О чем молчат легенды. Двуликий. Отступник.

Шрифт:
ДВУЛИКИЙ
ГЛАВА 1. Перед катастрофой
Серый поезд неспешно отчаливал от платформы. Я усердно махал ему рукой, губы растягивались в счастливой улыбке. Наконец-то, свободен!
Колёса постепенно пробуждались, их движение ускорялось, перестук становился всё громче. Я шёл рядом с вагоном, а мать посылала воздушные поцелуи из окна купе. Новенькое широкое кольцо на её безымянном пальце мягко светилось золотом в лучах утреннего солнца.
Для полноты умилительной картины не хватало лишь белоснежного
Наконец-то! Я мечтал проводить мать под венец с тех пор, как начал что-то соображать. Двадцать один год она опекала меня так активно, что мне хотелось удрать на край света. Не сомневаюсь, мама нашла бы меня и там. Она появилась бы хоть в тундре, хоть в пустыне, возникла бы даже среди арктических льдов и обрушила бы на голову неблагодарного сына камнепад упреков в эгоизме и бесчувственности. Последней меня придавила бы глыба назойливой материнской заботы. Впрочем, я и так постоянно под ней барахтаюсь.
"Максюша, ты зубы почистил? Носочки надень беленькие! Они больше подходят к брюкам, что я на сегодня погладила… Никакой яичницы, ни в коем случае! Каша на завтрак – это полезно… Куда ты собрался? С кем? Когда вернёшься? Смотри, чтобы в девять был дома!"
Стоило возразить хотя бы в мелочи, как мать тут же пускала в ход свои главные козыри – сердечный приступ или скакнувшее давление. Спасибо непрестанному присмотру заботливой мамули: у меня нет ни друзей, ни, тем более, постоянной девушки. Учусь я в выбранном матерью частном институте ("Сынок, экономическое образование – то, что нам надо, я уверена! И зачем ездить на занятия, если тебя можно устроить в вуз рядом с домом?"), спортом почти не занимаюсь ("А если получишь травму? Я не переживу! Ты для меня всё!"). Несколько лет я думал, как обрести свободу, и не видел никаких вариантов.
Мечты о самостоятельности сбылись нежданно-негаданно. Весной мамина лучшая подруга Люсьена отмечала юбилей свадьбы. На торжестве мать и познакомилась с дальним родственником Люсьены – отставным полковником.
Несколько месяцев громкоголосый вояка разбирался с какими-то делами в нашем городе и осаждал хрупкую женщину с железным характером. Полковник использовал весь классический арсенал ухаживания. В доме не переводились букеты, конфеты, настойчивый поклонник заваливал мою мать подарками. Два-три раза в неделю они ходили в кино, театр, позже подключились и рестораны. Летом начались выезды на природу, а после недельной поездки на курорт мать наконец-то сдалась. Свадьбу назначили на начало сентября, и несколько дней назад счастливый жених торжественно надел кольцо на палец сорокалетней невесты. Друзья и родственники весь вечер и следующий день кричали: "Горько!" – в снятом для торжества кафе.
Сейчас длинный серый поезд помчит молодожёнов в Санкт-Петербург, там живет мой новоиспечённый отчим. Удаляющийся стук колес звучит как военная музыка: та-та-та, тах-тах-тах. Барабанная дробь с каждым звуком отдаляет от меня заботливую маму.
Питер – великолепный город! Мамуля всегда была в восторге от пышных царских дворцов, величественных соборов, музеев, мостов, романтики белых ночей. Для меня же главное достоинство Санкт-Петербурга – то, что он далеко, добираться до города на Неве поездом придётся больше суток. Не край
Последний вагон качнул на прощание округлым задом, прежде чем свернуть за поворот. Я вытащил мобильник, часы показывали четверть девятого. Если хочу успеть к первой паре – стоит поторопиться.
Я зашагал к вокзалу – двухэтажному серому зданию постройки сталинских времён. Строение крепкое и, если можно так сказать о доме, высокопарное: стены обильно украшены лепниной, на крышу взгромоздилась массивная скульптура – чугунная колесница с четвёркой коней. На колеснице тянет поводья некто в папахе. Таксисты, подрабатывающие у вокзала, воспринимают "шедевр" как талисман, а возница, застывший с высоко поднятым кнутом, получил кличку "коллега".
Взгляд оторвался от крыши как раз вовремя. На меня чуть не налетела Тася – известная всему району безобидная дурочка в живописных лохмотьях и дырявой соломенной шляпе с крупными бумажными цветочками. У меня машинально вырвалось привычное в таких случаях: "Извините!", – хотя как раз мне извиняться было не за что.
Тася молчала. В меня впился пронизывающий взгляд, словно сумасшедшая желала вывернуть мою душу наизнанку и узреть все желания, тайны, прошлое и будущее. Ее обычная глуповатая улыбка исчезла, бледно-голубые глаза переполнились ужасом.
– Двуликий!.. Двуликий!..
Тася попятилась, будто боясь, что я до неё дотронусь, а затем со всех ног кинулась назад. Я пошёл следом.
На привокзальной площади – обычная суета: народ с дорожными сумками спешит на автобусную остановку, автостоянку, к вокзалу. Таксисты ищут клиентов, через всю площадь катит древнюю тележку бабуля, продающая пирожки. Из ближайшего ларька с шаурмой ползёт неприятный, тяжёлый запах. В другом киоске продавщица торопливо раскладывает на самом видном месте сканворды, детективы в мягкой обложке и глянцевые журналы.
В центре площади возвышается памятник героям революции. Застывшие в камне угрюмые люди многие годы свысока взирают на постоянное мельтешение лиц, фигур, сумок и чемоданов. Я хмыкнул: из-за монумента выглянул и снова исчез край соломенной шляпы с ярко-красным бумажным цветочком.
Вдалеке показалась маршрутка. Городская сумасшедшая вылетела из моей головы, стоило прибавить шагу, чтобы успеть занять место поудобнее. Да и вообще, есть вещи гораздо важнее Тасиного бреда: сегодня у меня особый день – первый день свободы.
Маршрутка понеслась по городу, словно водитель тренировался перед гонками. Подпрыгивая на сиденье, я представлял, как, наконец, предложу Кристине куда-нибудь пойти. Надо посчитать, сколько денег из того, что оставили мать и отчим, уйдут на еду и квартплату, а сколько позволительно прогулять. На днях начну искать работу, хочу как можно скорее перестать от них зависеть.
Ранний подъем давал о себе знать: шестерёнки в мозгу ворочались медленно, глаза закрывались. Я начал мысленно рисовать Кристину. Сначала – изящный силуэт, потом – распущенные светло-русые волосы до пояса, почти уверен, что они мягкие на ощупь. Большие карие глаза, аккуратный носик и пухлые губы, высокая грудь, тонкая талия… Я так увлёкся, что ноздри приятно защекотало при воспоминании о пряном, чуть горьковатом аромате духов Кристины.