Ныряющие в темноту
Шрифт:
Колер отставил в сторону свое пиво. «Послушай, Джон, у нас получится, — сказал Колер. — Если мне даже придется грести сюда на каноэ, я все равно доведу дело до конца. Я с тобой. Я верю в то, что мы делаем. Давай и дальше стараться. Ты мне только скажи, что нужно, и я это достану. Мы не отступим».
Вот тогда Чаттертон понял, что значил Колер. Он был первоклассным ныряльщиком, одним из лучших, страстным и творческим исследователем. Но самое главное — он верил в их дело, и когда Чаттертон смотрел, как Колер протягивает ему руку для пожатия, он знал, что это был самый важный момент. В поиске, который требовал от людей настоящего познания самих себя, непоколебимая вера в то, что у них все получится, преодолела все невзгоды. Чаттертон пожал Колеру руку. «Мы не отступаем», — сказал он.
Даже когда пришел октябрь, Чаттертон и Колер полагали, что сумеют выжать еще один или два похода к «U-Who». Нэгл, однако, был другого мнения. Отощав почти до состояния скелета, он уже не был в состоянии командовать «Искателем».
Его дела приходили в упадок. Когда к нему обращались клиенты по поводу фрахта, Нэгл говорил буквально следующее: «О, это отличный заказ, но как насчет вот чего. Да пошли вы все! Я умираю! Мне плевать на вас и ваши лучезарные улыбки, на ваши затонувшие в искусственных рифах поганые корабли! Мне всегда было на вас наплевать! До вас не доходит? Я скоро умру! До свидания!» Сезон завершался, и Чаттертону было больно смотреть на своего старого друга и наставника.
В октябре подружка Нэгла срочно доставила его в больницу с горловым кровотечением. Из-за многолетнего алкоголизма у него было варикозное расширение вен в горле, и теперь произошел разрыв этих вен. Врачи в экстренном порядке направили его в операционную и прижгли поврежденный участок. В реанимационном отделении ему сказали: «Еще пятнадцать минут, и вы истекли бы кровью. Если будете и дальше употреблять алкоголь, даже по одной порции, в следующий раз мы можем вас не спасти».
Подружка порвала с Нэглом, пока тот был еще в больнице. Она не могла смотреть, как он убивает себя. Через несколько недель Нэгл выписался из больницы и по дороге домой зашел в винный магазин. В этот вечер, осушив почти целую бутылку водки, он истек кровью и умер. Билл Нэгл, один из самых выдающихся ныряльщиков всех времен, человек, который поднял судовой колокол с «Андреа Дориа», умер в возрасте сорока одного года.
Ныряльщики со всего северо-восточного побережья США собирались приехать в Пенсильванию на похороны Нэгла. Чаттертон, один из ближайших его друзей, ехать не собирался. Колер не мог понять такого решения.
— Что значит, ты не поедешь на похороны? — спросил Колер.
— Человек в ящике — не Билл Нэгл, — сказал Чаттертон. — Человек в ящике убил моего друга.
— Ты должен поехать, — настаивал Колер. — Ты должен попрощаться с другом.
Чаттертон не смог заставить себя поехать. На похоронах Колер и другие ныряльщики подняли гроб с Нэглом. Помогая нести Нэгла к могиле, он все удивлялся тому, насколько легок их груз. «Будто внутри никого нет», — думал он и именно в этот момент, как никогда, очень хотел, чтобы Чаттертон оказался рядом.
Со времени обнаружения «U-Who» прошло три сезона. Несмотря на уверенность в том, что затонувшая лодка — это «U-857», Чаттертон и Колер ни на шаг не продвинулись к доказательству своей гипотезы, они были практически на том же месте, что и в 1991 году.
