Няня в (не)приличную семью
Шрифт:
Не помню, как мы оторвались друг от друга, но сбившееся дыхание и непривычный, будоражащий вкус на губах, говорили о том, что это не игра воображения.
– Ты спрашивала про маму Луковки, - не выпуская меня из объятий, прошептал мне в волосы Вяземский. – Так она, кажется, четко сказала. Пусть будет. Бывают папы выходного дня. А у нас будет мама выходного дня. Но я думаю, что скорей всего «мама по большим праздникам». И на наши отношения она никак не повлияет. И еще. После того, что случилось, перестань мне говорить «вы». Договорились?
– Попробую. Но для меня
– А ты предпочла бы, чтоб я годами ходил вокруг тебя и облизывался? – Вяземский погладил большим пальцем мою щеку и едва не заурчал. Он хоть и говорил спокойно, и как всегда, не без иронии, но я чувствовала, как бьется его сердце, и это был явно не ровный и не равнодушный ритм. От его близости меня бросало в жар, и я боялась, что произойдет короткое замыкание – так напряжены были нервы. Казалось, по коже пробегают крохотные электрические разряды, от которых ускоряется пульс, кровь стучит в висках, и каждая клеточка стремится к этому мужчине.
Мне было жутко стыдно от своих мыслей, но я чувствовала, что вся моя женская суть раскрывается навстречу ему и просто разрывается от желания близости.
Только сейчас я поняла, что такое настоящая страсть, перекрывающая голос рассудка и морали. Я хотела, чтоб он взял меня здесь и сейчас. Мной овладело настоящее помутнение. Мне, краснеющей от слишком откровенного взгляда, сейчас было плевать на то, что мы не одни любители ночных прогулок. Поодаль на лежаках парочка потягивала коктейли, принесенные из бара. А в ресторане «а-ля карт» на берегу люди наслаждались изысканной кухней.
Хотя, по большому счету, им до нас никакого дела не было. А я, окинув взглядом свидетелей нашего безумства, немного пришла в себя.
– Подождите… подожди, - голос охрип, и я едва справилась с ним. Высвободившись из крепких объятий, я наклонилась и плеснула себе в лицо водой. Чуть –чуть полегчало, но только мне. Вяземскому, кажется, стало еще хуже. Он рвано выдохнул, когда моя голова оказалась ниже попы.
– Маша, я так больше не могу, - взмолился он. – Давай купаться!
Я нервно хихикнула, опять удивившись, с какой быстротой он находит решения. Вода сейчас приняла бы на себя нашу наэлекризованность. Но…купаться в костюме Евы еще более неприемлемо, чем заниматься сексом на пляже. Вяземский понял причину моей растерянности.
– Я думаю, всем по фигу, какого цвета у тебя белье. Никто не придет рассматривать. А я давно мечтал искупаться в ночном море.
И тут же приступил к исполнению своего намерения. Рывком стащив футболку, он бросил ее на песок и принялся расстегивать джинсы.
– Если хочешь, я отвернусь. Хотя это самая что ни на есть глупость несусветная. Многие купальники открывают любопытному взору намного больше, чем трусы и лифчик. Так что бросай эти все условности!
Так то да… Но я еще не привыкла видеть работодателя в боксерах.
– Отвернитесь, - я выдала совершенно нерациональную просьбу. Только что сгорала от желания близости с этим мужчиной, а тут стесняюсь показаться в белье. Совсем крышу снесло!
Вяземский даже руки поднял
Собравшись с духом, я непроизвольно взвизгнула и, как бегемот, плюхнулась в воду. Однако воздух и вода были практически одной температуры, так что купание было невероятно комфортным. Я тут же поплыла в сторону буйков, потому что все еще чувствовала неловкость и смущение.
Вяземский в несколько гребков догнал меня.
– И чего было визжать? Тепло же? – спросил он.
А я вдруг вспомнила анекдот, в котором узнала себя. Курица убегает от петуха и думает: «А бегу я не слишком ли быстро?»
Черт! Что я, правда, как дурочка!
– Привычка. Страшно же! Ночью же вообще-то в отелях запрещают купаться. А в некоторых, я знаю, даже проход на море закрывают. Я читала!
– Молодец! Тогда давай поворачивать обратно! – скомандовал он.
Доплыв до места, где ноги уже касались дна, мы остановились. Вяземский снова обнял меня и поцеловал. Это был уже не тот порывистый и сумасшедший поцелуй, от которого я потеряла ориентиры. Сейчас он целовал осознанно, уверенно, словно закрепляя рефлекс. Его руки гладили мою спину, бедра, касались попы, но не заходили дальше. Я понимаю, он не хотел потерять контроль, давая мне время привыкнуть к себе.
Определенно, это была лучшая ночь в моей жизни. Несравнимая ни с чем. Я тысячу раз пожалела, что Вяземский не был моим первым мужчиной. Ведь сейчас он вел себя именно так, будто я невинная девушка. И я была ему безумно благодарна.
Но блаженство не может длиться долго. Оторвавшись от его губ, я сказала, что пора заканчивать наш «увольнительный» и идти к Луковке.
– Тогда выходим. Только снимай с себя все мокрое. Дойдешь до номера без белья.
– Э-э, - замялась я, переваривая эротическую фантазию любимого мужчины.
– Девочкам нельзя в мокром ходить. Заболеть можно, - пояснил он прозаично.
– А вы откуда знаете? Знаешь.., - тут же поправилась я.
– На свете долго живу, - философски ответил он. – Я тебя футболкой прикрою, если ты боишься, что кто-то за нами наблюдает в прибор ночного видения.
Я подчинилась. Натянув сарафан на голое тело, прочувствовала всю пикантность момента. Но отступать было некуда. А Вяземский, как Змей –искуситель, еще и огладил меня в тех местах, где должно быть белье. А теперь оно оказалось завернутым в его футболку, так что мне не пришлось размахивать своими красными труселями перед отдыхающими.
Но всю дорогу от пляжа до номера, особенно по отелю, я чувствовала себя самой настоящей куртизанкой. Никто не догадывался, что под сарафаном у меня ничего нет, но Вяземский, напоминающий кота возле миски сметаны, вгонял меня в краску.
Глава 29
Добравшись до номера, мы тихонько отворили дверь и собирались войти чуть ли не на цыпочках, чтоб не разбудить ребенка. Однако предосторожности были лишними. Наше чудо-чадо сидело на кровати и собирало пазлы.