Новый Дозор
Шрифт:
— Все гладко, Вовик, — сказала Надя. — Уймись.
— Тапай, если вдруг, — ответил Вовик, еще раз зыркнул на меня — и растворился в толпе вместе с подругой.
— Что за дурацкий сленг? — спросил я.
— Обычный, — ответила Надя и шмыгнула носом. Глаза у нее были красные. — Ты зачем пришел, папа?
— Надя, пошли домой, — сказал я.
— Зачем?
— Надя, мама будет волноваться, — попытался воззвать я к доводу, который безотказно работал в ее десять лет.
— А при чем тут мама и ты? — спросила Надя.
И у меня в груди стало совсем
— Надя, я не пойму, что происходит, — сказал я. Музыка резала уши, небо на потолке-экране затягивали тяжелые темные тучи. — Давай поговорим в другом месте.
— Чем это плохо?
— Тем, что это не место для Высшей Иной! — не выдержал я.
Надя засмеялась. И если вначале это был просто тихий смех, как от удачной шутки, то уже через мгновение он превратился в истерическое хихиканье.
Ненавижу женские истерики! Это совершенно нечестный прием в отношениях между мужчинами и женщинами!
Хуже женских истерик — только мужские.
— Для Высшей Иной? — повторила Надя. — Для Иной? Папа… папочка, ну ты влил! Папа… после того, что ты сделал с нами — ты еще можешь произносить слово «Иной»?
Она так и ушла в толпу, продолжая смеяться и проводя рукой по лицу, будто смахивая слезы.
А я стоял и смотрел ей вслед.
Потом перевел взгляд на Кешу.
— «Вы Антон Городецкий… — сказал я. — Вы нас… вы нас всех…» Что я «всех»?
— Не знаю, — ответил Кеша.
— Почему Надя с тобой даже не заговорила?
— Она меня не видела.
Над головой загрохотал гром. И застучали тяжелые дождевые капли. Я подставил им руку… капля упала на ладонь и исчезла. Дождь был, но он был иллюзией — как и тучи над головой.
Как все здесь.
— Почему она не видела тебя, Кеша?
— Потому что это ваше предвидение, Антон Сергеевич, — ответил юноша. — И ваш сон.
Он развернулся и тоже исчез в толпе — такой же пухлый, неуклюжий и некрасивый, как и в детстве.
И похоже, такой же одинокий и несчастный.
— Это неправда! — закричал я.
И проснулся.
Почему-то — молча.
Низкий потолок дешевенькой лондонской гостиницы. Англичане вообще живут в домах крошечных, будто почтовые марки. Наверное, чтобы проще было их оборонять, ведь «мой дом — моя крепость». В окошке брызжет солнечный свет. Утро, хотя и раннее…
Я глянул на часы — всего семь утра местного.
Потом посмотрел на стоящий на тумбочке деревянный кубок от сэра Эразма. Может быть, было виновато пиво, а может быть, сто грамм коньяка, который я добавил за просмотром телевизора, перед тем как лечь спать, но когда мне захотелось выпить воды — я распаковал подаренный кубок и выпил воды из него. Причем не просто так, а с глубоким убеждением, что после этого услышу первое пророчество Дарвина.
Насчет его пророчества ничего не вышло. А вот собственное я получил.
Или все-таки нет?
Что это было — очень яркий и реалистичный сон, возникший от гремучей смеси алкоголя, усталости и массы впечатлений?
Пророчество?
Я могу предвидеть будущее, как и любой Иной, как любой человек, в конце концов. Даже лучше многих, в свое время Гесер всерьез советовал мне специализироваться на предсказаниях. Но и просто дурацкие сны мне снятся — тоже как любому человеку.
Размышляя об этом, я сходил в туалет, принял душ (все очень компактно было втиснуто в два квадратных метра — и эти люди попрекали Советский Союз за «хрущобы»?). Оделся и задумчиво спустился вниз, в полуподвал, где располагался маленький отельный ресторанчик. У официантки, которая суетилась в зале, наливая постояльцам кофе и убирая грязную посуду, было такое обыденное лицо, что я поздоровался с ней по-русски. И угадал.
— Ой, здравствуйте, — почему-то засмущалась она. — Вам чай или кофе?
— Кофе, — кивнул я, приглядываясь к выложенной на столе снеди.
— Кофе не очень, — тихо прошептала девушка, подавшись ко мне.
— Все равно, — так же тихо ответил я. — Проснуться надо.
— Лучше я вам растворимого принесу, — пообещала девушка и исчезла на кухне.
Я взял себе йогурт, кусок хлеба, пластик сыра в герметичной упаковке (чеддер — это чеддер!) и омлет скрэмблинг, который представляет из себя высшую форму надругательства над яйцами, которую только смогли изобрести в Европе.
Но по крайней мере он был горячий.
Присев за угловой столик, я подцепил вилкой комок разваливающейся омлетной массы. Придирчиво осмотрел и отправил в рот. На вкус лучше, чем на вид…
И тут запахло кофе. Хорошим настоящим кофе, а никак не растворимыми химикалиями. И огромная чашка восхитительного кофе оказалась передо мной.
— Спасибо, — сказал я, поднимая глаза.
Арина, улыбаясь, забрала у меня тарелку с омлетом и отставила на пустой столик. Сказала:
— Не кушай эту гадость. Это я тебе как ведьма говорю.
И протянула другую тарелку — с яичницей-глазуньей, прожаренной в самую меру, так что желток загустел, но остался жидким, посыпанную мелко нарезанным зеленым лучком и с угадывающимися в толще кусочками обжаренного сала. Перед собой Арина поставила еще один кофе.
— Скушай заячий помет, он ядреный, он проймет? — уточнил я. Поскольку Арина на стихи Филатова отреагировала удивленным поднятием бровей, то вздохнул и сказал: — Ты же уже не ведьма, ты Светлая.
— Ведьма бывшей не бывает, — вздохнула Арина. — Как спал, Высший?
Вначале я отправил в рот поджаренное яйцо и запил его большим глотком кофе. Потом сказал:
— Твоя работа?
— Что именно? — удивилась Арина.
— Мой сон.
— Я не знаю, что тебе снилось. — Она покачала головой и нахмурилась. — Что-то неприятное? Пророческое? Я в твои сны не вмешиваюсь.
— Так, ерунда, — отмахнулся я и в два глотка допил кофе.
— Принести еще? — спросила Арина.
— Слушай, ты не официанткой в Лондоне подрабатываешь?
— Увы, у меня нет рабочей визы, — усмехнулась Арина. — Это исключительно благотворительность. Вид у тебя какой-то мятый.