О чувствах
Шрифт:
Говорят, что в момент рождения смеялся только Лао-цзы. Такое возможно. Он был необычным, сумасшедшим человеком с самого начала. Поскольку он не знал, что в это время нужно плакать, он смеялся. Он оставался таким всю свою жизнь. С этого необычного инцидента начинается история его удивительной жизни. Все были потрясены – ведь раньше при рождении никто не смеялся. Хотя эта история может оказаться и просто мифом. Люди, которые изучали Лао-цзы и писали о нем, могли решить, что и его рождение не могло быть обычным. Момент его рождения должен быть такой же, как и его
Почему ребенок плачет, когда рождается? Потому что у него забирают его дом, его мир рушится – он неожиданно оказывается в незнакомом мире среди незнакомых людей. С каждым днем его свободы становится все меньше, а ответственности – все больше. Поэтому ребенок продолжает плакать. В конце концов он обнаруживает, что свободы больше нет, есть только ответственность и обязанности; он становится похож на вьючное животное. Он видит это со всей ясностью невинности. Разве можно его за это осуждать?
Психологи считают, что поиски истины, Бога, рая основываются на опыте пребывания ребенка в материнской утробе. Он не может этого забыть. Даже если он забывает об этом, это переживание хранится на подсознательном уровне. Они снова ищут тех прекрасных дней, когда они ощущали абсолютную свободу и полное расслабление.
Некоторым это удается. Я называю это просветлением. Можешь называть это как угодно, смысл не меняется. Материнской утробой для человека, достигшего просветления, становится весь мир. Ты можешь расслабляться, можешь наслаждаться, можешь петь, можешь танцевать. Ты обладаешь бесконечной жизнью и вселенским сознанием.
Но люди боятся расслабиться. Они боятся довериться. Они боятся слез. Они боятся всего необычного, всего выходящего за пределы мирского. Сопротивляясь, они сами роют себе могилу и никогда не получают экстатических переживаний, являющихся их правом по рождению.
Человек, живущий в Лос-Анджелесе, приходит на прием к психиатру. Хотя в его регистрационной карточке записано имя Хайми Голдберг, он представляется как Наполеон Бонапарт.
– Итак, в чем проблема? – спрашивает врач.
– По правде говоря, док, все прекрасно. Моя армия сильна, мой дворец великолепен, моя страна процветает. Единственная проблема – моя жена Жозефина.
– В чем же проблема? – спросил его врач.
– Она считает, что она миссис Голдберг, – воскликнул пациент, воздев в отчаянии руки.
Из-за своих проблем, напряжений и беспокойства он потерялся в толпе и стал кем-то другим. Но в глубине души он понимает: это всего лишь роль, которую он играет. Это создает в нем глубокий психологический надлом. Понимая, что это не его истинное «я», он не может играть роль до конца. Он также не может найти свое истинное «я». Он вынужден играть свою роль, ведь она дает ему все: средства к существованию, семью, детей, уважение, власть. Он не может всем этим рисковать. Поэтому он продолжает играть роль Наполеона Бонапарта.
Постепенно он начинает в это верить. Он вынужден верить – иначе ему тяжело будет играть роль. Лучший актер – тот, кто забывает о себе и становится единым целым со своим персонажем; тогда его любовь и плач становятся настоящими, слова – не продиктованными ролью. Они исходят из самого его сердца. Если ты должен играть роль, ты должен глубоко ей проникнуться. Ты должен стать ею.
Каждый играет свою роль, понимая, что это не его истинное «я». Это создает надлом или беспокойство. Это лишает возможности для расслабления, доверия, любви, какой-либо общности. Ты оказываешься в изоляции. Это дело твоих собственных рук.
То, что мир полон страдания, – неестественное положение дел. Блаженство должно быть естественным и универсальным.
Почему так тяжело и страшно показывать свои истинные чувства и даже просто быть собой?
Так трудно показывать свои чувства оттого, что на протяжении тысяч лет тебе внушали подавлять свои чувства. Это стало частью вашего коллективного бессознательного. Несколько тысяч лет вам говорили не быть собой. Быть Иисусом, Буддой, Кришной, но никогда – собой. Быть кем-то другим. Это вошло в твою кровь.
Глубоко укоренившееся неприятие себя стало частью тебя самого. Тебя осуждали все священники. Они говорили тебе, что ты грешник, что ты был рожден во грехе. Единственное, на что ты можешь надеяться, – что тебя спасет Иисус или Кришна. Ты не можешь спасти себя сам. Ты обречен; все, что ты можешь, – молиться, чтобы тебя спасли Кришна или Иисус. Ты просто пыль. Ты абсолютно бесполезен. Ты причислен к скверне. Вот почему тебе так сложно и страшно показывать свои чувства. Тебя учили быть лицемером.
Лицемерие вознаграждается. Говорится, что честность – лучшая политика. Политика! Политикой становится даже честность. Почему? Потому что честность вознаграждается. Но что, если честность не вознаграждается? Тогда лучшей политикой становится лицемерие. Все зависит от того, что лучше работает – что делает тебя богаче, приносит тебе больше уважения, что безопаснее или удобнее в той или иной ситуации, что тешит твое эго. Вот как определяется лучшая политика. Это может быть честность, это может быть лицемерие; одно или другое используется просто как средство.
Удачной политикой стала даже религия. Она превратилась в нечто вроде страховки – ты совершаешь благие поступки, ходишь в церковь, жертвуешь деньги бедным – ты готовишься к переходу в другой мир. Ты открываешь в раю банковский счет. Ты думаешь, что тогда тебя встретят как дорогого гостя. Что ангелы будут кричать «Аллилуйя», танцевать и играть на арфах. Величина этого банковского счета зависит от того, сколько ты совершил благих дел. Религия тоже стала бизнесом. Твоя истинная сущность подавлена.