О поэтах и поэзии. Статьи и стихи
Шрифт:
Если стереть с этих стихов налет нашей привычки к ним, обнаружится их сила и боль.
В первой редакции «Горя от ума» в этом сне-рассказе Софьи были даже такие стихи:
Так будто бы середь тюрьмыИ я, и друг мой новый,Грустили долго, долго мы.Он все роптал на жребий свой суровый…Это ли не доказательство подспудной лирической волны, то выходящей на поверхность, то изгоняемой из окончательного текста, но продолжающей где-то на глубине свое «подземное» существование. Недаром «грустили долго, долго мы» похоже на лермонтовское «во-первых, потому что много и долго, долго вас любил…».
Пушкин
В самом деле, за спиной Чацкого мы постоянно ощущаем присутствие Грибоедова. Но иногда получается так, что автор выглядывает даже из-за спины Фамусова, настолько сильно в нем желание высказать наболевшее. Мы видим, что автора стесняют условные сценические костюмы. И вот Фамусов ругает французов – «губителей карманов и сердец», с нетерпением спрашивает, когда же «избавит нас творец» от западной моды. В другом месте он жалуется:
Берем же побродяг, и в дом и по билетам.Чтоб наших дочерей всему учить, всему —И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам!Как будто в жены их готовим скоморохам.Все это мало чем отличается от сетований Чацкого на одежду «по шутовскому образцу», «бритые подбородки» и короткую стрижку.
Пушкин создал «роман в стихах», настаивая на этой «дьявольской разнице». Комедия в стихах – вот ключ к разгадке «Горя от ума», к ее странностям и несоответствиям, на которые одним из первых указал Пушкин [1] .
1
Стихотворных комедий, как французских, так и русских, переводных и оригинальных, можно назвать множество (комедии Княжнина, Капниста, Николева, Судовщикова и др.), но в том-то и состоит отличие «Горя от ума» от них, что стихи здесь имеют принципиально новое значение, являясь лирическим двигателем произведения.
Разумеется, «Горе от ума» – замечательная пьеса, с характерами, интригой, «зеркальными отражениями» и так далее, но перечитайте монологи Чацкого: это законченные стихотворения, годные к печати отдельно, как самостоятельные стихи.
«А судьи кто?» – образец гражданской лирики.
А это лирика иного рода:
Ну вот и день прошел, и с нимВсе призраки, весь чад и дымНадежд, которые мне душу наполняли.Чего я ждал? что думал здесь найти?Где прелесть эта встреч? участье в ком живое?Крик! радость! обнялись! – Пустое.В повозке так-то на пути,Необозримою равниной, сидя праздно,Все что-то видно впереди,Светло, сине, разнообразно;И едешь час, и два, день целый; вот резвоДомчались к отдыху; ночлег: куда ни взглянешь,Все та же гладь и степь, и пусто и мертво…Что это, как не одно из лучших стихотворений в русской лирике?
Такими же, только не развитыми, едва намеченными стихами остались «Душа здесь у меня каким-то горем сжата, и в многолюдстве я потерян, сам не свой…», напоминающие лермонтовское «Как часто, пестрою толпою окружен…», или:
Чтоб сердца каждое биенье Любовью ускорялось к вам?Чтоб мыслям были всем, и всем его делам Душою – вы, вам угожденье?.. —это ли не письмо Онегина к Татьяне, интонационно во всяком случае! Таких «онегинских» подступов в «Горе от ума» много.
А вы! о боже мой! кого себе избрали?Когда подумаю, кого вы предпочли! Что память даже вам постылаТех чувств, в обоих нас движений сердца тех,Которые во мне ни даль не охладила,Ни развлечения, ни перемена мест.В разговорах Чацкого с Софьей нередки поразительные лирические формулы. Так, говоря с Софьей о Молчалине («Бог знает, в нем какая тайна скрыта; бог знает, за него что выдумали вы…»), Чацкий уточняет свою мысль – и возникают прекрасные стихи:
Быть может, качеств ваших тьму,Любуясь им, вы придали ему.К этим двум строкам подключено высокое напряжение подлинной лирики. Вот почему «Горе от ума» недостаточно видеть на сцене. Актер, занятый игрой, не может задержаться на тех или иных стихах, мы должны их прочесть сами.
Когда Чацкий просит у Софьи разрешения пройти в ее комнату, намечается еще одно неразвернутое стихотворение:
Бог с вами, остаюсь опять с моей загадкой.Однако дайте мне зайти, хотя украдкой, К вам в комнату на несколько минут; Там стены, воздух – все приятно!Согреют, оживят, мне отдохнуть дадутВоспоминания об том, что невозвратно!Комната любимого человека, ее воздух, стены, вещи, милые подробности – вот питательная среда, вот площадка, как будто созданная для любовной лирики. Татьяна в кабинете Онегина; гостиная, шум платья, «речи в уголку вдвоем», фортепьяно из пушкинского «Признания»; и конечно, этот мотив – частый гость в русской лирике.
По твердому гребню сугробаВ твой белый, таинственный домТакие притихшие обаВ молчании нежном идем…(А. Ахматова)
Вы только что ушли, ШекспирОткрыт, дымится папироса…(М. Кузмин)
Примеров сколько угодно!
Но не только в речах Чацкого, – и среди реплик Софьи встречаются такие, что сделали бы честь любому лирическому стихотворению, например: «И свет и грусть. Как быстры ночи!» Если бы не Лиза, перебивающая барышню предупреждением о возможности появления Фамусова, можно было бы ждать еще одного «стихотворения». Впрочем, иногда, когда ее не перебивают, так и получается:
Привычка вместе быть день каждый неразлучноСвязала детскою нас дружбой; но потомОн съехал, уж у нас ему казалось скучно, И редко посещал наш дом…Эта жалоба чем-то отдаленно напоминает другую: «Но говорят, вы нелюдим; в глуши, в деревне все вам скучно, а мы… ничем мы не блестим, хоть вам и рады простодушно…»
Потом опять прикинулся влюбленным, Взыскательным и огорченным!.. Остер, умен, красноречив, В друзьях особенно счастлив.Вот об себе задумал он высоко —Охота странствовать напала на него, Ах! если любит кто кого,Зачем ума искать и ездить так далеко?