Нравственность капитализма. То, о чем вы не услышите от преподавателей

Коллектив авторов

Но если я могу это произвести, но просто не хочу? Допустим, я в состоянии зарабатывать гораздо больше, чем зарабатываю, и налоги с этих доходов могли бы прокормить голодающего. Обязан ли я работать больше, зарабатывая деньги для этого человека? Не знаю ни одного философа из числа сторонников концепции всеобщего благосостояния, который ответил бы на этот вопрос утвердительно. Моя нравственная обязанность, обусловленная потребностями другого, зависит не только от моей способности, но и от желанияпроизводить необходимые ему блага.

Это позволяет сделать важные выводы об этической направленности концепции социального обеспечения. Она не предусматривает обязанности удовлетворять потребности людей и уж тем более добиваться в этом успеха. Обязанность носит обусловленный характер: те, кто умеет создавать богатство, могут заниматься этим лишь в том случае, если другим будет позволено получить его долю. Цель здесь – не столько помочь

нуждающимся, сколько связать по рукам и ногам способных людей. Косвенно речь идет о том, что способности и инициативность человека представляют собой общественное достояние, и он может их реализовать лишь при том условии, что они направлены на службу другим.

Эгалитаризм: «справедливое» распределение

Обратившись к эгалитаризму, мы обнаруживаем, что приходим к тому же принципу – только иным логическим путем. Этической основой эгалитаризма служит не концепция прав, а идея справедливости. Глядя на общество в целом, мы видим, что доходы, богатство и власть определенным образом распределяются среди индивидов и групп. И главный вопрос звучит так: справедлива ли существующая система распределения? Если нет, ситуацию следует исправить реализацией государственных перераспределительных программ. «Чистая» рыночная экономика, естественно, не обеспечивает равенства индивидов. Но большинство эгалитаристов и не утверждает, что справедливость требует строгого равенства результатов. Наиболее распространенный подход заключается в презумпции в пользу такого равенства: любой отход от этого принципа должен быть оправдан пользой для общества в целом. Так, британский публицист Р.Х. Тоуни отмечал: «Неравенство условий имеет право на существование, если оно является необходимой предпосылкой обеспечения услуг, необходимых сообществу». А знаменитый «принцип дифференциации» Джона Ролза, согласно которому неравенство допустимо, если оно служит интересам самых незащищенных членов общества, – лишь последний по времени вариант подобного подхода. Иными словами, эгалитаристы понимают, что жесткая «уравниловка» чревата катастрофическими последствиями для производства. Они признают, что не все члены общества вносят одинаковый вклад в его благосостояние. Таким образом, людей в определенной мере надо вознаграждать по их способностям в плане производства, чтобы стимулировать к труду с максимальной отдачей. Но любые различия такого рода допустимы только в том случае, если они необходимы для общего блага.

В чем заключается философская основа этого постулата? Многие эгалитаристы утверждают, что он логически вытекает из главного принципа справедливости: к людям можно относиться по-разному, только если между ними существуют различия морального порядка. Однако, применяя этот основополагающий принцип к системе распределения доходов, мы для начала должны принять как данность, что общество в буквальном смысле занимается таким распределением. Но это абсолютно ложное допущение. В условиях рыночной экономики результаты определяются решениями миллионов индивидов – потребителей, инвесторов, предпринимателей и работников. Эти решения координируются законами спроса и предложения, и не случайно, скажем, успешный предприниматель зарабатывает намного больше, чем поденщик. Это, однако, не является результатом каких-либо осознанных стремлений общества. В 2007 году самой высокооплачиваемой телеведущей в США была Опра Уинфри: она зарабатывала около 260 миллионов долларов в год. Но такую зарплату «присудило» ей не «общество», а миллионы поклонников, которые смотрят ее шоу. Даже в социалистическом хозяйстве, как мы теперь знаем, экономические результаты неподконтрольны плановым органам государства. Даже в нем существует спонтанный порядок, пусть и коррупционный: результаты определяются бюрократическими «междоусобицами», функционированием черного рынка и т. д.

Несмотря на отсутствие распределения в буквальном смысле, эгалитаристы часто утверждают, что общество должно гарантировать соответствие статистического распределения доходов определенным стандартам справедливости. Почему? Потому что производство материальных благ – это общественный процесс, основанный на сотрудничестве. Общество, где существует торговля и разделение труда, создает больше богатства, чем общество, основанное на натуральном хозяйстве. Разделение труда означает, что в производстве конечного продукта участвует много людей, а торговля – что за богатство, созданное производителями, отвечает еще более широкий круг лиц. Эгалитаристы утверждают: эти отношения настолько меняют характер производства, что реальной производственной единицей и источником богатства должна быть признана вся указанная группа участников. По крайней мере именно она обеспечивает ту разницу в благосостоянии, что существует между обществом, основанном на сотрудничестве, и обществом, где такого сотрудничества нет. Поэтому именно общество должно гарантировать справедливое распределение плодов этого сотрудничества между всеми участниками.

