Нож в спину. История предательства
Шрифт:
Один из рижских журналистов позвонил новому премьеру Аугусту Кирхенштейнсу:
— Грозит ли Латвии присоединение к Советскому Союзу?
— Глупости вы говорите! — ответил глава правительства. — Вышинский сказал, что Латвия останется независимым государством, и Красная армия не намерена вмешиваться в наши дела. Наша задача — восстановить в стране демократический строй!
21 июня 1940 года кабинет министров Латвии принял закон об амнистии. Около часа дня по распоряжению министра внутренних дел, известного писателя Вилиса Лациса, из центральной тюрьмы на улице Маза Матиса,
В своем кабинете застрелился командир пограничной бригады генерал Людвиг Болштейнс. Оставил предсмертное письмо: «Я боролся за независимость Латвии и принимал участие в ее создании. Я не хочу участвовать в уничтожении независимости Латвии».
Никто не последовал его примеру…
Это принципиальный вопрос. Небольшая Латвия не имела сил для военного сопротивления. Но не было и морального! Страна не просто подчинилась новой власти, но и приняла ее. Латышские историки говорят об оккупации. В таком случае все латыши, все население Латвии оказались коллаборационистами…
Не знаю, уместно ли говорить о национальном менталитете, это нечто неопределенное. Скорее о традициях, сформированных национальной историей. Вот пример. Сразу же после Октябрьской революции полки латышских стрелков решительно встали на сторону советской власти. Что, все они были большевиками?! Или же действовал принцип — занимать сторону сильного? Мне кажется, одни и те же люди в сороковом году встречали Красную армию, а в сорок первом — немецкую. Это дело принципа: всегда быть на стороне сильного, приспосабливаться к хозяину.
И обитатели Латвии — не единственные, кто в годы испытаний придерживался такого принципа. Позволю себе использовать один анекдот: после войны партизаны из разных стран собрались и вспоминают боевые подвиги. Поляк увлеченно рассказывает чеху, как они с товарищами пустили под откос эшелон с немецкой боевой техникой. Чех слушает восторженно:
— Что ты говоришь! А у нас во время войны всё это было строжайше запрещено.
4 июля 1940 года кабинет министров Латвии принял решение о проведении выборов в сейм, назначив их на 14 и 15 июля. На избирательную кампанию отвели всего десять дней. Невероятно спешили! При этом правительство объяснило: после шести лет беззакония и репрессий мы вернули народу Латвии свободу и право самому определять свою судьбу.
Руководство коммунистов заявило: «Коммунистическая партия Латвии не выступает с лозунгом присоединения к Советскому Союзу. Это лозунг наших врагов, проникших в наши ряды».
Секретарь ЦК компартии Жанис Спуре старался успокоить крестьян:
— Никто не думает об устройстве колхозов. Колхозы нам не подходят.
18 июля на митинге в Риге Андрей Вышинский говорил:
— Есть люди, которые думают, что выборы в сейм означают якобы конец национальной свободы Латвии, государственной независимости. Это провокационная болтовня!
На улице Валдемара с балкона здания МИД Латвии на демонстрантов смотрели министры нового правительства. Очевидец вспоминал, что Вышинскому хотелось знать, что выкрикивают демонстранты. Латышского он не знал и спросил у стоявшего рядом секретаря ЦК компартии Латвии:
— Что они, сволочи, орут?
Микрофон был включен, и реплику Вышинского услышали стоявшие на улице.
Жители Латвии впервые столкнулись с выборами по-советски. Голосовать можно было только за Блок трудового народа, составленный в основном коммунистами. 6 июля появилась декларация Блока трудового народа — «За мир, за хлеб, за свободу народа».
Вполне лояльные Москве политики образовали было еще и Демократический блок, но его запретили.
Офицер-моряк вспоминал: «Что делать? Возле урны стояли два советских офицера с пистолетами на боку. Если вообще не проголосовать, они увидят. Ситуация небезопасная — я взял бюллетень и пошел к урне».
Вовсе не ходить на выборы? В паспорте ставился штамп об участии в выборах. Его отсутствие могло оказаться опасным. Одна из газет так и написала: кто не пойдет на выборы — тот враг народа. Но можно было проголосовать против. Практически никто этим не воспользовался. В некоторых районах «за» проголосовало почти сто процентов избирателей. Что это такое? Все та же привычка подчиняться сильнейшему?
20 июля в Рижском замке устроили прием. Приехали Вышинский со своей свитой, генералы Красной армии.
«Когда головы новой элиты были уже значительно подогреты водкой, — вспоминал секретарь Кирхенштейнса, — со своего места поднялся секретарь компартии Латвии Жанис Спуре. Он залез на стол и парадным шагом, опрокидывая ногами бутылки и круша посуду, двинулся на другой конец стола. Ботинки Спуре остановились возле бледного лица профессора Аугуста Кирхенштейнса. Все замолчали. Тогда Спуре выкрикнул:
— Вы должны видеть, кто секретарь ЦК!
Вышколенная прислуга унесла разбитую посуду, и пир с музыкой продолжился».
Через неделю после голосования, 21 июля, в Национальном театре на улице Валдемара собрались новоизбранные депутаты народного сейма Латвии. Секретарь ЦК компартии Жанис Спуре объявил с трибуны:
— Выражая власть всего трудового народа Латвии, сейм с этого момента провозглашает установление советской власти на всей территории Латвии. Латвия провозглашается Латвийской Советской Социалистической Республикой.
В день, когда открылось заседание сейма, в Рижский замок, резиденцию президента Латвийской Республики, прибыл советский посол. Он сообщил Карлису Улманису, что через три часа тому придется покинуть территорию Латвии. Улманиса вывезли в Советский Союз и уже там арестовали.
На съезде компартии в декабре 1940 года говорили, что «Улманис и его клика плутократов решили предоставить территорию Латвии английским империалистам и империалистам других стран как плацдарм для борьбы с Советским Союзом». Во время войны состав преступления изменили: обвинили Улманиса в сотрудничестве с Германией.