Новый дом с сиреневыми ставнями
Шрифт:
Если еще утром в ответ на материнские мольбы сдать «хвосты», иначе заберут в армию, Олег горделиво соглашался исполнить свой священный долг перед Родиной, лишь бы только все прекратили нудить и доставать его, то, услышав об ожидающих его перспективах «из первых уст», он резко изменил свое решение и молился только, чтобы как-то так оказалось, что военкомовцы ушли, а он завтра бы сдал один экзамен, послезавтра второй…
И тут вдруг раздался еще более страшный топот и мат.
На тех, первых, нападающих обрушилась лавина других, еще более страшных. Они скрутили по-быстрому двередолбителей
Олег ни жив ни мертв стоял за дверью, боясь даже заглянуть в глазок: уже насмотрелся такого…
Тем временем в дверь опять позвонили. И сказали: «Милиция!» И почему-то он понял, что самое правильное – открыть. И открыл.
Вошедший разгоряченный парень только спросил, были ли угрозы его жизни со стороны нападавших. А потом велел запереться и ждать.
– Это он к нам пошел, показания наши брал, – догадались девушки.
– Ну да. Если б вы не подтвердили, все, хана. А так – они сами превысили полномочия, военкоматчики эти. Задорные ребята попались.
На следующий день Олег сдал первую задолженность, как и мечтал, стоя в прихожей перед дрожащей от сокрушительных ударов дверью. Через три дня, освободившись от институтских долгов, он нес в военкомат справку с места учебы, молясь об одном: не встретить бы там своих недавних гостей.
Остальные сессии он сдавал только на отлично. И сразу после защиты диплома поступил в аспирантуру.
Испытания, как известно, закаляют.
Кроме того, в его жизни появилась «девушка его мечты» – Таня.
Так благодаря закону о всеобщей воинской повинности создалась их семья, казавшаяся такой надежной и нерушимой крепостью всем родным и друзьям.
А теперь…
Неужели все рухнет? Неужели такое возможно?
И как прогнать от себя эти ужасные мысли? Хотя бы на время…
Решение
Ревность
Тане ужасно не хотелось видеться эти две недели с Олегом. Если с анализом будет порядок, а она за это время так себя накрутит, что совершит что-то непоправимое? Если он ни в чем не виноват, а она уже его ненавидит временами до удушья?
Она только сейчас поняла, какими счастливыми были предыдущие годы ее семейной жизни: ревность была ей неведома. Просто она судила только по себе. Повенчались – значит, измена невозможна вообще. Ни под каким видом. Муж стал частью ее самой – именно это было естественно и правильно. Она не понимала все эти бабские разговоры, всю эту политику: держать при себе, никого не подпускать. Все равно каждый свободен. Сколько ни держи, не удержишь. Она по себе помнила, как страшна и непонятна была ей ревность влюбленного в нее человека, когда пришлось с ней столкнуться.
Ей было тогда семнадцать лет. Последний класс школы. Пай-девочка Таня готовилась изо всех сил к поступлению в университет. Ездила к репетиторам, зубрила. Целиком погрузилась в предстоящий экзаменационный ужас.
В первую субботу февраля в школе был традиционный вечер выпускников. Она бы и не пошла, но классная требовала ее присутствия: любила хвастаться Таниным голосом. А голосом она пошла в бабу Нину. Конечно, с детства тренировалась, орала частушки. Гены! Понятное дело, хулиганить она не стала, хотя и очень хотелось: частушек-то она знала тысячу, всех могла перепеть. Обошлась лирикой.
Начались танцы. Она танцевала до упаду, выбивала движением стресс. На медленный танец ее пригласил вполне взрослый парень, умопомрачительно красивый. Ему было целых двадцать три года, он уже заканчивал университет. Таню распирало от гордости: все ей явно завидовали. Никита попросил номер ее телефона, позвонил через час после расставания, упросил встретиться. Времени у нее совсем не было. Одни уроки на уме. Может быть, именно это и подогревало его интерес. Он-то привык, что ему на шею бросаются, а тут пигалица отказывается, толкует про занятия, серьезная, неприступная. Он именно этим скорее всего и очаровался. Ждал ее после занятий. Провожал до дому. Или встречал у подъезда, провожал до репетитора, ждал у дома репетитора и потом вместе с ней ехал к ее дому. Встречи получались практически каждый день. Он брал ее за руку, и по руке пробегал ток. Они целовались, и это было ух как хорошо! Он считал, что им надо жениться. Вот он защитит весной диплом, она сдаст выпускные – и в загс. Тане спешить было некуда. Планы у нее не совсем совпадали с планами Никиты, и она этого не скрывала. Он-то прожил свою студенческую юность без всяких женитьб, был сам себе хозяином. Вот и ей хотелось так: сколько-то лет не быть никому должной.
– У тебя кто-то есть! – догадался Никита после Таниного объяснения.
Весь его опыт предыдущего общения с девушками вопил о ненормальности ситуации. Девушкам полагалось хотеть замуж. Таня не спешила. Вывод он сделал один. И принялся изводить ее ревностью. Он теперь не просто встречал ее у школы, он выслеживал. Расспрашивал ее подруг. Прятался за углом. Вечерами, проводив до дома, оставался ждать у подъезда, не появится ли у ее двери счастливый соперник. Он даже несколько раз заявлял, что видел, стоя под ее окнами, как в ее комнате был мужчина.
– Какой мужчина? Ты в своем уме? Кто ко мне пустит мужчину? – возмущалась Таня.
Доказать было ничего невозможно. Он сам себя накручивал, сам придумывал, сам делал выводы. Правда была не важна. Важны были его собственные фантазии, которые терзали его гораздо сильнее реальности.
Сначала Таня пыталась как-то объяснять, вразумлять. Он вроде понимал, успокаивался. Но стоило не увидеться один день, на него находило:
– С кем ты была? Скажи мне правду! Зачем врать?
Ей уже совсем не хотелось с ним целоваться. Она просто устала от этого контроля. И какое он имел право влезать в ее жизнь так бесцеремонно?
Во время очередных расспросов она придумала, что была с другим. Что влюблена, что за того пойдет замуж. Говорила то, что от нее ожидал ревнивец. Ему даже как-то полегчало поначалу: он, видите ли, не ошибся! Он так и знал! Он так и чувствовал!
Он прощался с ней навсегда. Потом объявлялся снова. Снова прощался. Во время сцен ревности Таня говорила себе, что всегда-всегда будет проверять человека, ревнивый он или нет. И с ревнивым – ни-ни! Ни в коем случае! Это же тюрьма с пытками! И себе сказала: «Смотри! Не будь такой! Это погибель и стыд».