Ныряющие в темноту
Шрифт:
Нэгл придумал план. Он свяжется по радио с береговой охраной, только когда «Искатель» будет готов поднять якорь и взять курс на берег. Но и тогда он даст им приблизительные координаты места, где произошел несчастный случай. «На кой черт им нужно точно знать, где это случилось? — думал он. — Они в любом случае не придут сюда, чтобы забрать мертвого парня». Он вышел из рулевой рубки, так и не притронувшись к рации.
Через два часа после того, как поднялся Скибински, Чаттертон и Кроуэлл снарядились и отправились за Фелдманом. На глубине примерно 100 футов они нашли веревку Робертса, привязанную к якорному канату. Фелдман должен быть привязан к другому концу веревки на дне океана. Чаттертон спускался, чтобы
Чаттертон знал, что случилось: в условиях туннельного зрения и заторможенных двигательных способностей Робертс привязал веревку к голове Фелдмана, а не к снаряжению или баллонам. Течение тащило Фелдмана по песку, как куст перекати-поле, веревка соскочила с головы, зацепив маску и трубку, и освободилась. Фелдман оставался лежать где-то на дне океана. Чаттертон и Кроуэлл, однако, исчерпали лимит времени и не могли продолжать поиски. Они вернулись на судно и собрали остальных пловцов.
«Послушайте, — произнес Чаттертон. — Нам надо спуститься и постараться найти парня. У него отрицательная плавучесть, так что он не может плавать на поверхности. Он в песке в районе затонувшей лодки. Не знаю, найдем мы ли его. Но искать надо».
Ныряльщики задержали дыхание в надежде, что он не скажет то, что он тут же произнес: «Будем прочесывать песок».
Мало что может оказаться более опасным во время погружений к затонувшим судам, чем прочесывание песка. Метод достаточно простой: ныряльщик привязывает конец из мотка своего ориентационного троса к корпусу затонувшего судна, затем отходит от судна по направлению течения. Когда он отойдет на расстояние примерно двадцать футов, он начинает описывать по песку дугу в 180 градусов, выискивая гребешков, предметы с судна… или утонувших пловцов. Если поиск не дает результатов, ныряльщик отпускает еще какую-то длину троса и описывает более широкую дугу. Жизнь ныряльщика зависит от его троса. Если он его потеряет (или он перережется об острые края обломков, или же он выпустит его из рук), он становится скитальцем в безликой стране, без каких-либо указателей, ведущих назад к затонувшему судну. Тогда ему придется всплывать самостоятельно, рискуя пострадать от поспешной декомпрессии, и, вероятно, всплывать на поверхность в милях от судна ныряльщиков, подвергая себя опасности и затеряться в открытом море.
Чаттертон спросил, нет ли добровольцев. Это была не простая просьба. День был на исходе, нервы у всех были натянуты, люди были легкой добычей для азотного наркоза. Да и никто уже ничем не мог помочь Фелдману.
Многие ныряльщики еще должны были ждать по два-три часа, чтобы выветрился азот, и они не могли идти в воду до наступления темноты. Нэгл не был готов физически к тому, чтобы нырять. Оставалось всего четыре-пять кандидатов.
Бреннан покачал головой.
«Парень уже мертв, — сказал он Чаттертону. — Я не хочу заработать кессонку или потеряться, чтобы помочь мертвому парню. Я и так чуть не захлебнулся из-за паники Скибински и сократил время декомпрессии. Течение теперь усилилось. Я ничего не могу сделать для этого парня. Я рисковать не буду».
Чаттертон не мог послать Робертса обратно на глубину. Скибински был эмоционально подавлен. Вперед вышли Джон Хилдеманн и Марк Макмэйхон. Они прочешут песок. Сначала пойдет Хилдеманн, поскольку он был единственным из ныряльщиков, кто еще не погружался. Если потребуется, за ним пойдет Макмэйхон.
На дне Хилдеманн прикрепил стробоскопический фонарь к якорному канату. Видимость была около тридцати футов. Течение проносилось вокруг него. Он отпустил немного длины троса. Он шел по дуге и осматривал океанское дно. Он был абсолютно один. Проклятая зелень воды становилась все жутче с каждым его шагом. Он нашел какие-то деревянные обломки, но больше ничего.
