Новый круг Лавкрафта
Шрифт:
Получив докторскую степень, Мэйхью добыл себе грант и отправился в Африку. Там он двинулся по следам экспедиции Слауэнвайта и путешествовал по Центральной Уганде, изучая туземные мифы и предания. Ему рассказали о древних каменных развалинах в южных джунглях — кто-то утверждал, что это и есть руины города близ легендарных копей царя Соломона, а кто-то полагал, что строение — не более чем остатки домов, возведенных португальскими работорговцами и купцами. Мэйхью, тем не менее, знал, что Птолемей, египетский географ, много сотен лет назад писал, что в дремучих лесах на юге погребены под спудом развалины древнего города, названного им «Агисимба». Можно было с уверенностью предполагать, что угандийский миф и древнеегипетское
Я присоединился к экспедиции Мэйхью непосредственно в Зимбабве в 1946 году. Тогда я еще учился в Кейптаунском университете, и одна из работ профессора — монография, посвященная угандийским петроглифам, до сих не поддающимся расшифровке, — привлекла мое внимание. Я написал просьбу включить меня в состав экспедиции, и положительный ответ не замедлил себя ждать.
О Зимбабве мне было известно совсем немного. Я лишь знал, что так называют центральный массив протяженной системы величественных башен и циклопических стен, располагающихся на общей площади более трехсот тысяч квадратных миль среди непроходимых джунглей. Руины находятся в округе Машоналенд, близ рудников Гвело, Кве-Кве и Селукве. В центре, расположенном в самом сердце Южной Родезии, на расстоянии около двухсот восьмидесяти миль от моря в долине Верхней Метекве до сих пор можно видеть колоссальные крепостные сооружения собственно Зимбабве — это самые высокие и потрясающие по форме стены и башни (всего в округе их около пяти сотен), возведенные, судя по всему, некоей до сих пор не известной историкам расой. Их архитектура настолько не похожа на все остальное, построенное людьми, что ученые лишь разводят руками. Правда, нечто похожее вроде бы обнаружено в горах Перу — тамошние руины могут соперничать древностью с африканскими.
Все это я успел вычитать в будоражащей воображение книге Холла под названием «Великое Зимбабве» — надо сказать, в работе поднималось множество интереснейших вопросов, а вот ответы предлагались лишь на немногие из них. Однако это лишь подогревало мое любопытство: вскоре я увижу фантастический город собственными глазами!
Мне довелось впервые увидеть таинственные руины на закате. Необозримо широкое небо полыхало карминовым и алым, а на его фоне черной стеной вздымался титанических размеров бастион, сложенный из массивных каменных блоков весом несколько тонн каждый. Уходящая ввысь стена протянулась на несколько сот футов, опоясывая те самые странные, ни на что не похожие «башни без вершин», о которых мне приходилось слышать. Рабочие расчистили стену от лиан и подлеска, веками покорявших гигантское укрепление, однако в глубине сердца я знал, что джунгли не сдались, нет, — они отступили перед лицом пришельцев и терпеливо ждали, пока эти копошащиеся букашки, называющие себя людьми, уйдут, и тогда листва и деревья вернутся, и мощные стены и башни окажутся в их полной и окончательной власти.
Оглядев древние, спящие вековечным сном руины, я почувствовал нехороший холодок — словно бы меня посетило плохое предчувствие. Но я фыркнул и с усилием взял себя в руки — прочь, прочь, глупые страхи! В конце концов, это лишь шутки влажного, промозглого ветра, предвещавшего наступление ночи.
Мэйхью оказался скрупулезным, даже педантичным ученым мужем. Увлечение увлечением (легенда о Рыболовах из Ниоткуда продолжала занимать его разум), но его исследовательская подготовка и эрудиция поистине поражали. Он снабдил меня отрывочными сведениями о Голгороте и связанном с ним мифе, и мы долго обсуждали, какие сведения об историческом прошлом величественных руин можно считать достоверными. Португальцы обнаружили их около 1550 года, однако путешественники добрались до развалин лишь в 1868 году.
