Шрифт:
Новый год нужен!
– Петров,
Петров стоял, мял в руках голубую шапку с белой опушкой.
– Нет, ну ты глухой? – злилась красавица класса Лера Горюнова, и её тонкое лицо с остреньким носиком становилось ещё красивее. – Отвали! Считать не умеешь?
Петров считать умел. Не так хорошо, как Лера, но умел. В классе у них было четырнадцать мальчиков. Четырнадцать! А месяцев в году – двенадцать. Ставили «Двенадцать месяцев». Мальчики были месяцами. Мнацаканян заболел, и Петров один остался без роли. Так бы их было двое. Костюм придумала мама, велела пойти на репетицию. Непременно! «Если ты ничего не будешь делать, – говорила она, – тебя так и не заметят».
– Я буду Новым годом, – прошептал Петров и зажмурился. Именно такую роль ему придумала мама.
– Обойдёмся мы без Нового года! – отрезала Лера.
Петров нахлобучил на голову шапку и отошёл. Он говорил маме, что идея плохая, что его всё равно не возьмут.
Месяцы разбирали костюмы, толкались, как всегда, громко смеялся Егор. Петров вышел из толпы.
Он не был расстроен. Привык. Его всегда не замечали. Маленький, худой, не кричит, не дерётся, планшеты в школу не носит, учится средне. Мама уверяла, что роль ему достанется, надо только подождать – кто-нибудь заболеет, кто-нибудь не выучит текст.
Текст Петров знал. Мама заставила выучить. Пригодится. Но Петров не верил. Роли Нового года в спектакле не было.
На сцене маялся Егор. Перед ним стояла Лера, прятала лицо за веером. Егор, Январь, должен был сейчас объяснить принцессе про подснежники.
– Вы зачем сюда пожаловали? – довольно громко произнёс Петров вызубренные слова.
– Вы зачем сюда пожаловали? – подхватил Егор и замолчал, уставившись на Петрова.
– Иди отсюда! – сделала страшные глаза Лера.
Петров пошёл. Грустно, когда ты никому не нужен. Он надвинул шапку на глаза, поплутал в занавесках сцены и попал в каморку, куда сваливали старые, уже никому не нужные декорации спектаклей. Он бы, наверное, заплакал, если бы не решил, что во всём виновата мама. Если бы не её советы, он бы сюда не пришёл, никто бы над ним не смеялся и не прогонял.
Петров сел на корточки в углу, обхватил колени руками, спрятал нос в сгибе локтя. Он готов был умереть. Вот пройдёт тысяча лет, заявятся сюда археологи и найдут окаменелость. Будут гадать. И кто-нибудь непременно узнает, что произошло. Об этом напишут книгу. И все будут его жалеть. Особенно Горюнова.
Петров не заметил, как распахнулась дверь, в каморку ворвался свежий воздух и свет.
– Ты чего здесь сидишь? – крикнула Горюнова.
– Новый год не нужен, – буркнул Петров.
– Нужен! Пошли! Егор слова выучить не может! Ему надо подсказывать.
Петров снова хотел обидеться. Чего это он будет подсказывать Егору? Хотелось отомстить Горюновой, чтобы в следующий раз не прогоняла. Но ничего этого сделать он не успел. Потому что уже шёл навстречу Лере.
– Будешь Новым годом! Я всё придумала!
Лера улыбнулась, отчего её лицо стало ещё красивее. И Петров робко улыбнулся в ответ.
Совет феи
Василий дружил с Гариком. Хороший человек был Гарик. С ним и по кроватям прыгать было хорошо, и в стрелялку рубиться, и даже бутерброды он любил такие же, как Василий. Отлично им было вместе – и гулять, и смеяться, и двойки получать.
А вот маме Гарик совсем не нравился. Как ни придёт домой, начинает ругать Гарика – из-за него в комнате бардак, из-за него масло по столу размазано, из-за него Василий не высыпается, из-за него плохо учится.
Василий как мог друга защищал, назло маме домой его водил или, наоборот, убегал гулять. И тогда мама сказала категоричное: ВСЁ. И запретила Василию общаться с Гариком. Гулять нельзя, играть нельзя, вместе бутерброды делать – тем более.
– Крошки потом от вас по всей квартире! – крикнула мама и так хлопнула дверью, что Василий сам понял – всё…
И зачах бы наш Василий от тоски и несправедливости, потому что очень уж он любил своего друга. Но тут явилась ему фея. Добрая, славная, с ласковой улыбкой. И, как все феи, дала мудрый совет.
– Если ценишь дружбу, Василий, то позови Гарика в гости, но не прыгай и не бесись у себя в комнате, а уроки с ним сначала сделай. А как чай попьёте (непременно это делать надо на кухне, а не в гостиной), чашки за собой вымойте и крошки со стола смахните. И если Гарик встретится с твоей мамой в узком коридоре, пускай не бежит сломя голову прочь, а поздоровается, по имени-отчеству назовёт и спросит, как дела. А уходя гулять, вы проверите, чтобы кровать была хорошо застелена, вещи не валялись на полу, цветочный горшок не был рассыпан на ковре. И тогда мама будет не против вашей дружбы.
Не сразу у Василия с Гариком получилось так, как советовала фея. Но вот и чай они научились пить на кухне, и цветок перестал с подоконника падать, и пару четвёрок Василий домой принёс. И мама больше не хлопала дверью и не кричала своё страшное «всё». И даже один раз Гарика по голове погладила.
Каждое утро добрая фея Василию улыбалась. Правда, похожа она была на учительницу по музыке, Наталью Борисовну. Но Василия это не смущало, потому что он знал: добрые феи могут принимать любой образ.
Конец ознакомительного фрагмента.