Новый поворот

Киев встречал меня не слишком ласково.

Садились сквозь густую облачность, а на летном поле холодный и влажный ноябрьский ветер сразу хлестнул по лицу, как обиженная девушка, которой ты обещал прийти вовремя, но вновь опоздал, да не на десять минут, как обычно, а на все полчаса, и вместо покаянных слов и огромного букета, полагающегося в таких случаях, решил отделаться маленькой шоколадкой и милыми шуточками.

Было с чего обидеться, хотя Киев и не девушка, а, по слухам, отец городов русских. Так ведь я и опоздал изрядно. В девяносто седьмом мне было действительно

хорошо на Украине, и я клялся очень скоро вернуться, а вот, получается, прилетел только через два года.

«Ну ладно тебе, не дуйся! — улыбнулся я городу, ступая под козырек аэровокзала и беззлобно смахивая с головы и плеч снежную крупу. — Какие могут быть обиды? Привет, отец!»

А потом был Лешка Кречет, который тоже встречал меня весьма странно. Его, как всегда, ненормально чистый автомобиль, на этот раз сверкающий черным лаком «лендровер-дискавери», я вычислил еще издалека и некоторое время гадал, мыл он его прямо здесь, в Борисполе, или вообще приехал на чем-то другом, ведь дороги повсюду мокрые и грязные. Да и теперь, когда я вышел на площадь перед зданием аэропорта, с унылого неба цвета застиранной портянки сыпался гадкий мокрый снежок.

Лешка стоял, перегнувшись через капот и сосредоточенно тер куском мягкой замши ветровое стекло.

— Привет, — сказал я, подойдя вплотную. — Мы едем куда-нибудь?

— Привет, — небрежно оглянулся Лешка, словно я был его сотрудником, опостылевшим хуже горькой редьки за несколько тяжелых недель без выходных, и как бы неохотно пояснил: — Сейчас. Видишь, стекло протираю. Мне кузов помыли специальным американским шампунем. Отличный состав, после него грязь совсем не прилипает, но эти уроды ухитрились залить раствором и стекла. Смотри, разводы какие жуткие, не видно же ни черта!

— Под снегом бесполезно, — заметил я. — Это же что-то на основе парафина, да? Надо оттирать по сухому.

— Знаю, — все так же недовольно буркнул он и продолжил свое занятие. Ну хоть чуть-чуть. Видишь, вот здесь уже лучше.

Что и говорить, важную тему обсуждали мы с ним. Михаил Разгонов, имеющий высшую категорию причастности в службе ИКС, и Олексей Кречет, один из ведущих политтехнологов Украины и человек с исключительными полномочиями в другой международной организации, названия которой я не знал, однако в могуществе оной имел счастье убедиться не однажды.

И я решил сменить тему:

— Вот, возвращаюсь в Россию насовсем.

— Знаю, — кивнул он еще более равнодушно, чем по поводу моего технического замечания.

— Слушай, с тобой неинтересно, — обиделся я. — Ты все на свете знаешь.

— Ах, ну да! — подколол он. — Ты же преподаешь в Берлинском университете. Нравится читать лекции тем, кто ничего не знает?

Потом бросил наконец свою дурацкую замшу в приоткрытую водительскую дверь, попал точно между ручкой передач и ручкой раздатки, и добавил уже серьезно:

— Я очень многого не знаю на самом деле. Садись, рассказывай. Машина новая, купил сегодня, быстро, по случаю и ни с кем не советуясь, так что прослушку поставить еще не успели.

— Понял, — только и сказал я, внезапно осознав, что совершенно не представляю, с чего начать.

Лешка рванул с места, как участник автородео, я бы не удивился, если б он еще и ручник на себя дернул, вставая на задние колеса для прыжка. В общем, годы шли, а Кречет оставался верен себе: самые последние модели самых пижонских марок, никаких водителей и юношеская лихость в управлении. Не только машинами, людьми — тоже.

Через какую-нибудь минуту мы уже летели по трассе со скоростью сто восемьдесят, обгоняя всех.

— Обычно, — поведал Кречет, на трассе меня никто не обходит.

— А если «порш» или, скажем, «додж-вайпер»? — поинтересовался я.

— Ну, если «порш»….
– проговорил он задумчиво. — Да их на весь Киев десятка полтора. Случалось. Конечно, случалось….

— А на «лендровере» вообще ездят с такой скоростью?

— Вообще — нет, но на моем — нормально. На поворотах, конечно, надо сбавлять, — добавил он, проходя поворот на ста сорока, впрочем довольно плавный поворот. — А то ведь и перевернуться можно.

Перевернуться не перевернулись, но в дверь меня вдавило капитально, и под этим наклоном я отчетливо увидал в правом зеркале серебристую «БМВ», проходившую этот вираж следом за нами примерно на той же скорости. Если не больше. Совершенно автоматически я отметил, что именно эта «бээмвуха» отпарковалась от стоянки буквально через секунду после нас.

— Это что, сопровождение? — мотнул я головой назад.

— Нет, это хвост, — сказал Лешка спокойно. — Скорее всего. В город въедем, поймем наверняка — тогда и оторвемся.

— А надо? — полюбопытствовал я.

— Да, в общем-то, нет, они все и так знают, откуда и куда я еду, просто не люблю, когда в затылок дышат. Да, а кстати, тебя сразу ко мне отвезти? Нинка дома. Обедом покормит. Или со мной в офис поедешь?

— Да лучше с тобой, — ответил я, не раздумывая. — Ты там надолго?

— Часа два, думаю, проторчать придется.

— Нормально. Кофе нальешь?

— Не вопрос, — улыбнулся Лешка. — Марьяна у меня отлично заваривает по-турецки.

«Бээмвуха» потеряла нас. А я за полчаса пути успел рассказать Кречету совсем не так мало: про Тополя и Вербу, окончательно сошедших с ума, про наши странные контакты с сотрудниками ЧГУ, про надежду перевербовать их, про зашедших в тупик яйцеголовых из Спрингеровского центра в Дуранго, не способных до сих пор дать обстоятельную оценку явлению точки сингулярности и мрачному пророчеству с таинственных дискет. В этом месте Кречет улыбнулся, вспоминая нашу веселую последнюю встречу в том самом загадочном нигде. Оказывается, они с Юркой Булкиным девятнадцатого апреля были в музее Булгакова, а потом вышли на Андреевский спуск и не спеша побрели вверх, продираясь сквозь толпу меж рядами художников и торговцев сувенирами, и вдруг — бац! — никакой толпы вокруг, а впереди океанский берег, и Волга, и Берлин, и Москва….

— Ты думаешь, это было на самом деле? — спросил я немного наивно, по-детски, почти как беременный Верунчик.

— Конечно, — кивнул он с небрежной уверенностью полубога.

— Ну и как это понимать?

— А оно тебе надо? — вопросом на вопрос ответил Лешка, стилизуя свою, похоже, серьезную мысль под новорусский фольклор.

— Не хочешь отвечать?

— Да нет, — он пожал плечами. — Я и сам ни черта не понимаю. Но при этом абсолютно убежден: нам с тобой научные основы этого дела ни к чему. Любуясь восходом, не рассуждают о небесной механике. А тем более для того, чтобы смотреть телевизор, совсем не обязательно знать его устройство и принцип действия.