Новый Библейский Комментарий Часть 1 (Ветхий Завет)
Шрифт:
В конечном счете, этот спор касается не только природы Библии, но и природы Бога.
И последнее. Появление «новой герменевтики» заставило многих мыслителей уклониться от дебатов о сути откровения и священного авторитета. Но поскольку это учение неразрывно связано с вопросами истолкования Библии, в следующем разделе нам предстоит небольшая дискуссия.
Последние замечания
Возможно, кто–то скажет, что все наши рассуждения безнадежно движутся по кругу. Если мы пытаемся подойти к пониманию природы Библии через призму наших представлений о Боге, то мы должны признать, что наши представления о Боге почерпнуты из Библии. Если же мы начинаем, допустим, с оценки авторитета священного Писания Иисусом, то понимаем, что сама эта оценка тоже почерпнута из Писания. Таким образом, весь замысел построения доктрины о Писании
Это обвинение затрагивает некоторые из наиболее сложных вопросов о способах получения «знания» и критериях оценки его «истинности». Хотя эти вопросы невозможно рассмотреть здесь достаточно полно, некоторые замечания могут оказаться полезными.
Во–первых, человеческая мысль, если только она не ограничена законами логики или не оперирует строго определенными математическими величинами, в каком–то смысле всегда движется по кругу. Мы смертны, и при отсутствии дара всеведения мы не можем найти никакой абсолютно надежной основы, на которой можно было бы строить свои рассуждения. Христиане заявляют, что такую основу предоставляет Бог, Который действительно обладает совершенным знанием. Но это означает, что саму эту основу надо принимать на веру. С этой точки зрения, «вера» — это не какое–то субъективно ограниченное мнение, сопоставимое с любой другой «верой», а дарованная свыше возможность постижения Бога и Его истины. Это определение нисколько не противоречит всевозможным доводам, выдвигаемым в защиту христианской веры. Скорее это признание, что подобные доводы убедят далеко не всех.
Во–вторых, признавая, что наши доводы не выходят за пределы логического круга, и утверждая, что в какой–то мере это присуще всякой человеческой мысли, мы не считаем, что такое «движение по кругу» в корне порочно. Мы обращаемся к Библии за информацией, а не для того, чтобы получить точные сведения о ее природе. Если бы Библия не содержала никаких заявлений о своей природе, у нас было бы меньше оснований придерживаться представленной здесь доктрины о Писании. Возможно, хорошо осведомленные христиане захотят выступить в защиту абсолютной достоверности и надежности Писания, но едва ли они захотят защищать абсолютную достоверность и надежность своей теории Писания. В методологическом отношении процесс создания доктрины о Писании в точности соответствует процессу формирования представления о Христе. По мере того как милостивое самораскрытие Бога проливает на них все больше света, и доктрина о Писании, и представление о Христе становятся объектами пересмотра.
В–третьих, вдумчивые христиане будут первыми, кто признает, что в Писании таится много загадок и что разработка надежной доктрины о Писании сопряжена с большими трудностями. Но это нас не пугает; то же самое можно сказать почти о любом библейском догмате: о природе Бога, сущности искупления, действии Святого Духа, воскресении из мертвых. Это не означает, что мы не способны верно судить об этих предметах, но, поскольку все они имеют отношение к трансцендентному Богу, Который не может быть исчерпывающе познан мятежными смертными существами, здесь неизбежно останутся тайны.
В–четвертых, мы не должны недооценивать влияние греха на нашу способность правильно решать эти проблемы. Основным элементом первородного греха было необузданное стремление к самостоятельности, к независимому знанию. Мы хотели быть центром вселенной — не это ли источник всякого идолопоклонства? Иоанн передает поразительные слова, которые Иисус бросил Своим противникам: «А как Я истину говорю, то не верите Мне» (Ин. 8:45). Если истина сама по себе вызывает у нас протест, то сколь глубоко, трагично и отвратительно наше падение! Неудивительно, что Бог не являет себя так, чтобы нам казалось, будто мы можем Им управлять. Иисус решительно осуждает тех, кто требует от Него знамений, ибо знает, что уступка подобным требованиям означала бы полное подчинение воле других. Его бы быстро приручили, превратив в некое подобие сказочного джина.
