Нуар
Шрифт:
– Проверьте, пожалуйста, документы! – донеслось из темноты. – Напоминаю, документы понадобятся сразу по прибытии на борт, поэтому держите их поближе. Дамы с детьми! В море будет холодно, не забудьте о теплой одежде. Дамы! Господа! Кто еще не успел внести деньги, прошу передать их мне. У кого не хватает, не страшно, но обязательно скажите, чтобы я знала…
Обычно с беженцами общался я, но сегодня был большой выход & в свет. Ничего, что в полной темноте, так даже лучше, не запомнят лица. Мало ли кто
– Сигнал, мсье! Синий!..
Сержант уже был на ногах, ручища указывала в сторону океана, но я и сам успел заметить. Синий огонек, пока только один.
– Пошли!
Так и не выкуренная папироса упала на песок. До берега – полсотни метров, синий огонек уже близко, негромко гудит мотор. Неясный темный силуэт…
Катер!
& старалась не зря. Беженцы, почти невидимые в темноте, сидели тихо, никто даже не попытался встать. Предосторожность не лишняя – с моря могут подобраться не только друзья. Синий сигнал – еще не гарантия.
– Эй, на берегу! Чесма! Все в порядке!..
Можно перевести дух. Голос его превосходительства я узнал сразу. Но главное – «Чесма». Александр Капитонович, человек предусмотрительный, озаботился паролем. Если бы к его боку приставили пистолет, он прокричал бы что угодно, но не назвал бы место давней славы Флота Российского.
– Сигнал принят, – крикнул я. – Подходите ближе, начинаем погрузку!
Из темноты возникла &, взглянула вопросительно.
– Первый катер, – скомандовал я. – Пока только первый, поняла?
Кивнула. Сгинула.
– Дамы, господа! Первая группа, первый катер! Повторяю: первый катер…
Черные тени на берегу шевельнулись, нерешительно двинулись к воде, сначала медленно, потом быстрее, кто-то попытался бежать, споткнулся…
– Осторожнее, пожалуйста! Осторожнее!.. Спешить не надо, мы успеем, катер заберет всех!..
Кажется, послушались. Я облегченно вздохнул. & вроде бы справляется, а на катере его превосходительство живо наведет порядок.
– Сигнал, мсье! Синий!..
Я оглянулся. Второй катер!.. Кажется, все получилось, но я решил не торопиться. Пусть подойдет поближе. Пароль на этот раз не предусмотрен, зато должен появиться Жан Марселец собственной персоной…
– Сколько они еще хотят? – поморщился я. – Тысячу? Больше?
– Две с половиной. Крысаки поганые!..
Марселец, сплюнув, негромко помянул кровь христову вкупе с его же ребрами, затем бросил взгляд на темный силуэт катера.
– Понимают, гады, что у нас выхода нет. Как поступим, Рич?
Я пожал плечами:
– Заплатим. Деньги нужны сейчас?
– Да…
Надо было спешить. Вторая группа уже стояла у кромки прибоя, & что-то негромко рассказывала, то и дело указывая на невидимый в темноте горизонт. Наверное, о корабле, который обязательно дождется, примет на борт, отвезет в спасительную даль…
Я шагнул к самой воде, махнул рукой:
– Эй, на борту! Я Ричард Грай. С кем я могу поговорить?
Несколько секунд темнота молчала, затем донеслось негромкое:
– Со мною, Ришар-сейид.
Кто-то невысокий, крепкий, широкоплечий c легким плеском спрыгнул в воду. Выбрался на берег, шагнул ближе.
– Маса эльхер, сейид! [33] Это действительно вы?
Голос, молодой, немного хриплый, показался знакомым. Неудивительно, в последнее время с местными приходилось встречаться почти каждый день.
– Собственной персоной. Добрый вечер, я принес деньги.
Широкоплечий подошел ближе, всмотрелся. Трудно сказать, что он сумел разглядеть. Лично я увидел лишь голову, обмотанную платком-куфией.
33
Добрый вечер, господин! (арабск.).
– Да, это вы… Ришар-сейид, я не знал… Мы не знали, что вы в этом участвуете!..
Я вновь поглядел на берег, на замерших в ожидании людей. Две с половиной тысячи – еще ладно, но на восточные церемонии времени уже не оставалось.
– Деньги у меня с собой. Подсветите фонариком.
Голова в платке нерешительно качнулась.
– Ришар-сейид, мне, право, очень неудобно. Вы помогали нам лекарствами, ваше новое средство спасло мою племянницу. Если бы мы знали, сейид, что это – ваша затея…
Он замолчал и внезапно дернул рукой, указывая на берег.
– Марселец сказал, что это яхуди… евреи. Ришар-сейид, зачем вы спасаете евреев? Они бы пальцем не пошевелили, если араба или русского ставили бы к стенке. А раз они хотят убежать от тюрьмы, пусть платят!..
– Тюрьма – это одно, – сдерживаясь, проговорил я. – Печь крематория – совсем другое. Слово «крематорий» вам понятно? Кстати, там не только евреи, есть даже двое русских, если уж вы их помянули.
Платок на голове широкоплечего еле заметно качнулся. Смех – короткий, злой.
– Печь… Ришар-сейид, яхуди умеют оплакивать свои бедствия, но их слезы быстро оборачиваются жемчугом. Однако сейчас не время спорить. Вы спасаете наших детей, значит, имеете права спасать и всех прочих. Пусть грузятся, мы доставим их на корабль. Вы будете должны нашей семье тысячу франков, но с отдачей можете не спешить. Да пребудет с вами Аллах, сейид!..
Поклонился, махнул рукой кому-то на катере. Негромко заворчал мотор.
– Сэр! Одну минутку, сэр! Мне надо с вами переговорить!..