Няня без башни

Максимовская Инга

– Это Люся. Так, которая нас будет учить свободу любить, – прочавкала Януся. Господи. Никогда не привыкну, что близнецы могут быть настолько разными. Уставился на чумазую, липкую мордашку моей дочери, пытаясь сообразить, о чем она говорит. – Папа, ну это Люся, ну эта… Ядрометательница. Слушай, а она ничего. Даже скалится прикольно. Интересно, сколько выдержит. Правда. Анечка?

– Правда, Яночка, – кивнула причёсанной головкой моя вторая дочь. У меня екнуло сердце.

Я перевел взгляд на девку, которая как раз в этот момент сорвалась с места и бросилась к забору. Боже, какая из нее метательница ядра? Ее же соплей перешибешь. Хотя, черт их

знает этих баб стероидных. Да и выглядит она, конечно, моложе, пожившей морячки, наверняка все свои деньги вбухала в уколы в морду. Или что там делают женщины, стремясь к красоте и молодости. Да уж, долго не продержится в моем доме эта пигалица.

– Мармеладик, фас, – звонкий голосок Ани вывел меня из раздумий. Пес радостно махнув обрубком хвоста бросился выполнять команду. Правда он ее выполняет не так как положено собаке-охраннику, а по своему. Валит на землю жертву и зализывает до полусмерти. Но откуда бы этой дуре знать об этом? Она взвыла, когда Марик вскочил ей на спину и повалил на землю. Перевернулась под огромной собачьей тушей и зарычала как дикарка.

– Ух-ты, – присвистнула Яночка, наблюдающая за действом. Анечка хлюпнула носом. Ну все, бедной няньке придется туго. За своего пса, моя маленькая дочь, может порвать в тряпки кого угодно.

– Уберите собаку, – рявкнула нянька, став похожей на фурию. А голос у нее красивый. И властный. С хрипотцой. Я мотнул головой, гоня морок. Эта мелкая пигалица что, мне приказывает? Мне? – Не уберете, я вас засужу. Я вас…

– Меня? Ты вообще знаешь, с кем ты разговариваешь? – взревел я так, что Мармеладик заскулил и пополз куда-то в кусты. Девка уселась на траве, прожигая меня взглядом своих ведьмячих глаз, настолько огромных, что мне показалось, что я смотрю в два магических кристалла.

– С мужиком, у которого от рук отбились две наглые девчонки, пес и гребаная охрана, не ловящая мышей, – рявкнула наглая девка, поднимаясь на ноги. – Заходите люди добрые, берите, что хотите. Тут хозяин, весь из себя властный пластилин, только щеки раздувать умеет. Да женщин запугивать, – зло выплюнула она, отряхивая руками круглый зад.

Я сглотнул липкую слюну, и отвел глаза. Впервые с тех пор, как я потерял жену, в моей душе шевельнулось что-то иррационально пугающее.

– Уволена, – слишком спокойно, даже равнодушно, сказал я. – Ты побила предыдущий рекорд, можешь гордиться. И Лизе передай, что ее агентство я смешаю с грязью.

– Ничоси, как быстро. Папочка, так не честно, – проныла Анютка, надув свои губки похожие на розовые лепестки. Они похожи на мать. Точные ее копии, наверное поэтому мне так тяжело быть с ними рядом. Наверное потому я так хочу сбежать из дома. Чтобы не чувствовать этой омерзительной, раздирающей душу тоски.

– Ой, как жалко, – фыркнула рыжая ведьма. – Не нанимал, чтобы увольнять. Тоже мне, царь Додон. Вот и пас сам своих мелких исчадий. Аривидерчи. Тоже мне, царь тьмы, мать его за ногу.

Она захромала к забору опять. Что ей там, медом что ли намазано? Или метлу она там свою припарковала? Ну не с неба же она свалилась на самом деле?

