Шрифт:
Клайв Стейплз Льюис
О любви к себе
Перевод: Натальи Леонидовны Трауберг
Отречение от самого себя считают обычно чуть ли не самой сутью христианской этики. Когда Аристотель учит себя любить, мы чувствуем (как ни тщательно он отграничивает должный и недолжный виды филаутии (любви
Мы не снимем противоречия, разъяснив, что любовь к себе хороша до известного предела, а дальше -- плоха. Суть тут не в степени. Суть в том, что на свете существуют два вида нелюбви к себе, очень похожие на первый взгляд и прямо противоположные по своим плодам. Когда Шелли* говорит, что "презрение к себе -- источник злобы", а другой, более поздний поэт обличает тех, кто "гнушается и ближним, как собою", оба они имеют в виду нередкое и весьма нехристианское свойство. Такая ненависть к себе делает истинным бесом того, кто при простом эгоизме был бы (или побыл бы) животным. Видя свою нечистоту, мы совсем не обязательно обретаем смирение. Мы можем обрести и "невысокое мнение" обо всех людях, включая себя, которое породит цинизм, жестокость или и то и другое вместе. Даже те христиане, которые слишком низко ставят человека, не свободны от этой опасности. Им неизбежно приходится слишком сильно возвеличивать страдание -- и свое, и чужое.
На самом деле любить себя можно двумя способами. Можно видеть в себе создание Божие, а к созданиям этим, какими бы они ни стали, надо быть милостивым. Можно видеть в себе пуп земли и предпочитать свои выгоды чужим. Вот эту, вторую любовь к себе нужно не только возненавидеть, но и убить. Христианин ведет с ней непрерывную борьбу, но он любит и милует все "я" на свете, кроме их греха. Сама борьба со своекорыстием показывает ему, как он должен относиться ко всем людям. Надеюсь, когда мы научимся любить ближнего, как себя (что вряд ли случится в этой жизни), мы научимся любить и себя, как ближнего, -- т. е. сменим лицеприятие на милость. Нехристианский же самоненавистник ненавидит все "я", все Божьи создания. Поначалу одно "я" он ценит -- свое. Но когда он убеждается в том, что эта драгоценная личность исполнена скверны, гордость его уязвлена и вымещает злобу сперва на нем самом, затем -- на всех. Он глубоко себялюбив, но уже иначе, навыворот, и довод у него простой: "Раз я себя не жалею, с какой же стати мне жалеть других?" Так, центурион у Тацита "жесточе, ибо много перенес". Дурной аскетизм калечит душу, истинный -- убивает самость. Лучше любить себя, чем не любить ничего; лучше жалеть себя, чем никого не жалеть.
См Никомахова этика кн 9 гл 8.
Швейцарский катол епископ (1567-1622). Введение в благочестивую жизнь ч3 гл 9.
Английский мистик 14в.
См Анналы кн 1 ч 20