О романе В. Яна «Батый»
Шрифт:
Опубликованный впервые еще в 1942 году роман известного советского писателя В. Яна «Батый» явился второй частью его трилогии о широкомасштабных ордынских завоеваниях, происходивших в Азии и Европе в первой половине ХIII века.
На этот раз внимание писателя привлекли грандиозные походы ордынских полчищ в Восточную Европу, в частности походы 1237–1238 годов на территории Северо-Восточной Руси, осуществлявшиеся под руководством продолжателя дела Чингисхана — его внука хана Батыя.
Как и первая часть трилогии, роман «Батый» основан на противопоставлении двух феодальных государственных систем, находившихся на разных стадиях исторического развития — раннефеодальной Монгольской империи, все еще достаточно «централизованной», обладавшей многочисленной, хорошо организованной на основе десятичной системы армией, и комплекса русских княжеств, переживавших стадию феодальной раздробленности и не способных вследствие этого выставить против грозного
Как и в предшествующей части трилогии, автор раскрывает в романе «Батый» сложную политическую обстановку в Ордынской державе, рассказывает об активной деятельности ее правителей в политической и военной сферах, прослеживает предысторию появления ордынских полчищ в Поволжье и на русских землях в конце 30-х годов XIII века. Много внимания автор уделяет непосредственной подготовке ордынских ханов к наступлению на страны Европы, подготовке, происходившей как на международной арене, так и внутри самой империи. В романе отмечается умелое преодоление Батыем некоторых трудностей внутриполитического порядка, в частности установление этим ханом нужного ему соотношения сил в самом правящем доме Чингисидов.
Автор воссоздает картину сложных отношений в правящей элите Ордынской державы, показывает назревавшие противоречия между отдельными Чингисидами, но пока еще таких противоречий, которые не разрушали относительной целостности империи. Так, автор верно фиксировал в романе тот факт, что намечавшийся конфликт между Чингисханом и его старшим сыном — ханом Джучи не привел к распаду Ордынской державы. Не привел, по мнению автора, не только потому, что жизнь этих двух ордынских правителей оборвалась почти одновременно, но также еще и потому, что преемники Чингисхана — его внук хан Батый и один из его младших сыновей — хан Угедей — встали тогда на путь тесного сотрудничества, на путь совместного руководства империей, при котором Угедей выступал в роли верховного ее главы с резиденцией в Каракоруме, а Батый в роли его реального соправителя, на долю которого выпало не только пребывание на землях Дешт-и-Кипчака, но и непосредственное осуществление завоевательной программы Чингисхана в Европе.
Правда, давая верное истолкование общих тенденций тогдашнего развития раннефеодальной Ордынской державы, в частности тенденции сохранения ее относительного единства, автор допустил все же некоторую непоследовательность в интерпретации самого факта превращения хана Батыя в соправителя Угедея, в главнокомандующего монгольскими войсками. Явно выходя за рамки имеющихся реальных исторических фактов, автор сопроводил повествование о приходе к власти Батыя рассказами об активном противодействии этому со стороны Чингисидов, о вынужденном его удалении от политической жизни, о прямом покушении на жизнь этого хана при возведении его на престол. Все это представляется писательским вымыслом. Однако и этот допущенный автором вымысел не помешал ему дать в целом верную картину главных линий политического развития раннефеодальной Монгольской империи накануне и во время походов Батыя в Европу.
Автор признает, что создание «дуумвирата» Батыя — Угедея отнюдь не означало установления реального двоевластия в Ордынской державе, тем более не означало государственного «раздвоения» самой империи, не знаменовало еще ее раскола. Более того, само создание такого «дуумвирата» предопределило «мирное» выдвижение Батыя на пост командующего всеми монгольскими войсками в западной части империи, обусловило подчинение ему всех «принцев крови» — Чингисидов, позволило ему стать орудием ордынских феодалов в осуществлении широких завоевательных планов в Европе — планов, выдвинутых еще самим Чингисханом.