– Я вашему агентству такую рекламу сделаю… А тебя, я тебя…

Она даже не обернулась. Ухватилась руками за ограду и…

Люся Зайка

Дал бог зайке «милльярдерскую» лужайку

Со страху, наверное, а может от злости, колышущейся перед глазами мерзкой пеленой, я вцепилась руками в прутья забора в полуметре от болтающегося на пике моего оторванного

капюшона. Чуть правее, совсем забыв о том, что особняк обнесен оградой с сюрпризом. Раздался треск, я почувствовала, как у меня по всему телу встают дыбом волосы, и успела подумать, что Жабыч напрасно ждет от меня материалов, да и в принципе меня. «Напрасно старушка ждет сына домой». Потом раздался грохот, я расцепила сведенные судорогой пальцы, взмахнула руками и почувствовала, что лечу. Падение мое в глубины ада казалось бесконечным, а вот полет шмеля, потрескивающего вздыбленными волосенками, совсем наоборот очень стремительным оказался. Я ляснулась на спину. Помяв дорогущую изумрудную траву, издав странный булькающий звук, и закрыла глаза, ощутив мокрые противные прикосновения к своему горящему лицу, стараясь не думать, кто меня так старательно лижет. Наверняка же не этот напыщенный надменный хмырь, и не дочурки его адские.

Мармеладик. Я боюсь собак с детства. До полусмерти. После того как маленькую Люсю, возвращающуюся из магазина с бидоном молока и пакетом мясных костей на суп, едва не растерзала бродячая свора, я обхожу барбосов по кривой дуге.

Воздух сейчас вонял псиной, смертью, и…

– Па, ты видал? Видал? – впился в мой взбудораженный разум восторженный детский голосок. – Давай ее оставим, а? Мы с Янчиком такого шоу сто лет не видели. С тех пор как няня Катя с лестницы в тазу съехала.

– Ага. Тогда тоже круто было. Но сегодня даже интереснее, – подхватил восторженный, странный для крошечной девочки, бас. – Ты слышал, как она трещала? Класс. Па, ну пожалуйста. Ну давай оставим, а? А мы за это… Ань, что мы за это?

– Мы за это скажем, где поставили капкан, – хихикнуло исчадье. Господи, это что вообще?

– Она не животное, чтобы ее оставлять, – вымученно произнес бархатный баритон над моей головой. Облизывание моего лица прекратилось, я выдохнула и открыла левый глаз. Правый, от чего-то никак не желал разлепляться.

– Я вас засужу, – просипела я жалко, уставившись в глаза, похожие на две черные пустые дыры. – По законодательству вы не имеете права…

– Имею. У меня есть разрешение. Кроме того, напряжение там низкое. Скорее для устрашения и отпугивания слишком любопытных рыжих баб и пронырливых журналюг.

Меня передернуло. Неужели догадался? Тогда, сейчас меня будут бить, возможно даже ногами. Но это все же лучше, чем быть скормленной Мармеладику. Хаха, фаршированный зайкой мармеладик, звучит как песня. Зато тогда, может, Жабыч сжалится над пострадавшей в бою за рейтинги его издания, Люсенькой.

– Я не журналюга, – хныкнула я, пытаясь принять сидячее положение. Спину я содрала наверное до мяса, и сейчас она страшно у меня болела и саднила. – Слушайте, дяденька. Отпустите меня. Я больше так не буду, – вспомнив свое уличное детство, проныла я, стараясь выдавить слезу. Не вышло. А раньше всегда работало. Черт.

– Я знаю. Какая из тебя писака? На физиономии же конопатой написано, что ты девять классов окончила и три коридора. Но у меня нет особого выбора, к сожалению, – ухмыльнулся чертов наглый мерзавец. И как я не вцепилась в его прилизанную шевелюру? Сдержалась, колоссальным усилием воли, ну и боль во всем теле еще конечно сыграла немаловажную роль. Да у меня полтора высших, я журналистка от бога. Я школу с медалью закончила, невзирая на семейные обстоятельства. Вот скот. Ну ничего, это не он меня оставит, а я сама останусь. Я такой материал сделаю, этот хмырь слезами умоется. И девчонок его я таки научу любить свободу.