Обаяние «новых русских»
Шрифт:
Филимонов подошел к шкафу и вынул оттуда бутылочку коньяку. Налив себе рюмочку, он одним махом опрокинул ее и продолжил излагать обвинения в адрес жены и заместителя.
Но Лариса уже не слушала его. Она была поглощена своими мыслями. Лучше бы он не упоминал этого имени! Ведь рана была так болезненна. Только позавчера они сидели в Зеленом кабинете ресторана «Чайка» и говорили друг другу нежные слова. И надо же, какой стервец! Как он мог променять ее на эту старуху – она же на целых четыре года старше ее! Неужели из-за денег? Ну совсем уж пошло. Тоже мне аристократ-Рюрикович!
Лариса вся зарделась и чуть прикрыла лицо рукой. Это состояние сразу же заметил сидевший рядом Ястребов. Он удивленно взглянул на нее. Что касается Филимонова, то он, единственный среди собравшихся, кто знал о характере отношений Путова и Котовой, был всецело занят рассказом о том, из какой грязи он подобрал свою неверную жену, и не обращал на Ларису никакого внимания.
Когда Филимонов наконец излил всю горечь и злость, в комнате воцарилась тишина. Ничего конструктивного собравшиеся предложить не могли.
В конце концов Березов разрядил ситуацию:
– Надо расходиться. Все равно ничего придумать мы не сможем. Ген, у меня к тебе есть разговор тет-а-тет, но для того, чтобы он состоялся, я должен все обдумать. Через три часа я буду к нему готов.
И встал из-за стола. Его поддержали братья Шестаковы, которые совсем растерялись и сочли за благо, что собрание наконец подошло к своему логическому концу.
Ястребов пожал руку Ларисе и тоже поднялся. Лариса чувствовала, что ей сложно встать. Вдруг у нее подкосятся ноги? Нет, так нельзя, необходимо немедленно собраться.
Она вся напряглась, внутренне собралась и резко встала. Не удостоив вниманием оставшихся в комнате, она направилась к двери и вскоре уже выходила на улицу.
Можно ли ждать от мужчины измены? Вопрос глупый, ответ на него можно дать однозначный – ДА! Более того, ждать особенно не надо, мужчина делает это, когда совсем не ждешь.
Лариса испытала это на собственной шкуре, на примере своего благоверного Евгения. Однако, несмотря на то что умом она великолепно понимала – такова мужская природа, – хотелось все-таки верить в лучшее.
Она тяжело вздохнула и с тоской посмотрела в окно. Там тихо догорал июльский день. В квартире никого не было, Настю все-таки удалось отправить на дачу к родителям. Лариса, таким образом, была предоставлена сама себе. Иногда, когда она уставала от шума и суеты, подобная ситуация ее только радовала, но не сейчас. Только не сейчас.
Она чувствовала, что внутри нарастает тяжелый ком эмоций. Нужен лишь небольшой толчок, чтобы они выплеснулись наружу.
Что ей остается? Уткнуться в подушку и реветь?
Этот вопрос Лариса задала себе, иронизируя над собой, зная, что не способна на такую слабость. Что сильнее: чувства или разум? Несмотря на то, что она была сильной женщиной и, как признавал в том числе и ее муж, человеком с крепким внутренним стержнем, сейчас чувства побеждали.
Лариса почувствовала себя одинокой, брошенной и никому не нужной девочкой. Прямо как в первый день в детском саду, когда незнакомая обстановка и отсутствие родных – мамы и бабушки пугали и слезы сами наворачивались на глаза.
Одиночество… Пожалуй, это самое страшное, что есть на земле. Лариса подумала об этом и скептически осмотрела богатый интерьер своей квартиры. Ну все здесь хорошо! Все выглядит классно! Она может сейчас вспомнить, что это она купила тогда-то за столько-то… Это – чуть позже, и, кстати сказать, можно было бы сторговаться и подешевле.
Но, господи боже мой, о чем она думает! Это же ведь просто ширма, за которую она прячется, чтобы не прикасаться к обжигающей, колючей реальности. Она медленно закрыла глаза и откинулась в кресле. Тело безвольно растаяло в нем, наступила слабость. Временно мысли покинули ее, и от этого грозивший прорваться изнутри шквал эмоций немного поутих.
Она сидела в кресле неподвижно где-то с полчаса. За окном уже сгущались сумерки, вокруг было тихо и спокойно. Что же делать? Если отбросить эмоции и успокоить себя стандартным «все будет хорошо», то надо было продолжать методично делать то, что она в последнее время делала изо дня в день. То есть работать в ресторане, растить Настю и подсчитывать свои прибыли.
Но именно сегодня подобные мысли казались ей настолько неприемлемыми, что она даже разозлилась на себя за них. Ну и что толку? Все равно все будет по-прежнему, никакой отрады, и не купишь ты на свои прибыли лекарство от одиночества. Это невозможно!
Последняя мысль буквально пронзила Ларису. В ее голове неожиданно возник образ Владимира, который в своей обычной насмешливой манере уверенного в себе мужчины произнес эту фразу.
– Это невозможно! – сказал он, посмотрел несколько секунд в ее ошалевшее от шока лицо, повернулся и удалился.
«Черт побери!» Лариса даже подпрыгнула в кресле. Как можно так распускаться?! Хватит, черт возьми! Хватит!
И она с силой ударила обеими руками по подлокотникам кресла. Одного удара ей показалось мало, и она повторила еще раз. Руки сразу заболели, а правая даже онемела.
Лариса почувствовала, что стало чуть легче. Иногда стоит так на себя разозлиться, чтобы преодолеть возникший кризис.
«Ну, ничего, ничего, – решила она. – Надо выпить кофе и включить аналитические способности, которыми я так славилась». Вместо того чтобы закатывать истерику, нужно было давно спокойно поразмыслить над ситуацией. Но эмоции являются врагом мысли, и слава богу, что сейчас они ушли на задний план.
Лариса прошла на кухню и включила свет, и это действие оказалось символическим. Яркий свет английского торшера, заливший кухню, показался ей добрым и ласковым. Он словно подбадривал ее, советуя не сдаваться и идти дальше.