Уже в первых главах своего романа автор показал социально-политическую сущность «Завещания Чингисхана», раскрыл широкую завоевательную программу раннефеодальной Монгольской империи, которую Чингисхан успел осуществить лишь частично. Вместе с тем он показал, что заинтересованность ордынских феодалов в реализации всей этой программы сохранялась и после смерти Чингисхана: отсюда полная преемственность политических замыслов Чингисхана с реальной политикой его первых наследников, в частности с воинственной политикой Угедея и Батыя на европейском континенте. Единство их действий в те годы четко зафиксировал один из восточных авторов, почти современник той эпохи Рашид-ад-Дин. «Благословенный взгляд (каана Угедея), — писал он, — остановился на том, чтобы из царевичей Бату, Менгу и Гаюк хан сообща с другими царевичами и многочисленным войском отправились в области кипчаков, русских, булар (поляков), маджар, башгирд, асов, Судак и те края для завоевания таковых»…
Таким образом, для осуществления завоевательных планов Орды у хана Батыя были большие возможности. В его подчинении находились фактически почти все Чингисиды. В его распоряжении была та же армия, что и при его грозном предшественнике: весьма многочисленная, по тем временам хорошо вооруженная, а главное, высокодисциплинированная армия, структура которой четко определялась «нормами» «десятичной системы». Итальянский дипломат Плано Карпини, посетивший Монгольскую империю в 40-е годы ХIII в., сделал по данному поводу весьма любопытные записи. «Чингисхан, — писал он, — установил, чтобы десять человек повиновались одному, который называется по-нашему десятником; над десятью же десятниками поставляется один, который называется сотником, над десятью сотниками один, который называется тысячником, а над десятью тысячниками поставляется также один, а это число называется у них „тьмою“». Далее П. Карпини отмечал, что каждый десяток был связан круговой порукой: воины, которые не оказывали поддержки своим товарищам по десятку, подвергались казни. В войске господствовал принцип единоначалия. Следует также иметь в виду, что монгольская армия по тем временам была хорошо вооружена, кроме обычного оружия, она располагала стенобитными орудиями — таранами, способными разрушать деревянные укрепления, городские ворота русских крепостей. В армии Батыя существовала особая тактика ведения боя — ордынские военачальники часто создавали видимость отступления или даже «бегства» своих войск, а когда противник начинал преследовать «отступающих» монголов, они неожиданно переходили в контрнаступление, окружали силы «преследования» и, как правило, наносили им весьма ощутимые удары. Кроме того, монгольские войска широко применяли тактику террора, прибегая к истреблению почти всего населения тех городов, которые оказывали им сопротивление.
Все эти особенности ордынской тактики и стратегии получили отражение на страницах романа. Они зафиксированы уже в первых его главах, раскрывающих подготовку Батыя к походам в Восточную Европу, а также прослеживающих передвижение его огромной армии из центральных областей Ордынской державы на территорию Поволжья, а затем и к главной цели военной кампании 1237–1238 годов — к русским землям. Эти особенности поведения ордынских военачальников хорошо показаны и в основной части романа.
Но, обрисовав таким образом политику раннефеодальной империи монголов накануне и во время походов хана Батыя в Восточную Европу, автор не мог не уделить большого внимания политической жизни и русских земель в этот период — период значительной их продвинутости в развитии материального производства и духовной культуры, в развитии самих феодальных отношений, а вместе с тем время распыления «национальных» сил страны, пора феодальной анархии и княжеских распрей, эпоха ослабления обороноспособности Руси в целом.
Хорошо изучив данный этап политической жизни русских княжеств, автор сумел своими писательскими средствами воссоздать исторически достоверную картину напряженной борьбы между тогдашними князьями феодальной Руси, показать, что князья великого Владимирского княжения постоянно находились в скрытом или явном соперничестве с князьями Рязанскими, Черниговскими, Киевскими и т. д., сумел раскрыть и особое положение в системе русских княжеств Новгородской боярской республики, приглашавшей к себе после событий 1136 года в качестве князей-наместников не только представителей Киевского княжеского дома, но также представителей других явно усилившихся в тот период княжеских домов, успешно выступавших претендентами на общерусское лидерство, на ведущую роль в политической жизни русской земли в целом (например, князей Черниговских, Владимирских и т. д.).
Естественно, что в условиях такого распыления национальных сил русская земля не имела возможности выставить против многочисленного сплоченного ордынского войска «равновеликую» армию, способную эффективно защитить свою страну.
Весьма показательно, что, когда ордынские правители, овладев Поволжьем, стали угрожать непосредственно Рязани, просьбы рязанских князей о помощи, обращенные к Владимирскому и Черниговскому княжеским домам, не нашли там должного отклика. Владимирский князь Юрий, сын знаменитого Всеволода Большое гнездо, уклонился от оказания помощи Рязанской земле, надеясь, видимо, на то, что атака ордынцев ограничится Рязанью, а если она и распространится на Владимирское княжество, то он справится с этой угрозой своими силами. Князь Юрий Всеволодович «не послуша князей рязанских мольбы, но хоте сам особь сотворити брань», — писал летописец. Примерно такую же позицию заняли и южнорусские князья, в частности князь Михаил Черниговский. «Поглощена бысть мудрость, могущих строити ратные дела, — читаем мы в летописи, — и крепких сердца в слабость женскую преложишася, и сего ради не един от князей русских друг к другу не поиде на помощь».