Когда зима заявила свои права на Нью-Джерси, Чаттертон заметил, что его брак дает трещину. Пока он бился над тайной «U-Who», Кэти стала одной из мировых чемпионок по стрельбе из пистолета. Несовпадающие графики сокращали время, которое пара проводила вместе, а разные интересы наполняли их совместное время неловкостью. Когда Кэти спрашивала его, почему он так одержим тайной этой подлодки, Чаттертон отвечал ей: «Это для меня проверка. То, как я поступаю с этой подлодкой, говорит о том, какой я человек».
Ни Чаттертон, ни Кэти не опасались за отдаленное будущее их брака, они все еще любили друг друга и давали друг другу возможность заниматься любимым делом. Но иногда, когда Чаттертон отрывал взгляд от письменного стола и понимал, что они не разговаривали с Кэти уже несколько дней, это напоминало ему о том времени, когда он был ловцом гребешка. В то время довольно часто на тянувших сети рыбаков падала тень, заставляя людей пристально вглядываться вдаль, чтобы увидеть ее источник, а это всегда была огромная волна, готовая наброситься на судно. Теперь, сидя дома, Чаттертон начал ощущать эту тень.
Дома у Колера, в пяти милях от Чаттертона, волна уже ударила в судно. Больше года он и его жена Фелиция ругались по поводу его отсутствия в семье — это было тяжело для нее, для двоих маленьких детей, для десятилетней дочери Фелиции от первого брака. Она терпела неизбежное зло в виде стекольного бизнеса Колера: компания разрасталась и требовала почти постоянного внимания по мере того, как Колер ее расширял. Но она менее терпимо относилась к тому, как Колер проводил свое свободное время. Он посвящал почти каждый день в году «U-Who» — нырял к ней, исследовал ее, встречался с Чаттертоном, мотался в Вашингтон. У них с Фелицией случались практически ежедневные стычки. Фелиция постоянно твердила: «Если ты откажешься от ныряния, наша семейная жизнь улучшится». Эта заезженная пластинка вывела Колера из себя. К Рождеству 1993 года их союз был расторгнут. Она переехала с детьми в Лонг-Айленд, а он снял холостяцкое жилье на северо-восточной оконечности побережья Джерси. Он настоял на праве видеться с детьми каждые выходные.
Месяц или два Колер наслаждался вновь обретенной свободой. Он встречался с молодыми красотками, танцевал в ночных клубах, беспрепятственно читал свои книги о субмаринах. Но он скучал по своему сыну Ричи, дочери Никки и падчерице Дженнианн. Воскресных посещений явно не хватало. Он начинал подумывать о воссоединении с Фелицией, но полагал, что она на это не согласится, если он не бросит подводное плавание, а это для него равнозначно отказу от еды. Когда февраль 1994 года заморозил пляжи возле его дома, он твердо решил, что надо что-то менять, он не мог больше без детей, которых когда-то каждый день провожал в школу.
В конце февраля на имя Чаттертона и Колера пришло письмо от Роберта Коппока из Министерства обороны Британии. Стоя в халате и держа в руке чашку кофе, Чаттертон начал читать:
«U-869»… получила [первоначальный] приказ следовать к восточному побережью США [и] патрулировать в зоне… примерно в 110 милях к Юго-Востоку от Нью-Йорка…
Чаттертон онемел. «U-869» была субмариной, на которой служил Хоренбург. Как предполагали, у нее был приказ идти к Гибралтару.
«U-869»… могла не принять [новую] радиограмму, приказывающую ей идти к Гибралтару…
Сердце Чаттертона чуть не выпрыгнуло из груди.
Ввиду состояния атмосферы… абсолютно возможно, что [новая] радиограмма командования, приказывающая «U-869» следовать к Гибралтару, не была принята подлодкой…
Теперь у Чаттертона закружилась голова.
Следовательно, из-за отсутствия каких-либо существенных доказательств того, что «U-869» получила радиограмму командования с приказом идти в район Гибралтара, а также ввиду наличия ножа и близости затонувшей субмарины к изначальной зоне патрулирования «U-869», я бы заключил, что вероятность того, что затонувшая подлодка это «U-869», нельзя отбрасывать.