Нужна свободная планета (сборник)
Шрифт:
– Погоди, не все сразу. Давай по порядку.
Удалову захотелось понять, что произошло с Грубиным. Может быть, изменения только внешние, тогда еще не все потеряно.
– Мне с тобой говорить не о чем, – сказал Грубин.
– Почему же?
– Сам знаешь. Ты – номенклатура. Я – продавшаяся интеллигенция.
– А ты все-таки скажи. Допусти, что перед тобой не Удалов, а какой-то другой человек.
– Какой-то другой к Пилипенко доносить не побежит. А Удалов побежит.
– Не побегу, – возразил Удалов. – Честное слово.
– Ты правды захотел? Тогда держись! Скажу тебе, Корнелий, что за последние три года ты сильно изменился. С тех пор как тебя этот Пупыкин приблизил, ты сам на себя не похож. Готов землю за ним лизать. А с Ксенией что вы сделали?
– А что?
– Только не говори, что ты подчинился силе! Другой бы никогда жену не отдал. Залег бы в прихожей с пулеметом, отбивался бы до последнего патрона. А ты выбрал Пупыкина. Ну, выбрал и пресмыкайся.
– А еще что? – спросил Удалов. Горько ему было слушать такие слова о своем двойнике. Но надо слушать. На чужих ошибках учатся.
– А с Минцем ты как поступил? Ты зачем Минца топил?
– Я? Минца?
– Зря я с тобой разговариваю – время впустую трачу. Только удивительно – как быстро меняются люди.
– Тогда слушай ты, – решился Удалов. – И постарайся мне поверить.
Он произнес эти слова так значительно, что Грубин в удивлении уставился на него…
– Я не Удалов, – сказал Корнелий Иванович. – То есть я Удалов, но вовсе другой Удалов. А настоящий Удалов сидит сейчас в Гордоме, на активе, и соратники топчут его ногами.
Вот что удивительно – Грубин поверил Удалову мгновенно!
– У тебя глаза другие, – признал он. – У тебя глаза прежние. Может, даже смелее. Объясни.
И Удалов объяснил. И про изобретение Минца, и про то, как Минц простудился и пришлось Удалову идти в параллельный мир вместо друга.
По мере того как он рассказывал, лицо Грубина светлело, морщины разглаживались, даже волосы начали завиваться.
Грубин вскочил, принялся бегать по комнате, опрокидывая предметы и расшвыривая пластиковые руки и ноги.
– Сейчас же! – закричал он, не дав Удалову договорить. – Сейчас же обратно! Беги отсюда! Тебе здесь не место. И если можешь, возьми меня с собой. Больше я здесь жить не могу!
– Спокойно, – остановил его Удалов. – Без паники. У меня задача – найти Минца. И вторая – во всем разобраться. А как исправлять положение, подумаем вместе. Рассказывай. Коротко, внятно. Начинай!
Последнее слово прозвучало приказом, и Грубин подчинился ему. Он остановился у стола, задумался.
– Даже не знаю, как начать. Произошло это три с половиной года назад. Был у нас предгором Селиванов.
– Помню, – подтвердил Удалов. – У нас он тоже предгором был. Потом на пенсию ушел.
– И занял то место его заместитель Пупыкин, Василий Парфеныч.
– У нас тоже. Все пока сходится.
– Времена, ты знаешь, были тихие, ни шатко, ни валко… Утвердили Пупыкина предгором, он сначала ничего вроде бы и не делал. Все повторял: как нас учил товарищ Селиванов… Продолжая дело товарища Селиванова…
– Смотри-ка, у нас тоже так начинал!
– Потом начались кадровые перестановки. То один на пенсию, то другой, того с места убрали, того на новое место назначили… и тон у Пупыкина менялся. Уверенный тон становился. Ботинки заказал себе в Вологде на высоких каблуках… Пилипенку приблизил… Это наш старшина милиции.
– Знаю, он у нас до сих пор старшина. Простой мужик, душевный. Председатель общества охраны животных.
– Против Пупыкина боролись. Был у нас такой Белосельский, не знаешь? Коля? В классе с нами учился.
– Еще бы не знать, – улыбнулся Удалов.
– Так этот Белосельский выступил. Потребовал, чтобы покончить с приписками и обманом, а развивать трудовую инициативу и демократию… да, демократию…
Удалов кивнул. Он эту историю отлично помнил.
– Не знаю уж, каким образом, все было сделано тихо – куда-то Пупыкин написал, кому-то позвонил, что-то против Белосельского раскопал. Только слетел Белосельский со своего места. И пришлось ему уехать за правдой в область. Не знаю уж, отыскал он ее там или нет – только в город он не вернулся. А для многих его поражение стало хорошим уроком. Поняли: опасно идти против Пупыкина.
– Вот как у вас дело повернулось, – вздохнул Удалов. – Теперь мне многое понятно.
– А дальше – пошло, покатилось. Пупыкин всюду выступал, говорил, какие мы счастливые, как наш город движется вперед семимильными шагами. И чем меньше товаров в магазинах становилось, тем громче выступал Пупыкин. И что грустно – как только люди убедились, что Пупыкин твердо сидит, не сковырнуть его, они по углам разбежались, каждый у себя дома боролся за демократию и гласность, а на собраниях голосовали как надо.
– Понятно.
– Через год и ты, прости, Корнелий, сообразил, что лучше быть при начальнике, чем против. Как-то на собрании ты выступил против Пупыкина. И тут же тебе выговор за выговором, а потом открыли против тебя уголовное дело за хищение стройматериалов.
– Да чтобы я похищал!
– Верю, что не похищал. Только ты после этого сник, со мной даже разговаривать перестал, а стал рядом с Пупыкиным на трибуне стоять.
– Быстро вы ко всему привыкли!
– А что откладывать в долгий ящик? Если тебе с утра до вечера объясняют, как повезло тебе с таким хорошим начальником, то лучше согласиться.
– И ты тоже согласился?
– В этом мое преступление! – воскликнул Грубин. – Ты же знаешь, я неплохой изобретатель. Я предложение сделал, чтобы пластмассу усовершенствовать, из которой игрушки на фабрике делали. И формы новые изобрел – думал сделать для дома отдыха шахматы в виде рыцарей ростом с человека, но легкие. А директор фабрики Мимеонов в то время решил Пупыкину угодить, наладить массовое производство его бюстов. Для того чтобы в каждом учреждении и в каждой квартире стояли. Вот он этим способом и воспользовался. Пупыкину эта инициатива понравилась. Меня консультантом на фабрику пригласили, премию дали. А когда Мимеонов начал для будущего счастливого города Великого Пупыкина статуи в натуральную величину изготавливать, приложил я руку к этому безобразию. Теперь мучаюсь.