Новый закон существования
Шрифт:
– Да, так же, как политику, финансы, точные науки. Зато беспрепятственно можно учиться на медсестру или педагога. Мне показалось, что ухаживать за людьми у меня получается лучше, чем их обучать. А ты почему выбрал стать врачом?
– Мой отец – врач. Мой дед – врач. Прадед вроде бы тоже, – Марк отставил пустую бутылку в сторону, поднялся с места, едва пошатнулся и сощурил глаза.
– Забавно, что у тебя, как у мужчины, есть выбор, кем стать, а как у сына своего отца…
– Заткнись! – Марк выплюнул это слово, как старую жвачку. Глаза его потемнели, ноздри раздулись, лоб прорезала глубокая морщина. Разгорячённая алкоголем кровь прилила к щекам. Он мученически закрыл глаза,
Сначала Лизу сковал ступор: возможно, ей это привиделось? Но затем волна возмущения поднялась по её телу от места соприкосновения с его ладонью. Рука сама схватила Марка за запястье. Ей нестерпимо захотелось впиться пальцами в грубую кожу и разорвать плоть до кости, а кость переломать пополам. Навсегда лишить возможности пользоваться этой рукой.
С немым вопросом она посмотрела в его обезумевшие глаза. Крепко держа Марка за запястье, Лиза резко шагнула влево. А затем, как учил папа: заломила ему руку за спину и отогнула два пальца к тыльной стороне ладони. По комнате пронёсся звериный рык Марка:
– Отпусти и нормально поговорим!
В ответ Лиза сильнее надавила на вывернутые пальцы. Рискуя повредить руку, Марк дёрнул правым плечом вперёд. Потеряв равновесие, он упал на пол, увлекая Лизу за собой. Секундной растерянности хватило, чтобы Марк перехватил инициативу. В мгновение он оказался на Лизе сверху, прижимая её спиной к полу и до боли сдавливая коленями бёдра.
– Что ты творишь, Марк?
– А на что это похоже? – одурманенный превосходством, он обхватил правой рукой Лизу за грудь, левой сжал тонкие запястья над её головой.
– Да что на тебя нашло? – Лиза с силой оттолкнула Марка от себя так, что тот грохнулся, ударившись головой об кровать.
– С ума сошла? – вскричал он.
Лиза поднялась на ноги.
– Какого чёрта ты стал распускать руки? Мы же друзья!
– Мы. С тобой. Не друзья! – отчеканил он. – Я парень. Ты понимаешь это? Обычный парень. Который хочет тебя! И ты не в праве мне отказать!
Лиза растерянно уставилась на него. Это была правда: по новым законам в подобных ситуациях отказ в близости ей грозил заточением в колонии. Лиза нервно облизнула губы и ответила:
– Ты ведь не сделаешь этого, Марк.
– О-о-о, ещё как сделаю. Если, конечно, ты не передумаешь, – при этих словах он приблизился к ней и схватил обеими руками за бёдра.
– Пошёл ты, – Лиза выдала ему оплеуху. Не сильную, но однозначную.
Ни один мускул на лице Марка не дрогнул. Щетинистая щека ещё горела алым румянцем, когда короткий писк разъединения браслетов прервал их молчание. Низкий безжизненный голос выдавил:
– Твой выбор.
Он подошёл к двери, открыл её и вышел, бросив на прощание:
– Увидимся в Джайкате.
Глава 3
Выдержка из Нового закона существования женщин:
«п. 10. Женщина, нарушившая данный закон и признанная судьей Джайката виновной, приговаривается к принудительному перевоспитанию в колонии Ферр сроком на один год».
Возле дома Лизу ожидали двое патрульных. Облачённые в белоснежную униформу и огромные скрывающие лица шлемы, они получили в народе нелестное прозвище – головастики.
