Новый отсчет
Шрифт:
Белов развел руками.
— Но он сам вызвался.
— Мало ли кто и что вызвался! А если операция пройдет неудачно? Кроме хороших навыков пилота у него хорошо работает голова. Он находил выходы из самых тупиковых ситуаций. Я прогнозировал его назначить как минимум командиром эскадры. Нет, я с этим не согласен. Найдите мне другого бомбардира.
— Хорошо.
Но через час к Райту подошел сам Соболев.
— Господин генерал, почему вы не хотите пускать меня на операцию?
— Вы сами знаете почему. Пусть они проводят эксперименты на собаках, а вы мне нужны за штурвалом, а не на больничной койке.
— Господин генерал, это не прихоть и не факт самоубийства. Я хочу объяснить, почему я хочу развить свои способности. Мы не знаем, где после выхода из прыжка будет линкор хинков. Между тем выстрел должен совпасть с разгонной вспышкой. И для этого я должен одновременно управлять кораблем и системой огня. Есть еще одна идея — подключить к выполнению задачи разгонный блок.
— Поясни.
— По сути своей кормовой двигатель, это тот же плазменный лазер, только гораздо более мощный, и рассеянный. При небольших изменениях в конфигурации луча он может работать как оружие, а затем, в долю секунды, превратиться обратно в двигатель. Но всем этим должен управлять один человек, и без активизации мозга тут не обойтись.
Соболев рассказывал о своих идеях генерал еще больше часа, он настаивал на своем. После этого тот сломался.
— Хорошо, я согласен. Можешь идти на операцию.
Глава 30
Лежа на операционном столе, Соболев думал о Софии. Последнюю ночь они почти не спали, Софья плакала, а он старался убедить болгарку, что все будет хорошо. Он и проснулся после наркоза с мыслью о девушке. Но потом это все ушло на второй план. Главной мыслью стало другое — удалось, или не удалось? Двое суток он лежал неподвижно, потом ему разрешили подняться на ноги. И стало ясно, что без побочных последствий не обошлось. Двухметровый гигант, один из самых тренированных людей на борту Ковчега, едва стоял на ногах. У него было странное ощущение какой-то нереальности всего происходящего рядом. Мир качался и плыл вокруг, лица окружающих людей казались невероятно искаженными, а голоса растянутыми. Начать ходить он смог только через неделю, и то под руку с не отходившей от него Софьей. Такого не ожидал никто из врачей. Хирурги боялись говорить правду Райту, и переносили проверку новых способностей пилота на все более дальний срок. В конце концов, Соболев сам потребовал отвести его в тренажерный зал. Это переход был для него мучителен, мало того, что он с трудом держал равновесие, все чувства Александра были обострены до невероятного предела. Лица, запахи, голоса — все было чересчур остро и чересчур нереально. Он едва не упал, когда на него случайно наткнулся бегущий пятилетний ребенок, и только Софья и Зорич смогли удержать его. К кормовой рубке Александр подошел на трясущихся ногах, весь в поту. Там его ждала целая делегация во главе с главнокомандующим. Райт сам чуть не упал в обморок, увидев своего любимого пилота в таком жалком состоянии. Пока Соболева отпаивали водой и усаживали в кресло пилота, генерал пытался найти испепеляющим взглядом хирурга. Но Белов старательно прятался за спинами высокорослых военных. Между тем принесли пресловутый шлем, небольшого размера, скорее похожий на тюбетейку. С пилота сняли его головной убор и Райт увидел следы хирургического вмешательства — две небольших металлических точки на выбритом затылке, размером со шляпку небольшого гвоздя. Стоящего рядом с ним Фиша даже передернуло.
— Кошмар, — пробормотал француз себе под нос.
— Кошмар, кажется, еще впереди, — возразил Райт, глядя на то, как неуклюже Соболев пытается примерить свой новый головной убор. С помощью медиков и ученых его одели как надо, подключили. Александр ожидал чего-то необычного, неожиданного, в худшем случае — какой-то дикой боли. Но, не было ничего. Через минуту включили и экран тренажера.
