ствол покоился в трехлитровой банке с водой. Просочиться из комнаты в комнату можно было только узкими партизанскими тропами.
— Ольга, ты что из квартиры сделала? — поинтересовался доктор.
— А то не видно. Корни проращиваю, весной посажу обратно, будет лес.
— Где будет лес?
— Везде будет лес. Живем, блин, в степи, а тут еще эти пожары летом были. Скоро уже белочек не останется, тушканчики придут. Мне голос был, свыше. Так и сказал: «Озеленяй!»
— Думаешь, прорастут елки-то?
— Прорастут, никуда не денутся. Я слово зеленое знаю. И воду по-особому лью.
— Это как это — по-особому?