Один из патрульных, высокий и худой, при виде Лизы крепко обхватил одной рукой электрокнут, висевший у него на поясе. Второй – коренастый и значительно уступающий в росте первому, обернулся. Луч восходящего солнца блеснул на позолоченных погонах, привлекая внимание к его званию, очевидно старшему в их паре. Механическим голосом он обратился к Лизе:
– Елизавета Попова, прошу сдать телефон и пройти с нами.
Лиза сглотнула и крепко сжала одной рукой маленькую сумочку, перекинутую через плечо. Перебегая взглядом от одного патрульного к другому, она выдавила из себя:
– У меня есть пять минут?
– Не положено, – безэмоционально ответил старший патрульный.
– Я должна предупредить маму, – страх одновременно сковал движения и развязал язык. – Хотя бы ей позвонить.
– Никаких звонков! – рявкнул младший патрульный и угрожающе выставил электрокнут.
Лиза прикусила губу. В рот брызнула тонкая струя крови. Не поворачивая головы, старший патрульный плавным движением руки велел напарнику убрать оружие и повторил:
– Пройдёмте.
Лиза умоляюще посмотрела в тёмное и холодное стекло шлема:
– Хотя бы оставить сообщение? У неё никого нет, кроме меня.
Высокий патрульный недовольно засопел, но коренастый неожиданно согласился:
– Пускай пишет, – он мотнул головой в сторону Лизы. – Только быстро.
Лиза поблагодарила патрульного и, отыскав в сумочке телефон, принялась печатать сообщение. Мысли в голове налетели растревоженным ульем пчёл. Времени рассказать подробности не было. Детали – заставят нервничать. Нужно, чтобы мама подумала, что Лиза ушла сама. Сжав покрепче гладкую поверхность экрана вспотевшими пальцами, она напечатала сообщение и нажала кнопку «Отправить». Со свистом строчка исчезла из окна печати и появилась в чате. В неуместно жизнерадостном зелёном облаке мигало: «Мама, прости».
Лиза заблокировала телефон и отдала старшему патрульному. Он едва кивнул ей:
– Пойдём, тебя ожидает судья.
Патрульные посадили Лизу в чистый белый фургон с мягкими широкими сидениями по периметру. Одну из стен фургона заменяло тонированное панорамное окно, возле которого Лиза и предпочла разместиться. В салоне стояла приятная прохлада, и пахло чем-то сладким. Даже не верилось, что с таким комфортом они направляются прямиком в Джайкат.
Цепляясь взглядом за мелькавшие в окне пейзажи, Лиза вспоминала, что мама рассказывала ей про Джайкат. Это небольшой район на юге, в центре которого располагалось здание Городского суда. Мужчины могли свободно передвигаться по Джайкату в любое время. Женщины же оказывались в нём только в фургонах патруля, а покидали большей частью в направлении Ферра. Но об этом Лиза думать отказывалась. Она потёрла запястье, на котором ещё пару часов назад горел неоновый браслет. В детстве она не раз видела, как перед выходом из дома отец надевал на руку матери такой же. Это было ещё до того, как он заболел. Лиза каждый раз с любопытством расспрашивала отца об этом, но он всегда поступал одинаково: приспускал на носу круглые очки, упирался взглядом в растерянную Лизу и безразлично выдавал: «Подрастёшь – узнаешь». Разочарованная ответом, Лиза начинала придумывать свои версии. Он воображала, что браслет – это признание папы в вечной любви маме, о котором все должны знать. Глубоко вздыхая, она мечтала, что когда-нибудь кто-то будет так же сильно её любить и надевать на запястье неоновый браслет. Позднее Лиза узнала, что ношение браслета – правительственное требование. Всем гражданам старше десяти лет запрещается покидать свои дома без этих атрибутов. Мужчинам браслеты выдавались по праву рождения. Женщинам – после тридцати пяти лет. Девочкам старше десяти лет браслет не полагался. Покинуть дом они могли только в сопровождении мужчины, который их «окольцевал»: выдал временный браслет-разрешение.