Обаятельный поклонник
Шрифт:
Роуз смотрела на Коллиза и на то, как он управляется со своими помощниками, с нескрываемым восхищением, хотя и сердилась на себя за это. Коллиз не только отдавал команды, он участвовал в уборке наравне со стажерами. Он снял свой элегантный фрак и жилетку и остался в одной рубашке. Вскоре его одежда сделалась такой же грязной и мокрой, как и одежда остальных.
И от этого Коллиз стал выглядеть еще привлекательнее. Темные пряди волос упали ему на лоб, и Роуз сразу представила себе, как ее пальцы скользят по этим волосам, запутываются в них. На шелковой рубашке появились грязные разводы,
Роуз присела и положила тряпку в таз. Коллиз шел мимо нее с обломком канделябра. Мышцы на его груди напряглись. Роуз почувствовала, что у нее во рту пересохло. Коллиз сейчас мало чем напоминал высокопоставленную особу.
Его так легко было представить стоящим посередине поля или работающим где-нибудь в поместье Этериджей. Или ведущим под уздцы длинноногую лошадь… Или снимающим свободную белую рубашку в жаркий солнечный полдень.
Роуз рисовала себе разные картины. И на всех картинах непременно должно было светить солнце. В деревне ведь всегда светит солнце. Кожа влажно поблескивает под солнечными лучами, золотится… И он зовет ее…
– Роуз?
От неожиданности Роуз едва не уселась в таз с грязной водой. Замечтавшись, она забыла обо всем на свете. И вот настоящий Коллиз в грязной мокрой одежде стоит и смотрит на нее. Если бы он только знал, о чем она думала… Насмешкам и издевательствам не было бы предела. Или хуже того, он бы пожалел глупую и наивную дурочку. Роуз кашлянула, скрывая замешательство.
– Гм-м… да… Что такое?
Коллиз ухмыльнулся:
– Замечталась? Да? Что-то на тебя не похоже.
– Нет! Я думала… Я думала, что обрывки мата тоже нужно поднять наверх и сложить в аллее. А для этого их следует упаковать в мешки, так мы не растеряем солому по дороге.
Он кивнул:
– Отличная идея. Я пошлю сейчас кого-нибудь за мешками. А пока… – Коллиз вдруг протянул к ней руку. Роуз озадаченно посмотрела на него. Что это значит?
Он забрал у нее тряпку и сунул ее под больную руку. Здоровой рукой Коллиз дотронулся до головы Роуз, провел ладонью по ее волосам, взял пальцами ее подбородок и слегка приподнял его вверх.
– Я думал о том же.
Она не должна позволять ему дотрагиваться до себя! Коллиз не имеет права дразнить ее, так бесцеремонно вторгаться в ее мысли.
Коллиз взял Роуз за руку, перевернул ладонью вверх и посмотрел на маленькую испачканную ладошку.
– У тебя появились волдыри, – мягко проговорил он.
– Нет у меня никаких волдырей! – Она выдернула свою руку из его пальцев. – У меня их не может быть, потому что мои руки привыкли к тяжелой работе.
– Теперь все будет по-другому, – проговорил он. Роуз опустила голову и тоже взглянула на свою руку. На ее ладони действительно появились три волдыря. Один на большом пальце и два на ладони, у самого основания указательного и среднего пальцев. Похоже, уничтожение последствий пожара сказалось на ее руках куда сильнее, чем ежедневная работа на кухне.
– Я привыкла к работе, и раньше у меня никогда не было волдырей и мозолей на руках.
– Ты теперь не служанка, – напомнил ей Коллиз. – Ты шпион. И, надо сказать, неплохой. Тебе совсем не к чему портить свои руки. – Он достал тряпку из-под своей больной руки и бросил ее в сторону, когда Роуз потянулась к ней. – На сем мы ставим точку, ты больше не будешь убираться.
– Я должна помочь убрать все это. Ведь и я виновата в том, что произошло. Наполовину…
– Но ты ведь убрала половину зала, а вторую половину я уберу сам.
Роуз с удивлением посмотрела на Коллиза:
– Ты?
Он кивнул. В его глазах появились озорные огоньки, и уголок рта Коллиза чуть приподнялся вверх.
– Думаю, тебе следует переодеться, – ухмыльнувшись, сказал он. – Иначе ты простудишься.
Роуз заметила, что Коллиз пристально смотрит куда-то вниз. Она опустила голову и обнаружила, что все ее платье насквозь промокло. Тонкая старая материя плотно облепила грудь, вырисовывавшуюся теперь так же четко, как и мускулы на плечах Коллиза. Но хуже всего было то, что от холодного воздуха, Роуз очень надеялась, что все дело было именно в холодном воздухе, ее соски затвердели и отчетливо проступали сквозь ткань.
– О! – Роуз быстро прикрыла руками грудь и бросила на Коллиза сердитый взгляд. – Почему вы не сказали об этом раньше?
Он наклонился к ней.
– Я мог вообще ничего тебе не говорить. Так что считай, что тебе повезло, – прошептал Коллиз, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Он нагнулся и поднял тряпку.
– Ты сходи за мешками. Пусть стажеры набивают их соломой и поднимают наверх, а я буду домывать пол.
Так Коллиз и сделал. Вооружившись шваброй и тазом, он принялся добросовестно вытирать лужи. Роуз помогала стажерам набивать соломой и обрывками парусины мешки и наблюдала за Коллизом. Хотя он очень старался, все выходило у него неуклюже. С палкой в руках он походил на рыцаря, выполняющего какие-то таинственные манипуляции. Конечно, ему было трудно убираться из-за больной руки, но Коллиз не выказывал никакого неудовольствия.
В конце концов зал был приведен в порядок. Конечно, кое-где на полу все еще оставались липкие разводы сажи, темные пятна и небольшие лужицы, но Роуз больше не могла убираться в подвале. Она торопилась на кухню. Там тоже следовало побыстрее навести чистоту. Стажеры проголодались, а она ничего не могла приготовить из-за царившего там беспорядка.
Конечно, ее никто ни в чем не упрекнул, но Роуз сама ругала себя. Ведь в обед она накормила стажеров отвратительной овсянкой. Ничего другого просто не удалось приготовить.
Ее помощники выглядели измученными. Грустно вздохнув, Роуз пожелала им спокойной ночи. Коллизу же она сказала, что собирается принять горячую ванну. Роуз хотела, чтобы он побыстрее ушел и перестал смотреть на нее. В промокшей одежде она чувствовала себя совершенно беспомощной. И эта беспомощность была ей неприятна. Ей не следовало забывать, кем был Коллиз и кем она. Но никакие увещевания почему-то не помогали.
И вот наконец Роуз осталась на кухне одна. Все разошлись по своим спальням. Вооружившись щетками и тряпками, она снова приступила к уборке. Работа всегда успокаивала Роуз, и вскоре она забыла о своем смущении, в которое поверг ее Коллиз.