Ну разве она не милашка?
Шрифт:
Стряхнув с ладоней пыль, она пошла к выходу. Короткое трикотажное платье-свитер кораллового цвета испачкалось. Оставалось надеяться, что она сможет вывести пятно, поскольку гардероб у нее и без того был не слишком велик, а условия работы в книжном магазине вообще сводили его к минимуму.
— Иду! — крикнула она, слыша, что дверь угрожающе потрескивает. По другую сторону витрины стоял мужчина. Высокий, широкоплечий, в Версаче и весьма мрачном настроении. Сердце тревожно заколотилось, как у школьницы.
— Ваша светлость?
Он протиснулся мимо нее, оставляя за собой легчайший запах серы.
— Кто такая Дилайла?
Шугар Бет поперхнулась.
— Моя кошка.
— Забавно. Твоя кошка хочет знать, почему ты уже два дня не звонишь.
Шугар Бет была готова убить себя. Она оставила в администрации Брукдейла номер телефона Колина на случай, если ее деньги на сотовом закончатся. И просила звонить только в крайних обстоятельствах, но Дилайла иногда могла быть ужасно хитрой и, должно быть, каким-то образом выпросила его у секретаря.
— Ты напугал ее?! Клянусь, если ты хотя бы словом ее расстроил…
Он швырнул на прилавок обернутый фольгой лоточек.
— С чего мне ее расстраивать, когда я сберегал энергию для ссоры с тобой!
— И какое, собственно говоря, тебе до этого дело?
— Она называла тебя мамушкой.
— Мамочкой. Ты живешь под красно-бело-голубым флагом, приятель. А мы здесь говорим по-американски.
Но она не сумела отвлечь его от главной темы. Он привалился к прилавку, скрестил руки на груди и постучал по полу носком ярко начищенного мокасина.
— Судя по голосу, не слишком она похожа на чью-то малышку. Скорее уж на женщину постарше.
— Дилайла — моя падчерица. А теперь у меня полно работы, так что пока-пока.
— Она сказала, что ей сорок один.
— Ошиблась. Она вечно путается в цифрах.
Его взгляд был куда спокойнее, чем ее сердцебиение.
— Она и есть причина тех телефонных совещаний на пониженных тонах, которые мне иногда удавалось подслушать, верно?
— Не будь дурачком. Я разговаривала со своим любовником.
— Она сказала, что живет в некоем месте, называемом Брукдейл. Повесив трубку, я провел небольшое расследование в Интернете. Твое умение темнить потрясает меня.
— Эй, я вот уже неделю как живу на свету. В темноте сидеть вредно: можно ослепнуть.
Он высокомерно вскинул брови. Она схватила принесенный лоток и отвернула краешек алюминиевой фольги. Ее лазанья. Он даже вилку не позабыл. Она почти не ела целый день, и от запаха у нее должны были бы слюнки потечь, но аппетита почему-то не было.
— Ничего особенного. Дилайла — дочь Эммета. Родилась умственно отсталой. Ей пятьдесят один, если уж так хочешь знать, и почти всю жизнь она прожила в Брукдейле. Там она счастлива. У нее никого нет, кроме меня. Конец истории.
— Брукдейл — дорогое частное заведение.
Она отнесла лазанью, на которую теперь смотреть не могла, к столику для читателей, уселась и протянула ему вилку.
— В принципе мы не позволяем ни есть, ни пить в магазине, но для тебя сделаем исключение.
Он мрачно надвинулся на нее.
— Теперь я начинаю понимать.
— Хорошо, так и быть, я поем. Но только потому, что умираю с голоду.
Шугар Бет вынудила себя вонзить вилку в лазанью.
— Я знаю, что ты его любила, но что это за отец, который не сумел обеспечить даже больную дочь?!
Она никогда не предаст Эммета, открыто высказав свое раздражение его непредусмотрительностью.
— Его финансовые дела были весьма запутанны, — промямлила она, заставляя себя жевать. — Должна признаться, я неплохо готовлю лазанью.
— Теперь понятно, почему ты так одержима этой картиной. Вот оно, недостающее звено. Ты вовсе не собиралась осыпать себя бриллиантами. Я должен был сам сообразить.
— Нет, в самом деле, мне еще никогда так не удавалась лазанья!
Он уперся ладонями в полку.
— Тебе нужны деньги, чтобы и дальше содержать ее в Брукдейле. Значит, в этой сказке ты не злодейка? Не подлая блондинистая женщина-вамп, любящая только себя! Ты простая, бескорыстная героиня, готовая пожертвовать всем, чтобы помочь слабым мира сего.
— Ты точно не хочешь кусочек?
— Почему ты не сказала мне правду?
Дальше отступать некуда. Поэтому она снова ткнула вилкой в лоточек.
— Не видела причин.
— А тот факт, что мы любовники, уже не считается?
Шугар Бет сорвалась с места.
— Прошедшее время. И я делаю все, чтобы уберечь себя.
— Выстроив стену, настолько высокую, что никто не может заглянуть через нее? Это таким образом ты стараешься себя уберечь?
— Эй, вспомни, это не я провожу все свободное время, укладывая камни на заднем дворе Френчменз-Брайд. Хочешь поговорить об упрощенном символизме…
— Иногда стена — это всего лишь стена, Шугар Бет. Но в твоем случае возведение барьеров — занятие перманентное. Ты не живешь. Ты играешь. Играешь некий спектакль.
— У меня полно работы.
Она отошла к прилавку, но он не отставал.
— Стараешься предстать перед публикой в ином обличье: женщины, настолько бесчувственной, что ей совершенно все равно, что о ней думают окружающие. Женщины, такой жесткой, что она гордо объявляет о своих недостатках всему миру, хотя, заметь, в чем тут кроется настоящий талант, — те самые недостатки, которые ты демонстрируешь всем, не имеют ничего общего с твоей натурой. Аплодисменты, аплодисменты.