О неутомимой лягушке (с пояснениями Фёдора Демидова)
Шрифт:
— Прыгай, глупая, — сказал Харди и прибавил газа в горелке.
— Смотрите! — воскликнул Питнер. — Прыгает!
Лягушка действительно прыгнула.
— Благодаря хорошей теплопроводности металла дно трубы прогревается все дальше и дальше от горелки, — пояснил Харди, — и лягушке приходится прыгать, чтобы не обжечь лапки. Вот смотрите!
— Боже, профессор, — испуганно заговорил Питнер, — она уменьшилась.
Лягушка стала в два раза меньше.
— Здесь-то и кроется главное, — с сияющей улыбкой объяснил Харди. — Дело в том, что в дальнем конце трубы располагается
— А зачем?
— Это единственный способ гарантировать, что каждый последующий прыжок лягушки будет меньше предыдущего. Прыгая, она становится меньше, и соответственно короче становятся ее прыжки. Мы настроили аппаратуру таким образом, что степень уменьшения соответствует требованиям парадокса Зенона: каждый новый прыжок вдвое короче предыдущего.
— И чем же все кончится?
— Вот это, — сказал Харди, — мы и намерены узнать. В дальнем конце трубы стоит фотоблокирующее устройство. Если лягушка доберется до конца, она пересечет луч света, падающий на фотоэлемент, и таким образом отключит силовое поле.
— Доберется, — сказал Гроут.
— Нет. Она будет становиться меньше и меньше, а прыжки ее короче и короче. Для нее труба будет удлиняться до бесконечности, и она никогда не доберется до конца.
— Вы слишком в себе уверены, — сказал Гроут.
Они склонились над окошком. Лягушка проскакала уже довольно большое расстояние, и увидеть ее было теперь очень трудно: маленькое пятнышко размерами не больше мухи продолжало ползти по дну трубы, становясь все меньше и меньше. Вскоре лягушка превратилась в крохотную точку, а потом и вовсе исчезла.
— Боже! — произнес Питнер.
— Мы вас больше не задерживаем, Питнер, — сказал Харди, потирая руки. — Нам с профессором Гроутом надо кое-что обсудить…
— Итак, — сказал Гроут, когда Питнер вышел, — трубу проектировали вы.
Что стало с лягушкой?
— Как что? Она все еще прыгает где-то там, среди атомов.
— Я подозреваю, что вы смошенничали. Наверняка по дороге с ней что-нибудь случилось.
— Если вы так считаете, — парировал Харди, — вы можете обследовать трубу сами.
— Пожалуй, я это и сделаю! И найду там… какую-нибудь ловушку.
— Как хотите, — сказал Харди, ухмыляясь, выключил горелку и открыл металлическую дверцу.
— Дайте мне фонарь, — потребовал Гроут.
Харди вручил ему фонарь, и Гроут, кряхтя, полез в трубу.
— Только без фокусов! — донесся оттуда его голос, отдающийся гулким эхом.
Харди подождал, пока Гроут скроется в трубе, потом наклонился и заглянул внутрь. Профессор Гроут, чихая, с трудом дополз до середины трубы и замер.
— В чем дело? — спросил Харди.
— Тут все-таки слишком тесно…
— Да?.. — Улыбка Харди стала шире. Он вынул трубку изо рта и положил ее на стол. — Я в состоянии вам помочь…
С этими словами он захлопнул дверцу и… включил силовое поле.
Загорелись лампы, защелкали переключатели.
— Ну вот, уважаемая лягушка, теперь прыгайте, — произнес
Он подошел к газовому рожку и зажег горелку.
В трубе было темно. Какое-то время Гроут лежал без движения, прислушиваясь к своим мыслям. Почему Харди захлопнул дверь? Что он задумал?.. Потом Гроут приподнялся на локтях и тут же ударился головой о потолок трубы. Становилось жарко.
— Харди! — громкий, панический крик загрохотал в трубе, отражаясь эхом от стен. — Откройте дверь! Что происходит?
Он пытался развернуться, чтобы пробраться к дверце, но не смог. Ничего другого не оставалось, как двигаться вперед, и Гроут пополз дальше, бормоча сквозь зубы:
— Ну вы у меня дождетесь, Харди, с вашими шуточками. Вы думаете…
Совершенно неожиданно потолок и стены трубы резко отодвинулись в стороны. Гроут ударился подбородком о металлическую поверхность и заморгал. Труба определенно выросла, и теперь места стало более чем достаточно. А одежда!.. Брюки и рубашка болтались на нем, словно были на все двадцать четыре размера больше.
— О, господи, — тихо проговорил профессор, встал на колени, с трудом развернулся и пополз обратно к дверце. Он толкнул ее, но дверца не подалась.
Довольно долго он сидел на месте, но, когда металлический пол под ним нагрелся, Гроут неохотно отполз вдоль по трубе в более прохладное место и, обхватив руками колени, мрачно уставился в темноту.
— Что же мне делать? — спросил он сам себя вслух.
Через некоторое время к нему вернулось присутствие духа.
— Я должен рассуждать логически. Однажды я уже попал в силовое поле и стал в два раза меньше. Следовательно, ростом я уже всего фута в три.
Соответственно труба стала для меня как бы вдвое длиннее.
Гроут достал из огромного теперь кармана фонарь, листок бумаги и принялся за вычисления. Фонарь, тоже ставший в два раза больше, он держал с трудом. Вскоре пол под ним снова нагрелся, и он, не задумываясь, подвинулся в сторону.
— Если я останусь здесь достаточно долго, — пробормотал он, — то я…
Труба снова вздрогнула, отодвигаясь сразу во всех направлениях, и Гроут очутился под грудой грубой ткани. Задыхаясь, он с трудом высвободился из-под нее и бросил взгляд вдоль трубы. Далеко-далеко впереди мерцал пересекающий трубу луч света фотоблокирующего устройства. Если бы добраться до него, если бы только добраться… Поразмыслив над своими выкладками еще немного, Гроут пробормотал:
— Надеюсь, я не ошибся. Судя по вычислениям, я доберусь до светового луча примерно через девять с половиной часов, если буду двигаться без остановки.
Тяжело вздохнув, он встал, положил фонарь на плечо и двинулся в путь.
Профессор Харди повернулся к студенту Питнеру.
— Расскажите аудитории, что вы видели сегодня утром.
Все посмотрели на Питнера, и тот нервно сглотнул.
— Э-э-э… Я заглянул в подвал, и меня пригласили осмотреть «Лягушачью камеру». Профессор Гроут пригласил. Они собирались начать эксперимент.