— Насколько я знаю, на камнях
Сухое, более подходящее аскету лицо Мэйхью оставалось серьезным и встревоженным.
— Да, и это-то и кажется мне странным! Раса, способная возвести стену в пятнадцать футов толщиной и восемьсот длиной, к тому же правильной эллиптической формы, наверняка обладала письменностью! Иначе как бы они производили необходимые для строительства математические расчеты? — несколько растерянно покивал он в ответ.
— А предметы? Удалось обнаружить хоть какие-то артефакты? — поинтересовался я.
— Только эти, — мрачно проговорил он и протянул мне деревянный поднос.
На нем лежали несколько мелких предметов странной формы из обожженной глины и камня. В них угадывался облик птицы — однако небывалой породы, настолько необычной, что я впал в замешательство. Что-то в них казалось неправильным, уродливым, даже… да, да, именно! — до чудовищности отвратительным. Я невольно вздрогнул от омерзения и несмело спросил:
— А вам известно их назначение?
Некоторое время он молча созерцал разложенные на подносе мелкие фигурки, внимательно изучая их сквозь стекла очков — пенсне Мэйхью никогда не снимал, и оно вечно болталось у него на шее на широкой ленте черного шелка. Слава об этом пенсне шла широко и повсюду — Мэйхью относился к нему со странным трепетом, — и я узнал об этом чудачестве задолго до того, как присоединился к экспедиции.
Затем он поднял глаза и посмотрел на меня.
— Возможно, это и есть Рыболовы из Ниоткуда, — проговорил он, понизив голос до хриплого, едва слышного шепота. — А возможно, это даже не они, а их великий Господин. Голгорот…
Необычное и неприятное сочетание горловых звуков этого имени заставило меня сморщиться — и в голове мелькнула непрошеная мысль: зря он это сказал вслух. Не надо произносить это имя — и уж тем более произносить его здесь, среди возведенных в незапамятные времена стен Зимбабве…
Не буду утомлять вас подробностями наших утомительных работ по расчистке места раскопок — они продлились несколько недель. Сначала мы исследовали «башни без вершин»: они оказались лишены какой бы то ни было выраженной внутренней архитектуры — в полых подобно каминным трубам стенах попадались лишь идущие через равные интервалы выступы. Мне они почему-то напомнили шестки в птичнике, или жердочки в птичьей клетке, однако я воздержался от каких бы то ни было предположений, предоставив Профессору право первому высказаться по поводу загадочного феномена.
Через месяц мне пришлось отправиться вверх по течению за грузом съестных припасов. Поручение пришлось мне по душе — я был рад избавиться от трудов на раскопе: мы как раз приступили к работам на Равнине Мегалитов. Странное это было место, должен я сказать: пространное, абсолютно ровное поле, по которому тянулись ровные ряды огромных, хорошо обтесанных каменных блоков. Эти исполинские прямоугольники напоминали мне алтари друидов — хотя кому могло бы понадобиться устанавливать на африканском плоскогорье сотни жертвенников. Тем не менее дата начала работ неумолимо приближалась, и мне стали сниться кошмары, в которых на алтарях извивались в муке обнаженные тела чернокожих жертв, прикованных к камням в ожидании… чего? Среди камней плясали, выводя жуткие напевы, шаманы в птичьих масках, а на все это глядела сверху луна, подобная воспаленному злому глазу, который то и дело заволакивался полосами тянущегося дыма — на равнине жгли бесчисленные костры…
Ужасные, ужасные сновидения посещали меня в те дни…
Поднявшись вверх по течению реки, я счастливо и без приключений достиг торговой фактории и пробыл там достаточно долгое время, чтобы дать работам на Равнине Мегалитов завершиться — я не был настроен возвращаться до их окончания. Меня принимал местный торговец, бур по происхождению, и он подробно расспрашивал меня о работе, время от времени кидая в мою сторону странные, косые взгляды — словно хотел, но все не решался задать мне пару самых важных вопросов.