Нужная работа
Шрифт:
— Данной мне властью я официально увольняю сотрудника Фемаха из состава работников «Обители черного дракона». — Шеф хотел сказать что-то еще, было слышно, как он набрал воздуха, чтобы продолжить фразу, но Фемах нажал на кнопку отбоя.
— Этого достаточно? — злорадно поинтересовался он. — Или нужны какие-нибудь дополнительные подтверждения?
— Вполне, — заверила его Рипли, после чего молниеносно ударила Фемаха когтем в лоб: острие вышло из затылка уволенного видящего, словно там внезапно вырос узкий рог. Вырос и исчез — Рипли выдернула коготь из головы, посмотрела на упавшее тело, а после с некоторым изумлением сказала: — Надо же, я и не думала, как это просто. Знаешь, — она посмотрела на угрюмо молчащего Марвина, — я давно мечтала получить возможность
— Не то чтобы я недоволен. — Марвин неохотно посмотрел в темные глазницы горгульи. — Мне не нравится, как именно это случилось. И какие могут быть последствия от снятия запрета на убийство. Что-то мне не очень хочется работать там, где тебя могут прикончить во имя дисциплины. Кстати, — он перевел взгляд на лежавшее у ног Рипли тело, — почему Фемах не исчезает? В смысле не переносится в приемную кабину. Из-за того, что его уволил шеф?
— Нет. — Горгулья зашлась в лающем хохоте. — Фемах больше не оживет потому, что его убила я! Ведь я — прокурор, адвокат и палач в одном лице, мое решение неоспоримо. Короче, я убиваю раз и навсегда, без возможности посмертного оживления… А насчет последствий не беспокойся, — заверила она Марвина. — Какие могут быть последствия для тех, кто и без того почти мертв.
— Не понял. — Марвин с силой потер ладони, нарочно их разогревая; разумеется, Марвин врал, ему давно уже стали понятны намерения Рипли. Он даже успел обдумать, что делать дальше, но нужно было отвлечь горгулью — не менее сумасшедшую, чем покойный Фемах. А то и более безумную, давным-давно свихнувшуюся от своего тысячелетнего одиночества.
— Чего же тут непонятного. — Рипли дробно постучала когтем о коготь, звук получился угрожающий, неживой. — Мне важно, чтобы этот мир рос и дальше, без хитроумного воздействия Фемаха. Тогда он попросту уничтожит обитель, вместе с вами. И вместе со мной. — Горгулья опять зашлась в пугающем смехе. Внезапно перестав смеяться, она мрачно продолжила: — Я много раз пыталась покончить с собой, но на свою беду я действительно бессмертна. Ты не представляешь, человек, как это мучительно — знать, что выхода нет, что впереди бесконечное существование в давно осточертевшей обители. И никакая психокабина не в силах мне помочь! Как ни глуши в ней свои воспоминания, но через десяток-другой лет вновь осознаешь, кто ты на самом деле и что тебя ждет впереди. А от этого, поверь, жизнь становится еще невыносимее.
Марвин задумчиво прищурился: похоже, Рипли в расстроенных чувствах сказала куда больше, чем хотела. Проговорилась о затаенном, не предназначенном для чужих ушей.
— Психокабина? Это, случаем, не та, что спрятана за стеной возле кабинета шефа? — Марвин внимательно следил за реакцией горгульи и не ошибся — Рипли вздрогнула будто от удара.
— Откуда ты знаешь? — В голосе Рипли чувствовался испуг. — Я ведь замуровала ее пять веков тому назад, подальше от соблазна вновь воспользоваться магией беспамятства! Потратила уйму времени и отвлекающих талисманов, чтобы никто и никогда не подумал заглянуть за ту стену. Потому что нет ничего страшнее, чем жить многие годы в блаженном неведении и вдруг разом вспомнить прошлое… Как ты узнал о кабине?!
— Я здесь ни при чем, — честно признался Марвин. — Это Гибарян постарался. Вычислил по нетрезвости. Ну, ты же его знаешь.
— Вот мерзавец, — с чувством сказала горгулья. — Впрочем, теперь это не принципиально. Главное уже сделано, осталась крохотная мелочь. Можно сказать, формальность.
