Ноябрь, или Гуменщик
Шрифт:
Батрак Ян бухнулся на колени на заснеженном дворе корчмы и забормотал сквозь зубы, а в глазах такая боль и страдание, словно он Христос, обремененный всеми грехами человечества:
— И когда же, когда же будем мы, батраки, жить свободно, без хозяев, и вволю пить вино? Господи, помоги!
Но Господь не внял мольбам батрака, он тоже мужик зажиточный, самостоятельный, какое ему дело до стенаний какого-то бедняка!
Батрак Ян сидел на корточках, раскачиваясь на пятках. Вдруг он услышал голоса и вскочил, ведь нечистой силы полно везде и во
— Батюшки светы! Как же я это запамятовал! — всполошился Ян. — Нынче ведь ряженые бегают!
Ряженые услыхали его голос и приблизились осторожно.
— Ян, что ли? — спросил один из ряженых.
— Он самый, — отозвался батрак, он узнал Имби и Эрни. Самые усердные ряженые, они иногда отправлялись по домам уже засветло, не дожидаясь сумерек, как вообще-то принято. Они прихватили с собой несколько картофельных мешков, иные уже были набиты добычей, другие еще пустовали. Оба подошли к Яну и запели.
— Нет-нет, не пойте, мне нечем вас отдарить! — стал отмахиваться Ян. — Лучше возьмите и меня с собой, будем втроем колядовать.
— Ни в коем разе! — тотчас возразил Эрни. — Народ нынче до того прижимистый пошел, ничего не хотят ряженым подать, многие даже дверь не открывают, а кто и пустит в дом, так сунет два-три сморщенных яблочка и прочей подобной дряни. Этого и на двоих мало, где уж там о троих говорить!
— Как хотите, тогда я один пойду, — рассердился Ян. — И не воображайте, будто только вам должно все достаться! Я каждый год колядовал и неплохо зашибал, так что нынешний день я не упущу! Вот возьму да и пойду сейчас к амбарщику!
— Мы там уже побывали, какой смысл вдругоряд идти? — заявила Имби, тем не менее, старикашки вовсю заторопились к избе амбарщика.
— Врете! — крикнул Ян и бросился бежать. Эрни запустил в него деревяшкой, но промахнулся, тогда старики тоже бросились было бежать, но, споткнувшись, упали друг на друга. Ян расхохотался и помахал им рукой, в ответ послышались стенания и громкие проклятья.
Дом амбарщика, казалось, вымер. Ян стал стучать в дверь, одновременно пытаясь придать себе маломальский вид ряженого: набрал в горсть грязи и размазал ее по щекам, вывернул зипун наизнанку, надел левый постол на правую ногу, а правый — на левую. Никто не открыл.
— Ряженые пришли из далеких краев! — орал Ян и молотил ногой в дверь. — Впустите отогреться, рученьки замерзли, ноженьки закоченели!
Но никто дверь не открыл, только чьи-то шаги послышались за дверью, и чей-то голос произнес:
— Ежели ты, свинья, поломаешь что-нибудь, я тебе просфорой такую дырищу в заднице прострелю, что сможешь там свою торбу с хлебом держать!
— Что за разговор! — возмутился Ян и снова забарабанил кулаком в дверь. — Ряженых завсегда надо впускать, они счастье приносят!
Но голос больше не отзывался, и Ян, преисполненный праведного гнева, стал бить в дверь пяткой. Тут подоспели и Имби с Эрни — заснеженные и запыхавшиеся. Эрни, собравшись с последними силами, набросился было на Яна, стараясь придушить его, но Имби одернула его и спросила:
— Не пускают, что ли?
— Какое там пускают! — орал Ян. — Я ему как последний дурак песни пою, а он со своей семейкой за теплой печкой надо мной только изгаляется. Давайте-ка подпалим ему избу!
— Нет, не стоит, — рассудила Имби. — На следующий год на одно место меньше будет.
— Да что толку от места, если амбарщик дверь не открывает?
— Мало ли что может приключиться! — заметила Имби умудренно. — Амбарщик и помереть может, а вдова его, авось, и не скряга. Изба пусть себе стоит, но кое-какие уловки применить стоит! Эрни, луна сейчас на ущербе?
— Ага.
— Так давай пройдемся по его деревьям, — решила Имби, и старики направились в плодовый сад амбарщика и стали стучать по стволам деревьев.
— А для чего это? — заинтересовался Ян.
— Если при старой луне трижды стукнуть по стволу дерева, оно засохнет! — объяснила Имби. — И поделом ему! Ряженых положено в дом пускать! Кубьяс так сразу впустил!
— Ханс — правильный мужик, как постучались, так он сразу открыл, — похвалил Эрни. — Старуха принялась петь, а я журавля изобразил, размахивал мутовкой и кричал, мол, журавль проголодался! Журавль проголодался! И он сразу вынес корзинку всякой снеди! Правильный мужик!
— Правда, потом он спустил пса и стал его на нас науськивать, — припомнила Имби. — Ну, когда ты еще хотел у него часы утянуть и в мешок сунуть.
— Дело житейское, — нашелся Эрни. — Человеку положено о своих часах печься! Я бы и того раньше псов спустил, как только я четвертый мешок достал и все продолжал клянчить угощенье. Ханс все-таки малость простодушный.
— Ну, хватит по деревьям стучать! — решила Имби и с чувством удовлетворения оглядела содеянное. — Пусть в ночь под Рождество медведь наложит тебе в твой горшок с кашей! — крикнула она, а Эрни запустил камнем в немую темную избу. И старики отправились дальше в поисках новых жертв.
Ян же бегом припустил домой. Он решил наказать своего хозяина и обстучать яблони Карела Собачника, чтобы все до единой засохли. Мысль эта ужасно обрадовала батрака, он захохотал в голос и потому не заметил, что хозяин нагоняет его, пока тот не схватил его за шиворот и не затащил в телегу.
— И откуда ты, жаба, прешься? — спросил Карел мрачно, и поскольку со страху Ян не смог ответить, достал из-за голенища длинный нож и проверил, не затупился ли он.
— Хозяин, голубчик! — пискнул батрак, но от выпитого Карел сидел, выпучив глаза, и кто знает, что бы он натворил и сколько Яновой крови пролил, если бы вдруг дорогу не перешла рысь — густо увешанная колокольчиками и сто ног под брюхом! Прошла, громко звеня колокольчиками, и скрылась в тени старых сеновалов.
— Ну, это беспременно нечисть, — сказал потрясенный Карел и бухнулся навзничь на дно телеги. — Правь домой, Ян!