О традициях не спорят!
Шрифт:
– Я не...
– Молчать!
– приказала я, а потом подошла и тыкнула в его плечо указательный палец: - Я приказала вернуться - значит, ты должен вернуться! Или ты не понимаешь, что ты ему сейчас там нужен, а не здесь? Ты должен быть в Лэстэрине! Защищать и поддержать брата! Он ведь доверяет тебе, или для тебя какие-то светлые важнее его?
Кассиэль мягко убрал мою руку, так как пальцем я все продолжала тыкать его в плечо, и виновато промолвил:
– Простите меня за мою несообразительность, Нэр Эш'шэр
– Молодец!
– похвалила я появившуюся сообразительность и уже хотела убрать свою руку, развернуть и уйти, как дроу мягко, но настойчиво удержал меня за нее.
– Теперь Вы можете поплакать, - ответил он на мой немой вопрос.
– О чем ты?
– попыталась отшутиться я, как он вдруг потянул меня за руку и крепко обнял.
– Можете после меня за это наказа, - сказал Кассиэль и принялся гладить меня по волосам.
...И я плакала по той, от которой никогда не знала материнского тепла и ласки. Плакала долго, понимая, что этот момент, является единственным дозволенным мне временем, когда я могу дать волю чувствам.
***
Постоялый двор "Ровна Хата" гудел. В течение дня существа провели похоронные обряды по своим традициям и правилам, а вечером никто не отказался от поминального праздника темных. За королей и королев Северного континента не успевали провозглашаться тосты, поэтому через полчаса ограничивались имением и чоканьем кружек друг об друга. Даже опьяневшие светлые чокались с темными, хотя по их правилам пили за покойников не чокаясь.
Существа тут, оказалось, проживают очень разнообразные. Даже нашлись рефаимы, скрывающие свои хвосты под пышными юбками и личинами священко. Из людей были только светлые, так как священко и истарцы останавливались на ночлег в недалеко расположенном постоялом дворе "Милкин Хвост".
Поминальный праздник проходил на улице. В харчевне место было мало, а во дворе поставили три длинных стола с яствами, зажгли факела, да магически светляки. Притом погода была замечательная: теплая с легким летним ветерком и слегка тяжеловатым, душным воздухом.
Темные расположились за средним столом. Я сидела между Азирией и Клеонией, которая на повышенных тонах обсуждала что-то с Котеной. Напротив меня сидел Дэрек, который пропадал весь день где-то и лишь к вечеру вернулся. Эйроса ночью кто-то признал за первиша Светлой земле и его уточили за другой стол светлые, чтоб тот вымолвил слово об отце.
Азирию тоже признали. Хотя это и не удивительно, так как она сняла с себя облик, чтоб на рассвете, по русалочьей традиции, коротко обрезать волосы и, сплетав из них венок, пустить их по реке в дань богини Урсуле.
– Никогда не думала, что они уйдут так, - промолвила подруга, находясь уже в слегка подпитом состоянии.
– Вот так раз и нет их!
– Она осушила рюмку
– А ведь последние слова, которые я сказала отцу, были: "Да чтоб ты в Арн побыстрее отправился, князь недоделанный! Как за юбками волочиться, так ты мастак, а как дочь выслушать у тебя времени нет!".
– Азирия разлила полынку по нашим стаканам, мы чокнулись и выпили.
– Он меня даже не выслушал, когда я о пророчестве рассказать хотела. Поэтому я и вспылила...
– Она скрыла лицо в ладошках и зарыдала: - Дура! Почему же я такая дура!
Я сочувственно похлопала ее по плечу, самолично разлив полынку по стаканам.
– Правильно, нечего нюни распускать!
– собралась Азирия, вытерла рукавами слезы и, взяв у меня рюмку, громко, слегка заплетающимся голосом провозгласила: - За моего отца! И пусть он в Арне на***еться до отпадения того самого!
Нас поддержали пьяные крики: "За темного князя Азхорка!", мы чокнулись и выпили.
– А я со своей матерью даже попрощаться не захотела, - призналась я подруге.
– Меня брат просил с ней попрощаться, а я отшутилась. Дескать, такая уважаемая особа как она, вряд ли захочет проснуться, для того чтоб попрощаться со мной! А нужно-то было всего лишь задержаться на полчаса!
– Давай за нее выпьем, - сказала мне Азирия, всунув в руку стакан.
– За Нэрэм Эш'шэр Элени!
– воскликнула я.
– И пусть смерть начнется для нее весельем!
Потом было еще много тостов. Потом вернулся Эйрос, и мы пили за его отца. Потом появились менестрели, и мы, сидя в обнимку, под гитару орали:
– Пусть Госпожа Смерть придет,
Мне не привыкать!
Храбрец пред ней, не будет унывать.
Ведь смерть и существует лишь за тем,
Чтоб жизни остроту предать!
Потом Эйрос что-то пытался мне сказать заплетающимся языком. И толи обвинял меня в чем-то, толи умолял, а может и то и другое. Потом Клеонию рвало, а я держала ее волосы и говорила, что-то ласково-утешительное. Потом вновь были тосты, вкус чего-то сладкого во рту, а Евтей - это хозяин "Ровной Хаты" - выпрашивал у меня секрет приготовления такого восхитительного вина. Не знаю, рассказала я или нет, так как вдруг наступила тьма.
...А потом чьи-то губы целовали мои.
Руки ласкали обнаженное тело.
И томный шепот повторял:
– Я желаю... я желаю...
И я отвечала на ласки, принимая и отдавая наслаждение.
Свет и тьма хороводом плясали перед глазами, и словно во вспышке света я видала чье-то плечо, напряженную грудь, приоткрытые в стоне губы, и белую прядь волос, щекочущую мне нос.
Я видела и лицо, но оно было размытым, и сколько бы я не пыталась его рассмотреть, у меня не получалось. Да и потом это стало не важно, так как удовольствие накрыло меня с головой.