О мировой революции, нашей стране, культуре и прочем
Шрифт:
А потом невредно проверять свои положения фактами - в этом мы совершенно согласны с проф. Павловым. Притом не отдельными фактами, выдранными из общего контекста, а итогами, по всем правилам "закона больших чисел". Что же, может проф. Павлов утверждать, что культурная и научная кривая у нас за два последних года пошла вниз? Стоит только просмотреть цифры издающихся книг, журналов, специальных публикаций и т. д., чтобы увидеть, как быстро мы растем.
Разве можно это отрицать? Где же опасность? Не есть ли это доказательство того, что и здесь мы уже кое-чему научились, что и здесь мы уже выходим из того "безвыходного противоречия", которым так пугал себя и нас профессор Павлов? А, ведь, он прямо заявлял, что наша политика "ведет к уничтожению русской культуры"
– ни больше, ни меньше. Проф. Павлов думает, что коммунисты действуют исключительно по принципу: "Раззудись,
Профессора Павлова в высшей степени удручает факт классового приема в высшие учебные заведения. "Уровень образования чрезвычайно понизится, благодаря...
непоследовательности (в) приобретении знаний". С другой стороны, "масса людей подготовленных... отстраняются от школы, им ставятся всякие затруднения".
Если оставить в стороне всякие "эксцессы" и обсуждать основы нашей политики (классовый прием и т. д.), то нельзя вырывать этой проблемы из всего контекста наших задач. Как развитие производительных сил нашей страны, так и развитие в ней интеллектуальной культуры, теоретически говоря, возможно в двух формах:
буржуазной и пролетарской. Если бы рост кадрового состава (управляющего, администрирующего, идейно "командующего" и т. д.) наворачивался по линии анти-пролетарской (что далеко не всегда предполагает сознательно анти-пролетарскую идеологию), то мы неизбежно сползли бы на "смено-веховских"
тормозах к "идеальной" цели либеральной буржуазии: "здоровому" капитализму в экономике, так называемому "правовому государству" - в области политической надстройки. Но, ведь, у нас есть совершенно достаточные основания для того, чтобы бороться с этими тенденциями вырождения. Само собой разумеется, что без ответа на этот кардинальный вопрос (социализм или капитализм) немыслимо понять и вопросы производного характера. Нет роста производительных сил "вообще", а есть рост производительных сил в совершенно определенных формах, в совершенно конкретной исторической скорлупе. То же и с интеллектуальной культурой. Мы уже писали, что отнюдь не хотели бы выступить в роли навоза для нового цикла капиталистического развития, который привел бы с неизбежностью к новой и новой катастрофе. Песня "про белого бычка" в "мировом масштабе", это - слишком трагическая песня. Мы твердо ведем политику на уничтожение и преодоление капиталистического строя. И именно поэтому вся логика, и формальная, и диалектическая, на нашей стороне.
Ошибка академика Павлова состоит в том, что он обходит основной вопрос, вопрос о социальной сущности того или другого общественного порядка. А обходить этот вопрос - нельзя, недопустимо.
Понятно, что с точки зрения "нейтральной" (на деле буржуазной) классовый прием из среды, вообще говоря, менее культурной и менее подготовленной, представляется нелепостью, и если оставаться в рамках такого аспекта, то коммунистов можно и в самом деле счесть за буйных помешанных.
Но в том-то и дело, что наша политика основана на совершенно определенной предпосылке. Нам нужны такие кадры и постоянное воспроизводство таких кадровых элементов, которые вели бы пролетарскую политику на всех пунктах трудовой шахматной доски, на которой им придется впоследствии разместиться. Гарантией такой политики является определенная социально-классовая прививка, т.-е.
социальное происхождение. Отсюда - "классовый прием". Мы, конечно, "проигрываем"
временно с точки зрения квалификации, "независимой" от социальной оценки, но зато мы имеем прочную гарантию того, что поезд пойдет по надежным рельсам и не с'едет где-нибудь под откос. Что же здесь удивительного и непонятного? Что необ'яснимого в том, что мы, начав социалистическую революцию, производим ее во всех областях, играющих существенную роль в процессе производства всей общественной жизни в его целом?