По той же причине вся мудрость мира, воплощенная в различных системах мышления, которые предлагают прекрасно оформленные объяснения всего на свете, не может совладать с крестом Христовым (1 Кор. 1:18—31). Когда Бог говорит с неба, всегда найдутся такие, кто слышит только гром (Ин. 12:29). Точно так же милостивое самораскрытие Бога в Писании никогда не будет адекватно оценено теми, кто настаивает на независимости своих знаний: даровать откровение в форме, приспособленной к подобным притязаниям, означало бы для Бога поощрение того греха, от которого нас избавляет Евангелие. В своем великом милосердии Бог отказывается потворствовать нашему безграничному желанию стать богами. Он позаботился о том, чтобы Его самораскрытие сполна воспринималось теми, кто милостью Божьей имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, но никогда не стало бы таким же строго самоочевидным, как математическая теорема, в которой все дефиниции и законы их отношений подчинены людям. «Мы ходим верою, а не видением» (2 Кор. 5:7).
Как толковать Библию
Меняющийся облик герменевтики
Когда Павел убеждает Тимофея стараться верно преподавать слово истины (2 Тим. 2:15), он имеет в виду, что неправильное обращение со словом истины влечет за собой реальную угрозу. Поэтому проблема толкования Библии очень важна. Разумный подход к Библии предполагает не только понимание ее природы, но и умение с ней (Библией) обращаться.
«Герменевтика» — это понятие, которое традиционно употреблялось применительно к толкованию текстов. Но в последнее время герменевтика претерпела настолько значительные изменения, что имеет смысл остановиться и поразмышлять о путях, которыми шло преобразование этой дисциплины.
Когда–то герменевтика понималась как наука и искусство интерпретации Библии: наука, ибо существовали важные законы и принципы, с помощью которых можно было решить эту задачу; искусство, ибо зрелое суждение, плод опыта и компетенции, должно было отвечать самым высоким требованиям. Задача толкователя состояла в том, чтобы понять, о чем говорится в тексте. Считалось, что если два одинаково компетентных толкователя понимают законы интерпретации достаточно хорошо, то в подавляющем большинстве случаев их восприятие содержания того или иного фрагмента будет совпадать. При таком понимании герменевтики большое внимание уделяется грамматике, жанровому анализу, исследованию лексики, вопросам взаимосвязи библейских тем и т. п.
Но со временем понятие «герменевтика» стало все чаще применяться по отношению к различным видам литературно–критического «инструментария»: источниковедения, формальной, традиционной, редакционной, а с недавних пор и всевозможных форм нарративной критики. Хотя подобные подходы принесли некоторые плоды, но были и потери: основной целью этих методик была реконструкция истории и религиозного устройства отдельных общин, стоящих за определенными текстами, а не постижение основной идеи текста.
Оба этих подхода были в значительной мере оттеснены третьей волной, так называемой «новой герменевтикой». Для нее опорной точкой в дискуссии стала немаловажная догадка о том, что люди привносят в решение задачи интерпретации свои собственные пристрастия и ограниченность. На каком–то уровне это наблюдение весьма полезно. Каждый из нас непременно несет в себе собственную «систему координат»; такого явления, как абсолютная непредубежденность, просто не существует. Новая герменевтика напоминает о том, что священный авторитет Писания не следует переносить на толкователя; что мы постоянно приспосабливаем новую информацию к уже имеющейся в нашем сознании «системе координат»; что некоторые представления, которые считаются несомненными, нуждаются в изменении или уточнении, а то и вовсе должны быть отброшены; что нам еще многому надо учиться, ибо мы отделены от авторов Писания временными, географическими, языковыми и культурными барьерами.
Но в то же время многие сторонники новой герменевтики заходят слишком далеко. Они утверждают, что, поскольку толкование каждого человека в какой–то мере отличается от любых других толкований, мы не вправе говорить о смысле текста как о чем–то объективно существующем. Смысл, по их мнению, пребывает не в тексте, а в читателях, толкователях текста. Если различные толкования допустимы, то говорить о правильном, или истинном, толковании невозможно; личные предпочтения, полагают они, лишают подобные выражения смысла. Если никакое отдельно взятое толкование не истинно, то либо все толкования одинаково бессмысленны (что ведет к герменевтическому нигилизму, известному под названием «деконструктивизм»), либо все одинаково верны, т. е. хороши или плохи в той мере, в какой они устраивают конкретного человека, группу людей или культуру или отвечают неким произвольным критериям. Рассуждая в таком духе, сторонники новой герменевтики поощряют разнообразные «прочтения» Писания: прочтение чернокожих обитателей Южной Сахары, прочтение либеральных теологов, феминистское прочтение, прочтение протестантов англосаксонского происхождения, прочтение гомосексуалистов и т. д. Проявляя исключительное почтение к плюрализму, присущее всей современной культуре Запада, новая герменевтика не признает несостоятельным никакое толкование, за исключением того, которое утверждает свою истинность и несостоятельность всех остальных.