О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания
Шрифт:
Утром слуга доложил Андрею, что недалеко от их дома, на холме, выпал большой снег (дело было летом). Андрей тотчас же известил о случившемся с ним папу Бонифация, и они вместе отправились на то место, где выпал снег. Папа велел расчистить поляну и заложил там церковь во имя «Богоматери на снегу». Церкви этой, таким образом, 1600 лет. Мозаики ее — одни из лучших, какие существуют в Риме.
Благодаря Айналову, я осмотрел те церкви, коих не было в списке, данном мне Праховым. Побывал я в Санта Мария ин Трастевере, в катакомбах Св. Климента, на кладбище Сан Лоренцо, где похоронен Фортуни и где ему поставлен грациозный памятник. Был за городом в катакомбах Св. Агнессы, в Санта Пуденциана, у Козьмы и Дамиана, в Санта Проседа, всюду всматриваясь в мозаические творения первых веков христианского Рима. Сколько тут высокой красоты, сколько еще чистой, незамутненной, благочестивой простоты!
Айналов с тех пор, как узнал, что его новый знакомец и есть автор «Варфоломея», стал ко мне питать особое чувство и еще охотнее раскрывал передо мной свои познания…
Как-то утром ко мне постучались. Вместе с Айналовым пришел Вячеслав Иванов, а с ним огромного роста, курчавый, в скобку остриженный, с русой бородой, цветущий, в длинном сюртуке русак, в галстуке жемчужная булавка.
Каково же было мое изумление, когда вошедшего представили мне: «Настоятель Русской церкви в Берлине, протоиерей Мальцев». Я о нем слышал и рад был знакомству. Отец Мальцев, узнав от наших русских, что я в Риме, пожелал познакомиться со мной и посоветоваться, где бы в Риме можно было заказать иконы для новой Православной кладбищенской церкви в Берлине.
Я ничего не мог ему предложить иного, как послать заказ на православные иконы в Москву. После этого я был у Мальцева, и он, помнится, последовал моему простому совету не заказывать православных икон в католическом Риме. Про умного отца Мальцева можно было сказать: «на всякого мудреца довольно простоты».
Хорошо мне тогда жилось в Риме. Придешь после обеда у старого, теперь еще более постаревшего Чезаре домой, отдохнешь, попьешь с Айналовым чайку (оба мы оказались любителями его), сядешь у окна. Дивный воздух садов Авроры проникает в пансион Марии Розада. Сидим, бывало, мечтаем, говорим о России, о такой любимой России.
Стемнеет. Против наших окон большой пустырь, там народный театрик, открытая сцена: на ней ежедневно выступают перед незамысловатой публикой нашего околотка артисты, вероятно, бывшие, с голосами пропетыми, пропитыми.
У всех итальянцев есть «манера» петь. Они — самые плохонькие — маленькие Мазини, Таманьо. И нужно было видеть и слышать, как публика строго их расценивала: жаловала или карала за удачную или неудачную арию тогда еще здравствующего маэстро Верди. До глубокой ночи в наших ушах раздавались то «браво», аплодисменты, то бурное порицание какому-нибудь незадачливому Баттистини.
Пора покидать Рим. Впереди Равенна, Флоренция, Пиза, Венеция, Падуя. В день отъезда, идя мимо фонтана Треви, бросил в него традиционное сольди [206] .
Через несколько дней я уже ходил по улицам, площадям, музеям и церквам Флоренции. Остановился в небольшом пансионе «Каза Нардини». Там потом я останавливался часто. Славно жилось в этой «Каза Казуня», как кто-то прозвал этот уголок Флоренции, бывший в двух шагах от «Дуомо», от Баптистерия с его Гиберти.
206
По поверью, для того чтобы вернуться в Рим, бросают в фонтан Треви мелкую монетку — сольди.