И опять-таки: разумеется, чтобы это понять, нужно понять внутреннюю логику этого процесса в целом. И наоборот, без предварительного понимания всего процесса, т.-е. той основной орбиты, по которой движется наша политика в целом, совершенно невозможно понять и такого частного мероприятия (связанного с совершенно своеобразными и специфическими "расходами"), как классовый прием в наши вузы.
К числу таких "расходов" нужно отнести и упоминаемое акад. Павловым понижение уровня квалифицированных работников, выпускаемых вузами. Вообще говоря, революция в первой своей фазе безусловно сопровождалась разрушениями и в этой сфере, сфере производства квалифицированных
– все это в целом произвело громадный культурный сдвиг, результаты которого сказываются хотя бы на том перевороте, который произошел в языке нашего крестьянства, наиболее массовой и наименее культурной силы нашего общества. Разве трудно сообразить, что эта громадная экстенсификация культуры есть величайшее культурное завоевание, плоды которого не преминут сказаться через некоторое время? Разве не понятно, что это есть фундамент небывалого культурного расцвета в будущем.
Здесь вполне уместно поставить один общий вопрос, который имеет и прямое отношение к разбираемой проблеме. Вообще говоря, такой строй и такой порядок вещей способствует в наибольшей степени общественному развитию, который, при данном уровне развития производительных сил, дает возможность культурного развития и культурного подбора максимальному числу людей. Чем шире это селекционное поле, тем лучше, при прочих равных условиях.
И вот здесь наша революция совершила поистине величайший переворот. Она еще не догнала довоенного уровня в нашем хозяйственном развитии, она еще не обеспечила довоенного standart of life. Но она уже в гигантской степени расширила селекционное поле, она впервые вовлекла широчайшие пролетарские и крестьянские массы в культурный оборот, давая возможность подбора не из "верхних десяти тысяч", а из "нижних" миллионов. Такие организации, как партия, профессиональные союзы, завкомы, клубы и проч., через которые направляется поток людей в наши высшие учебные заведения, есть не что иное, как громадная и неизвестная прежним временам школа, подбирающая людей из самой гущи жизни.
Это завоевание уже есть у нас: оно прочно, оно неоспоримо. И если на первых порах мы не будем иметь достаточно "полноценных" студентов, то эти недостаточно "полноценные" будут иметь одно несомненное преимущество над старым студенчеством: они будут всеми своими корнями связаны с жизнью, с практикой, с активным участием в общественном строительстве. Этой чертой могут быть недовольны ученые-"олимпийцы", до которых не доносится гул жизни (да к тому же олимпийцы всегда бывают туги на левое ухо). Но это недовольство как раз и есть свидетельство их отсталости. Будущее принадлежит - это уже начинают понимать и в буржуазных кругах - не героям спекулятивной философии, спекуляция которых не многим лучше вульгарной и прозаической спекуляции рынка, а людям, которые связаны с практикой, у которых наука есть орудие этой практики, а не талмудическая похлебка или "летом сладкий лимонад". У рабочего же класса практика в крови. И тот синтез теории и практики, который дан был рабочим классом в общественных науках (т.-е. в теории обществоведения и в научной политике рабочего класса), он будет, несомненно, шаг за шагом завоевывать одну область за другой. Этот процесс уже начался. Разве не повернут нашей государственной властью руль в сторону гегемонии материализма и решительной борьбы против фантастических привидений религии, идеалистической метафизики и тому подобных Бердяевских "выделений"?
Что же, это - положительный или отрицательный факт, - эта гегемония опытной науки, материалистического мировоззрения, материалистического воспитания и обучения?
Такой поворот стоит очень многого. Конечно, праздношатающиеся болтуны "демократической", с позволения сказать, "мысли", и по сему случаю не упускают толковать о диктаторской тирании и изнасиловании всяческих свобод. Но это есть не что иное, как та же самая, до крайности пошлая, фетишистская и - позвольте сказать совершенно откровенно - с исторической точки зрения варварская мысль, как и мысль г-на Бердяева об "евхаристическом питании". Люди думают, что это - крайне умно. А на самом деле - перед нами, несмотря на всю раффинированность авторов, идеология, достойная каменного века, к которому сейчас не прочь апеллировать "беспристрастные" ученые буржуазии. Но как с этим совместить научные взгляды самого профессора Павлова? That is the question.