Следующим был Макмэйхон. Он привязал свой ориентационный трос к верхней части корпуса затонувшей субмарины, затем стал медленно отходить спиной вперед, отматывая сорок футов троса, и не отрывая взгляда от подлодки. Когда трос натянулся, он начал прочесывание, зависая на высоте в десять футов над океанским дном и увеличивая таким образом угол обзора. Ничего. Он отпустил еще двадцать футов и поплыл дальше по течению. Затонувшее судно превратилось в неясную тень, потом исчезло из виду. Теперь, куда бы он ни посмотрел, он видел только грязную зеленую воду, белые частицы, летящие по диагонали, и свой белый трос диаметром в одну восьмую дюйма, уходящий в темноту. Никакого тела. «Африканские барабаны» застучали громче. Он отпустил еще двадцать пять футов троса.
Из песка выскочил краб и заговорил с ним. «Иди дальше, Марк, — сказал краб. — Иди дальше, парень».
Макмэйхон был поражен. Он прекратил прочесывание и присмотрелся лучше. Из песка выныривали новые крабы и манили его своими клешнями. Все они в совершенстве изъяснялись по-английски. «Сюда, Марк, сюда, — говорили они. — Иди дальше…»
Макмэйхон думал, надо ли идти за крабами. Он глубоко вздохнул и начал говорить сам с собой. «Надо отсюда выбираться, — сказал он. — Со мной разговаривают крабы. Когда с тобой начинает говорить краб — пора домой».
На борту Макмэйхон сказал ныряльщикам, что вернулся ни с чем. К этому времени Фелдмана могло отнести миль на пять от судна. Приближались сумерки. Ужасно было оставлять погибшего пловца, это будет ударом для семьи. Но Чаттертон и Нэгл больше ничего не могли сделать. «Если мы продолжим поиски, погибнет кто-то еще», — произнес Чаттертон. Он и Нэгл приняли решение поднять якорь и идти назад к берегу.
В рулевой рубке Нэгл связался по радио с береговой охраной и сообщил о гибели ныряльщика. Было четыре часа дня, прошло пять часов с того момента, как он узнал о смерти Фелдмана. Когда из береговой охраны спросили его, почему не сообщили раньше, он ответил, что был занят, доставая остальных ныряльщиков из воды и организуя подводные поиски. Когда его спросили о месте, где произошел несчастный случай, он дал им приблизительные координаты, в радиусе нескольких квадратных миль вокруг места крушения подлодки, чтобы не позволить любителям поживиться за чужой счет (особенно Белинде) забрать то, что по праву принадлежит «Искателю».
Береговая охрана приказала Нэглу идти в Манаскван, Нью-Джерси, где, как они сказали, его будут ждать на причале. Пятичасовое плавание прошло в печальном спокойствии. Кое-кто из ныряльщиков пытался утешить Скибински, утверждая, что тот сделал для друга все, что мог. Многие размышляли о том, что могло послужить причиной несчастья. Все сходились во мнении, что у Фелдмана был глубоководный обморок — нередко встречающаяся внезапная потеря сознания, поражающая подводных пловцов по причинам, которых наука пока объяснить не может.
«Искатель» прибыл на пункт береговой охраны США в бухте Манаскван примерно в десять вечера. Каждого, кто находился на борту, приглашали в кабинет и просили писать объяснения по поводу несчастного случая, потом отпускали. По дороге домой этой ночью Скибински вспоминал разговор с Фелдманом за обедом, накануне вечером. Они обсуждали предстоящий рейс. Кто будет с ними, что они могут найти, принадлежность субмарины и особенно то, как они были счастливы, что у них есть такая возможность.
Ни с того ни с сего Фелдман произнес: «Когда придет время умирать, я хочу, чтобы это произошло во время погружения, потому что я это чертовски люблю». Теперь, приближаясь к дому, Скибински полез в бумажник за телефонным номером. На заправке «Экссон» он позвонил Бадди, близкому другу Фелдмана, и сообщил ему плохую новость.