Новый старый 1978-й. Книга пятая
Шрифт:
— Поедем к тебе.
И я с радостью выполнил её просьбу. Мы еле дотерпели до квартиры на Юго-Западной. Там я был с ней нежен и страстен. Да, Наташа ничего не умела, но интуитивно предугадывала все мои желания. Это, видимо, у неё память предков по женской линии так ей помогала. Мне даже ничего говорить не надо было. С таким идеальным телом можно было вообще ничего не уметь. В перерывах между страстью я просто любовался её прекрасной фигурой. А потом, устав от любви, мы отдыхали.
— Это было то, о чем я мечтала ещё в юности, — сказала Наташа. —
— Но у меня есть Светлана и я её никогда не брошу, — ответил я, глядя ей прямо в глаза.
— Я это знаю. Мне достаточно того, что мы иногда будем видиться с тобой. Главное, что ты почти любишь меня, я это вижу, и мне больше ничего не нужно. Я счастлива уже этим.
— Ты удивительная девушка. Тебе достаточно видеть меня и ничего взамен тебе не надо. Это редкий дар.
— Я тебе скажу, только ты не смейся. Мне бы очень хотелось, чтобы ты иногда называл меня своей второй любимой женой, как в «Белом солнце пустыни».
— Смешная ты. Так уж и быть. Раз ты про мою Светлану, которую я называю Солнышком, знаешь и ничего не имеешь против, то будешь у меня второй любимой женой. Я теперь прямо как товарищ Сухов со своим гаремом буду. Ладно. Ты уж точно сейчас проголодалась. Давай собираться и поедем пообедаем в «Праге». Там есть отдельные кабинеты и там нам никто не будет мешать. А потом я тебя отвезу домой. Я хочу ещё сегодня вечером несколько песен написать и записать. Англичане четыре песни с меня требуют, хотят к нашему приезду в Лондон наш новый диск выпустить.
— У тебя такие красивые песни получаются, что я всегда ими заслушиваюсь. А твоя «Belle» меня так возбудила, что я больше терпеть уже не могла. Тем более, когда ты рядом.
Я оказался прав. Песня действительно действовала возбуждающе на женщин. И именно тогда, когда я исполнял её на французском. На русском она на них действовала немного не так. Видимо, сам язык передавал более высокие звуки, красивые грассирующие буквы «р» плюс мой голос. Все это вместе вызывало такой эффект. Хорошо, что Солнышко меня эти два дня не трогала. А если бы я спел ей «Belle»? Она бы тоже захотела любви и меня бы на Машу с Наташей могло не хватить.
Когда она стала одеваться, я обратил внимание на её бельё. Да, не зря я тонко намекнул заведующей, что бельё Наташа тоже должна будет обязательно купить. Наташа заметила, куда я смотрю и заулыбалась. Поняла, что я любуюсь ей и её бельём. И это ей было приятно.
Когда мы уже подъезжали к «Праге», то зазвонил телефон. Вот только не сейчас. Никто из моих знакомых не мог мне позвонить в воскресенье, кроме Андропова. А он по воскресеньям просто так звонить не будет.
— Привет, Андрей, — сказала трубка голосом председателя КГБ. — Ты сейчас где?
— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — ответил я и посмотрел на Наташу, у которой тоже сочетание этого имени и отчества вызывало в голове только одну известную фамилию. — Я в центре и собираюсь его пересечь.
— Это хорошо, что ты там.
— Он что, уже вернулся из ФРГ?
— Да, час назад мы его встретили во Внуково, а теперь он в Кремле и хочет с тобой поговорить.
— А Леонид Ильич не говорил, зачем я в выходной ему понадобился?
— Хотел тебя отблагодарить за то, что не случилось с ним во время его поездки.
— Юрий Владимирович, только не надо больше никаких наград. Мне ещё с бронзовым моим бюстом через двенадцать дней разбираться.
— Хорошо, я так и передам Леониду Ильичу. Он тебя ждёт в своём рабочем кабинете. Надеюсь знаешь, как туда добраться?
— Знаю. Доберусь даже с закрытыми глазами.
— Почему-то я в этом не сомневался.
Ну вот, ещё одна проверка. Естественно, я прекрасно знал, где у Леонида Ильича его рабочий кабинет, который на партийном жаргоне называли «Высотой». Сейчас это здание принадлежало Совету министров СССР, а раньше называлось Сенатским дворцом. Даже количество окон я знал и на каком этаже он сидит. Сенат был построен во второй половине XVIII века по указу Екатерины II как резиденция Правительствующего сената (отсюда и название), высшего государственного органа, подчиненного лично императору.
Наташа сидела ошарашенная и смотрела на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Если в начале моего разговора можно было ещё сомневаться, кто такой этот Юрий Владимирович. Но когда прозвучали имя и отчество Генерального секретаря, у Наташи не осталось ни тени сомнения, с кем я разговариваю.
— Я так поняла, — сказала поражённая услышанным девушка, — что речь шла о Брежневе и что он хотел тебя наградить за что-то, а ты отказался?
— Да, ты всё правильно поняла. Только я не могу ничего тебе сказать, кроме того, что Леонид Ильич меня срочно вызывает в Кремль и звонил мне Андропов, видимо, из его кабинета.
— Я просто в шоке. То, что я видела на твоём концерте в «России» это просто фантастика. Но то, что я услышала сейчас, ещё фантастичнее. Чтобы глава государства вызывал тебя сразу после прилёта, этому просто не верится. Может быть это правда, что ты его внук?
— Ну вот и ты туда же. Внука он может увидеть и дома, а здесь серьёзный государственный вопрос надо решить.
— Правильно моя мама сказала, когда увидела тебя на трибуне Мавзолея вместе с Брежневым в этот понедельник, что ты очень непростой юноша.
— А что она ещё сказала по этому поводу?
— Что ты далеко пойдёшь и в ближайшем будущем станешь руководить страной.
Вот это мама, вот это уборщица. Я даже сам об этом не задумывался, а наташина мама всё уже просчитала. Это просто советская Ванга какая-то. Кстати, надо будет к болгарской Ванге слетать летом на денёк, может она мне по поводу моих способностей что-нибудь подскажет. А то тыкаюсь я со своей паранормальностью, как слепой щенок, и ничего толком не понимаю.
— Ты извини, я тебя сейчас у метро высажу. Сама видишь, обед сегодня не состоится. Ты не обиделась?