Однако этот аргумент логичен лишь в том случае, если рассматривать богатство как анонимный общественный продукт, то есть если выделить вклад отдельных

участников в его производство невозможно. Только в этом случае необходимо постфактум разрабатывать принципы, обеспечивающие справедливое распределение его долей. Но это допущение опять же ошибочно. Так называемый общественный продукт на деле представляет собой гигантский спектр отдельных товаров и услуг. И мы несомненно в состоянии определить тот товар или услугу, к производству которых был причастен каждый индивид. Когда же продукт произведен группой людей – например, в рамках фирмы, – тоже известно, кто из них что делал. В конце концов, предприниматель не нанимает работников по собственному капризу. Работника нанимают в соответствии с ожидаемой разницей в конечном продукте, которую должен принести его трудовой вклад. Это признают и сами эгалитаристы, допуская неравенство в качестве стимула для усилий наиболее продуктивных работников по приумножению совокупного богатства общества. При этом, как отмечал Роберт Нозик, чтобы стимулировать именно тех, кого надо, даже эгалитарист должен признать, что нам по силам определить роль отдельных участников в производстве. Одним словом, основы для применения принципа справедливости к статистическому распределению доходов и богатства в масштабе всей экономики не существует. Нельзя рассматривать ее как огромный пирог, который добрый отец разрезает так, чтобы всем детям за столом достались одинаковые куски.

Но когда мы откажемся от такого подхода, что произойдет с принципом, о котором говорят Тоуни, Ролз и другие, – принципом, согласно которому неравенство допустимо лишь в том случае, если оно служит интересам всех членов общества? Если его нельзя обосновать с точки зрения справедливости, этот принцип следует рассматривать в контексте наших обязанностей друг перед другом в качестве индивидов. Но тогда речь идет о том же принципе, что мы выделили, анализируя концепции социальной поддержки. Он заключается в том, что люди могут пользоваться плодами своего продуктивного труда только при условии, что он приносит выгоду и другим. Никакой обязанности что-либо производить, создавать, зарабатывать у вас нет. Но если вы это делаете, потребности других становятся барьером, ограничивающим ваши усилия. Ваши способности, инициативность, ум, целеустремленность и другие качества, определяющие успех, являются вашим личным достоянием, которое накладывает на вас обязанности перед менее способными, инициативными, умными и целеустремленными людьми.

Иными словами, все концепции социальной справедливости основаны на тезисе о том, что личные качества являются общественным «активом». Речь идет не только о том, что человек не вправе использовать свои таланты для попрания прав менее способных членов общества, и не только о том, что доброта и щедрость – это несомненные достоинства. Согласно этому тезису индивид должен воспринимать себя, хотя бы отчасти, как средство для достижения благополучия других. И здесь мы подходим к сути дела. Уважая права других людей, я признаю их самоценными личностями и не должен относиться к ним как к средствам удовлетворения моих потребностей, каковыми являются лишь неодушевленные предметы. Какие же нравственные соображения запрещают мне и себя воспринимать как самоценную личность? Почему из уважения к собственному достоинству в качестве морального субъекта я не должен отказываться рассматривать себя как средство, поставленное на службу другим?

К индивидуалистской этике

Доводы Айн Рэнд в защиту капитализма основываются на индивидуалистской этике, признающей за индивидом моральное право действовать в собственных интересах и полностью отвергать альтруизм.

Альтруисты утверждают, что жизнь ставит нас перед основополагающим выбором: либо жертвовать интересами других ради себя, либо жертвовать своими интересами ради других. Второй вариант представляет собой альтруистический образ жизни, и единственная альтернатива ему, следуя этой логике, – хищничество. Однако Рэнд считает эту альтернативу ложной. Жизнь не требует от нас жертвовать ни тем, ни другим. Интересы рационально мыслящих людей не вступают в противоречие друг с другом, и осуществление наших подлинных личных интересов предусматривает взаимодействие с другими путем мирного добровольного обмена.

Чтобы понять причины этого, зададимся вопросом: как мы определяем свои личные интересы? Интерес – это ценность, которую мы стремимся обрести: богатство, удовольствие, безопасность, любовь, самоуважение или иное благо. Этическая философия Рэнд основана на выводе о том, что основополагающей ценностью – summum Ъопит– является сама жизнь. Именно существование живых организмов, необходимость поддерживать его постоянными действиями для удовлетворения собственных потребностей порождает сам феномен ценностей. Безжизненный мир был бы миром фактов, но не ценностей, миром, в котором ни одно состояние не может быть лучше или хуже другого. Таким образом, основополагающий критерий ценности, в соответствии с которым человек должен решать, что отвечает его интересам, – это его жизнь: не простое выживание, но полное удовлетворение своих потребностей за счет постоянного использования своих способностей.