— Какая? —
— Твой браслет. — Рипли приставила коготь к спине Марвина, несильно кольнула его под левую лопатку. — Для полной уверенности, что больше сюда никто не заявится. Особенно хитромудрый негор, гораздый на нестандартные решения. Он единственный, кто может помешать моим планам.
Марвин почувствовал, как правая ладонь начинает пылать жаром, и торопливо сжал ее, чтобы не выдать себя засветившимися пальцами.
— Конечно, — не оборачиваясь, кивнул Марвин. — А ты не убьешь меня? — Он постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно наивнее. — Очень не хочется умирать раньше всех остальных. Тем более насовсем.
— Не сомневайся, — знакомым мурлычущим тоном пообещала горгулья, убирая коготь. — Давай сюда браслет.
— Тогда никаких проблем. — Марвин покрепче сжал левой рукой запястье покойного Фемаха. — Секундочку. — Он приложил обжигающе-горячую ладонь к своему виску и не колеблясь пустил в голову фаербольный заряд.
…Марвин очнулся оттого, что у него замерзла спина, а на грудь навалилось что-то тяжелое, мешающее дышать. Первым делом Марвин столкнул с себя это непонятное тяжелое, затем, кряхтя, встал и осмотрелся, стараясь понять, где он находится. И хотя у Марвина гудело в голове, он сразу узнал эту камеру — наспех скроенную из кусков листового железа и усыпанную головками клепок.
— Значит, я умер, — хрипло сказал Марвин. — Какие у нас еще новости?
Он глянул на руку — костяной браслет был на месте, — а затем посмотрел под ноги. На то, что мешало ему дышать и что Марвин сбросил с себя. На грузного человека в белом костюме, с черной дырой во лбу и с зажатым в руке дальнофоном.
— Надо же. — Марвин внезапно вспомнил, что с ним случилось. Он злорадно усмехнулся. — К черту переживания, ребятушки, каждый получил по заслугам. — Переступил через тело и, встав на колени, принялся осматривать дальнюю часть кабины.
Как Марвин и предполагал, карманные часы действительно были здесь, он просто не заметил их в прошлый раз. Что было немудрено: плоский артефакт завалился в щель между полом и задней стенкой, насмешливо поблескивая оттуда едва приметным золотым краешком. С большим трудом, обдирая мизинец о железные края и безостановочно рыча: «Загермард!» — Марвин все-таки сумел вытащить часы из ловушки.
Забрав из коченеющей руки Фемаха дальнофон, Марвин вышел из камеры и огляделся.
На этаже ничего не изменилось: уходящие в бесконечную даль ряды дверей, блеклые самосветные лампы, портреты бородатых старцев на стенах да потускневший от пыли паркетный пол. И мертвая, ничем не нарушаемая тишина.
— Дом, милый дом, — пробормотал Марвин, беря со столика дежурный комплект одежды. — Никогда бы не подумал, что буду рад этому долбаному коридору.
Он разорвал зубами край целлофанового пакета, натянул на себя штаны и футболку, но, когда наклонился за матерчатыми туфлями, пол под его ногами вздрогнул. По коридору прокатился тяжелый гул, от которого у Марвина сжалось в груди, а портреты на стенах закачались сами по себе. Из пола там и тут с петардным треском начали вздыбливаться дубовые паркетины, превращая коридор в сплошную полосу препятствий; откуда-то издалека, из-за запертых дверей, вдруг донеслись тоскливые звуки, похожие то ли на хоровой стон, то ли на волчье завывание.
Марвин глянул на лежавшее в кабине тело, понимающе покачал головой. Коридорный погром означал только одно: мир Фемаха, оставшийся без своего творца, исчез. Схлопнулся, пошатнув весь необъятный комплекс — от неведомого Марвину основания до самых неизвестных ему верхних этажей.
Что стало с Рипли, спаслась она или погибла вместе с пропавшим миром, Марвин не знал. Но опасался, что горгулья выжила, иначе бы обитель не отделалась одним лишь землетрясением. Иначе бы тут началось такое!.. Марвин даже не хотел представлять себе — какое.