О свинье и розах
Шрифт:
Поросенок расчистил себе путь с футбольного поля и выбежал на деревянную лестницу. Ступеньки вели вниз, назад к улице Речной. Слева возвышался огромный желтый многоквартирный дом, справа расположился ряд старых складских ангаров, покрытых серыми волнами фиброцементной кровли. Верх лестницы был как раз приблизительно на уровне складских ангаров.
Поросенок посмотрел налево, посмотрел направо, и, отступив на пару шагов назад, перепрыгнул на крышу, клацнув копытцами по фиброцементу.
В конце концов, Полю удалось открыть дверь, и они выбрались наружу. Поросенок попятился
Чад измерил своим пристальным взглядом расстояние между ступеньками и ангарами.
— Ты слишком тяжелый, — сказал Марки. — Крыша проломится. Давай я…
Чад был слишком тяжелым, но не она. Элина сделала разбег и прыгнула. Фибра треснула под ней, но выдержала. Шаг за шагом она стала продвигаться вперед. Краем глаза она увидела махнувших вниз по лестнице Чада, Марки и Поля, чтобы подтащить ее к ней.
Шаг. Другой шаг.
Поросенок собрал себя в плотный комок. Длинные красные царапины отчистили его бока там, где изгородь содрала кожу, когда он так пытался выбраться с футбольного поля.
— Все хорошо, — сказала она ему. — Все в порядке. Все будет хорошо.
Ее ступни реально болели от всей этой беготни босиком. Бессвязная мысль резко прозвучала прямо в мозгу: «Этого не может быть на самом деле, или – может?»
Она продвинулась в сторону поросенка, наклонилась и схватила его.
Он не боролся. Он просто смотрел на нее огромными темными глазами, и она была поражена странно печальным выражением в их глубинах…
С громовым треском крыша рухнула.
Элина погрузилась в темноту, к ее груди надежно прижался поросенок. Ее уже поврежденные ноги ударили что-то твердое. Неожиданно стало не хватать воздуха. Задыхаясь, она закашляла, и поняла, что приземлилась на кучу запасенного для зимы угля.
Снаружи что-то грохнуло, а затем дверь была сорвана с петель. Внутрь ангара ударил яркий свет. В свете появился Чад. Он держал складной нож в своей руке.
— Ты хорошо сделала, — сказал он. — Действительно хорошо.
Пошатываясь, она поднялась на ноги, сжимая зверя.
— Дай мне свинью, — сказал он.
Ее голос вышел уныло:
— Нет.
— Отдай мне эту чертову свинью, — прорычал он.
Что-то внутри нее сломалось, как будто стеклянный стержень треснул пополам. Загрохотав по венам, ее наводнила магия. Сзади попятились Чад, Марки, и Элина осознала, что ее глаза загорелись бледно-зеленым сиянием.
— Нет, — зарычала она. Магия внутри нее нарастилась и вырвалась на волю.
Ангар взорвался. Куски угля обстреляли стены, проходя прямо через мягкую древесину. Элина сделала шаг вперед. Чад замахнулся на нее и отступил, сбитый в сторону подобно веточке.
Это было ее талантом. Элина не обладала чем-нибудь элегантным, подобно способности ее папы издалека указывать в милях точное местоположение и устанавливать такое изначально продолжительное соединение, которое бы позволило строительство водопроводной линии. Не была ее магия и сложнее, чем способность мамы реконструировать образы по памяти с совершенной точностью.
Нет, ее сила была простой и грубой, как у дедушки. Элина сделала еще один дрожащий шаг. Поль
Такая простая магия, действительно. Если бы она захотела избавиться от объекта в пределах шести футов от себя, то он переместился бы с ее пути.
Вспышки серебра выстреливались в непрерывном торнадо вокруг нее, следами ее способности.
Чад дважды оббежал ее и преградил путь вверх по лестнице:
— Элина…
— Брысь, — сказала она.
Он подержался еще секунду побелевшими костяшками пальцев рук за перила, а потом сдвинулся в сторону. Хромая и вздрагивая, она поднялась по лестнице, вверх по крутому пути к воротам своего деревянного забора. Как будто во сне, она открыла калитку, пересекла путь между кустами роз, и поднялась по трем ступенькам к крыльцу. Когда Элина открывала дверь, она мельком поймала свое отражение в стекле. Оранжевая глина покрыла ее левую сторону. Все остальное было черным от угольной пыли. Ее волосы торчали из головы в запутанном грязном беспорядке. Ее глаза ярко пылали зеленым светом. Даже поросенок, которого она еще держала, знал, казалось, что будет лучше любой попытки сопротивления. Он просто сидел у нее на руках, грязный от смеси глины, угля и собственной крови.
Она посмотрела вниз на свои ноги. Ее колготки были разорваны в клочья. Длинные царапины отметились на босых ногах.
Этим вечером все в округе будут знать, что случилось.
Элина всхлипнула, полезла к себе в карман, вытащила ключ и впустила себя внутрь.
Семья только села ужинать. Они увидели ее и застыли. Она посмотрела на них, переводя взгляд от тети Ксении с отвисшей челюстью, к ошеломленному лицу папы, к маме, окаменевшей на полудвижении, с горшком картофельного пюре в одной руке и с большой деревянной ложкой в другой. И похромала мимо, в свою комнату.
Они наблюдали за ее передвижением. Никто ничего не сказал.
Оказавшись внутри, Элина закрыла дверь, пересекла комнату до своей ванной комнаты, попала внутрь и сползла на пол. Ее магия умерла. Ее глаза распухли от слез.
Она выпустила поросенка, и он попятился от нее.
— Это была моя самая любимая блузка, — сказала она ему и вытерла слезы тыльной стороной своей руки. — Это никогда не отмоется. И самое печальное то, что я даже не знаю, почему они гнались за тобой.
Она подползла на своих коленях, подняла поросенка и сманеврировала его в ванну.
— И ты весь поцарапался. Смотри, у тебя кровь везде. Это нам нужно вымыть, а то может быть заражение.
Она включила воду и начала нежно выполаскивать глину и угольную пыль с боков поросенка.
— И ничего бы этого не случилось, если бы этот чертов идиот не оставил меня одну. Этот тупой сукин сын. Ты знаешь, как ужасно такое испытать? Такое почувствовала, что мало не покажется.
Она таким образом выставила два пальца, почти не оставив зазора между ними, чтобы собирать мыло и преобразовывать его в пену на спине поросенка.