Соболев привычно положил руки на штурвал, на правой рукояти откинул вниз защелку кнопки пуска головного лазера, на левой нащупал рукоять управления скорости. Перед его глазами развертывалась уже привычная картина торможения: проявлялись из серого мрака острые уколы звезд, серость сменялась чернотой. И, одновременно, в углу пульсирующей сетью оси ординат проявилась цель. Александр привычно поймал ее взглядом, нажал на пуск, и, столь же быстро, врубил рычаг ускорения. И снова чернота менялась на другой тон, исчезли звезды. Все это разочаровало Соболева, и только когда он снял шлем и развернулся в сторону зрителей, понял, что случилось что-то невероятное. Лица у всех присутствующих в рубке были просто потрясенными.
— Ну что, как результат? — Спросил он. На этот вопрос смог ответить ему Курчинский.
— Саша, ты уложился в три секунды.
— Хорошо, — ровным голосом согласился Соболев, и начал неуклюже выбираться из такого удобного кресла. Он снова стал беспомощным, растерянным инвалидом.
В этот же самый день Райта обрадовали ученые.
— Мы нашли нужный режим передвижения.
— Да вы что!
— Да, это все Нкомо, тот самый парнишка папуас. Этот гений сумел высчитать синусоиду устойчивости скорости. Оказывается, не обязательно в два раза повышать мощность реактора для увеличения скорости в два раза. Достаточно прибавлять по двадцать процентов и достигать нужного эффекта.
— Это точно?
— Мы просчитали на главном компьютере, смоделировали процессы в реакторе и ускорителе — все сходиться.
— Хорошо, очень хорошо.
После этого Райта посетила другая группа ученых. Эти пришли с несколькими моделями голографической защиты линкора. Рассматривая многочисленные предложения ученых, Райт только хмурился.
— Вы считаете, что хинки поверят, что, какой-то простой астероид сможет разогнаться до сверхскорости, а потом резко затормозить?
— Ну, а почему мы бы и нет. Вы же сами говорите, что нам нужно выгадать лишь несколько секунд?
— Я думаю, что по астероиду они ударят мгновенно. Тут нужно что-то неожиданное, нелогичное.
— Тогда, может быть, вот это?
На экране возникла удивительно красивая, ажурная конструкция. Нечто витое, серебристого цвета, с вычурными узорами решеток. Райт долго ей любовался.
— Красиво, конечно, но в чем смысл всей этой… э… ракушки.
— Она огромная по размеру. Хинкам сложно будет определить где центр этой конструкции, удары последуют в центр, а на самом деле Ковчег будет вот здесь.
Ученый ткнул пальцем в один из конусов. Райт скривился.
— А получше у вас ничего нет?
Через полчаса все запасы маскировщиков иссякли.
— Думайте! Нам нужно что-то нелогичное, — настаивал Райт.
Они уже собрались уходить, все их картинки исчезли с экрана, сами ученые поднялись со стульев.
— Стоп! — Сказал в это время Райт. — Это что такое? Это ваше?
Он ткнул пальцем в сторону экрана.
— Нет, это не наше.
— Это картина последнего боя. Уничтожение того подбитого линкора, — пояснил дежурный оператор. — Я просто записывал его для бортового журнала.
— Ну-ка, верни его назад! Там, где он еще целый, до атаки.
Картинка сменилась, и Райт еще раз ткнул пальцем в сторону экрана.
— Вот, вот то, что нам нужно! Это их точно удивит.
И все присутствующие поняли, что командующий прав. Это действительно было очень неожиданно.
Вся эта сложная подготовка едва не оказалось сорванной из-за самой неожиданной проблемы. Через два месяца после старта с планеты Богомолов к Райту пришли врачи.
— Господин генерал, нам надо что-то делать с питанием, — заявила Зубова.
— А что такое?
— А вы не знаете в чем дело? Все обитатели Ковчега мучается от хронических запоров. Это китовое мясо, конечно, очень вкусное, но это почти чистый белок.
— Что, у вас тоже эти проблемы? Я думал, это у меня только.
— У вас, зато, есть преимущество. У вас персональный туалет. Остальные мучаются в громадных очередях.
— Ах, вот в чем дело. Я давно не ходил не ковчегу, все как-то времени нет.
Для решения проблемы собрали, как обычно, всех, кого возможно.