Флоренция, тихая, задумчивая, была и осталась той же. Мне здесь пришлось лишь возобновить виденное: побывать в Академии, в галерее Питти, Уффици, в церквах Санта Мариа Новелла, в Санта Кроче, в монастыре Св. Марка, проехать в свободный день в Пизу и спешить в Равенну. Так я и сделал.
Равенна теперь мертвый город. Недаром там на каждом углу расклеены в траурных ободках извещения о смерти такого-то или такой-то из равеннских граждан. Город стоит на сыром месте, постоянная малярия уносит много жертв. Город Равенна скучный, движения никакого. В нем, как и во всяком итальянском городке, есть своя Пьяцца Витторио-Эммануэле, есть Корсо, Виа Джузеппе Гарибальди и Виа Кавур; поставлено всем им по памятнику, и, тем не менее, Равенна — город скучный, душный, грязный город. Но все сказанное относится к Равенне наших дней. Иное — Равенна старая: ее можно видеть в остатках доживших до нас памятников архитектуры, в ее романских базиликах и в чудных мозаиках, украшающих стены этих базилик. Правда, все это запущено, но «первого сорта»… Тут, быть может, как нигде в Италии, византийское искусство, искусство мозаическое, представлено великолепно. Здесь художники-мозаичисты не были только копиистами, но сами и творили стиль, композицию, находили дивные цвета для своих творений.
Лучшая из виденных мною здесь церквей — это <церковь> Св. Виталия [207] , напоминающая собой Св. Софию Константинопольскую. Там, в Св. Виталии, на алтарных стенах сохранились дивные изображения: с одной стороны Императора Юстиниана со свитой, с другой — Императрицы Феодоры со свитой. Все необыкновенно жизненно, нет ничего условного, как на мозаиках последующих веков. За Св. Виталием следует упомянуть Св. Аполлинария Нового [208] с удивительными фризами по обеим сторонам базилики. С одной стороны поэтическое создание так называемых «праведных жен», с другой — «мужей праведных». Все это я успел зарисовать акварелью.
207
Итальянское название — Сан-Витале. (Прим. ред.).
208
Итальянское название — Сан Аполлинаре Нуово. (Прим. ред.).
Самой древней базиликой считается «Аполлинарий ин Классе» (за городом), сооруженная в честь первого равеннского епископа Аполлинария, ученика Апостола Петра. Прекрасна мозаическая абсида с изображением Св. Аполлинария среди райской природы и тварей. Базилика эта стоит ближе к отступившему от Равенны морю, и на полу ее постоянно стоит вода. Прекрасны два баптистерия и мозаики архиепископского дворца.
Побывал я и на могиле Данте, расписался в книге, нашел там имя приятеля своего, раньше меня бывшего, Аполлинария Васнецова.
Молчание мое (за незнанием языков) меня утомило.
Я с самого Рима не говорил ни слова по-русски и теперь надеялся всласть наговориться в Венеции, где должны были встретиться земляки.
В Равенне быть было необходимо. Она мне принесла большую пользу, но и покидал я ее с большой радостью, с тем, чтобы никогда туда не возвращаться. По дороге заехал в Падую и в тот же день был в Венеции. В Падуе бегло осмотрел базилику Аполлинария (Иль Санто), дворец и капеллу Санта Мадонна дель Арена с великолепным Джотто по стенам ее. Падуя вся в садах; там легко дышится, там знаменитый Университет.
Венецией, собором Св. Марка с его старыми мозаиками, мною уже виденными, окончилось мое второе путешествие заграницу, вызванное работами, кои мне предстояло исполнить в Киевском Владимирском соборе.
Я благодарно вспоминаю и эту свою поездку. Много я видел, многому научился, а если и не сумел применить виденного так, как потом казалось, то, значит, или еще не пришло время, или вообще, как часто я думал потом, я не был призван сделаться монументальным храмовым живописцем, оставаясь с самых первых своих картин художником станковым, интимным, каким некоторые меня и до сих пор считают.