О чем грустят кипарисы
Шрифт:
В зале снова грохнули аплодисменты. Мы к этому времени почти все стали коммунистами, но пришли-то в полк комсомольцами!
Грамоту приняла Саша Хорошилова, наш комсорг. За ней закрепилась какая-то необычайная популярность. При упоминании её фамилии все невольно улыбались. Будто свой особый настрой сразу появлялся в душе. Вот и на этот раз услышала я шёпот: «Вон идёт Хорошилова!» — и едва не рассмеялась.
Дело в том, что когда полк был сформирован и девушки перед отправкой в Энгельс собрались на вокзале, у одной из них на рюкзаке химическим карандашом было выведено:
Маршал посмотрел на Сашу с удивлением — такая малютка, пришлось низко наклониться, чтобы пожать ей руку.
После вручения наград нас пригласили к столу. Рокоссовский произнёс тост:
— Я слышал легенду о вашем полку, когда ещё командовал 1-м Белорусским фронтом. Думал, это сказка. Теперь убедился — быль! Знаю, что вы не принимаете мужчин в свои ряды. Правильно делаете. У вас и без них дела идут хорошо. За девичий полк!
Нам говорили, что Рокоссовский распорядился так организовать торжество, чтобы «девушки запомнили этот праздник на всю жизнь». Мы и запомнили. И никогда не забудем его самого, обаятельного человека.
Ночь тысяча вторая
Мы получили задание бомбить Данцигскую бухту и направились к самолётам. Рая Аронова придержала меня за руку и, кивнув вслед убежавшей вперёд Асе Пинчук, спросила:
— Как твой штурманёнок?
— Она уже штурман, Раечка.
— Хорошо работает наша полковая академия. Ты довольна?
— Да, конечно…
Поднимаясь в кабину, ищу глазами Асю. Куда она подевалась? В сумерках девушки почти неотличимы одна от другой: в меховых комбинезонах и унтах они похожи на медвежат.
Мысленно лечу по маршруту — над Польским коридором к Балтийскому морю. По нашим расчётам войска 1-го Белорусского должны были наступать на Берлин, но мы не учли группу армий «Висла», около 40 немецких дивизий, которые могли ударить по северному флангу фронта. Наверно, гитлеровские генералы уже нарисовали на картах стрелы, направленные с севера на юг, в тыл наступающим советским войскам. Но маршал Жуков оказался умнее нас: отложив Берлинскую операцию, он повернул часть войск фронтом на север. 2-й Белорусский нанёс удар в северо-западном направлении, расчленив немецкую группировку на две части. Наши танковые соединения вот-вот выйдут к побережью и несколько гитлеровских армий в районе Данцига окажутся в котле. Немцы, скорее всего, попытаются спастись морем, возможно, эвакуация уже началась, но мы не допустим, чтобы отрезанные дивизии удрали из котла. Разгромив «Вислу», войска Жукова двинутся на Берлин с востока, а 46-й гвардейский ударит с севера, и Гитлеру крышка…
Я размечталась и не заметила, как Ася очутилась за моей спиной.
— Прихватила кое-какие инструменты, — сказала она. — Дорога дальняя, возможны приключения. Как думаешь, погода не испортится?
— Она уже попортилась! — рассмеялась я.
Дул порывистый ветер, высота облачности метров пятьсот, видимость плохая. Но по данным нашей воздушной разведки над целью небо чистое. Отбомбимся, выполним задание, это главное. Только бы не подвёл мотор, в отличие от моего штурмана он ветеран, которому давно пора на заслуженный отдых.
В голосе Аси я уловила тревогу.
— Опасаешься, не найдём аэродром?
— Где-нибудь сядем.
Подошла наша очередь, и мы взлетели. Мотор работает мягко, ровно, но на душе неспокойно. Летим под кромкой, время от времени пробиваем облака. Неуютное, плакучее небо. Ася крутит головой — она у неё, как у всех штурманов, поворачивается на 360 градусов — следит за воздухом, отмечает ориентиры.
— Линия фронта. До цели пять минут…
Впереди возникает частокол из мёртвенно-белых лучей — не меньше двадцати вражеских прожекторов.
— Над нами тяжёлые бомбардировщики, «Петляковы», — сообщила Ася.
Я посмотрела вверх: два самолёта схвачены прожекторами. Наш «По-2» немцы пока не видят.
В порту и в бухте полыхают пожары, полосы чёрного дыма упираются в горизонт, видимо, днём здесь поработали наши штурмовики. Вижу корабли, транспорты, баржи. Ложусь на боевой курс. Прожекторный луч ошпарил нас нестерпимо ярким светом, повёл, но обстрела почему-то нет. Ася прильнула к прицелу, в левой ладошке сжимает шарики бомбосбрасывателей… Где-то в стороне грохочут взрывы. Лёгкая жизнь кончилась — по самолёту бьют крупнокалиберные пулемёты.
— Бросила! — подаёт наконец голос Ася.
Непонятная, грубая сила швырнула самолёт в сторону, я не сразу сообразила, что это ветер.
— Вправо!
Разворачиваюсь и вижу, как в стороне, сверху вниз, проносится сноп огня.
— Сбили, гады, — глухим голосом говорит Ася.
Пылающие обломки тяжёлого бомбардировщика падают в бухту. Я с трудом выравниваю самолёт, шквальный ветер бросает в лицо колючие снежинки, нет ни земли, ни горизонта, летим в кромешной тьме.
— Светопреставление, — замечает Ася. — Как сердце чуяло. Старайся выдерживать курс девяносто градусов.
Веду самолёт прямо на восток, но ветер часто меняет направление, нас сносит неизвестно куда. Попали в сгущение снега. Мне даже показалось: самолёт повис в воздухе и начал вращаться вокруг оси… Наваждение. Почти час мы летели вслепую. Горючее на исходе.
— Где мы, штурман? — задаю я обычный вопрос, допуская, что в ответ услышу: «Не имею представления».
— Восточнее Вислы, над нашей территорией, точнее сказать не могу. — Ася помолчала: — Предполагаю, что нас тащит на юго-восток.
— Будем садиться, — сказала я. — Приготовь ракеты для подсветки.
— Готова, — с обидой в голосе доложила Ася, сама, мол, знаю, напоминать не обязательно.
С малой высоты удаётся различить тёмные пятна — это деревья. Лес! Я выбрала подходящую ложбинку и пошла на посадку. В свете ракеты — прямо по курсу дерево. Ручку на себя — ветки хлестнули по фюзеляжу.
Впереди, вроде, ровное поле, но вторая попытка приземлиться тоже оказалась неудачной — едва не налетели на кирпичную стену.