Обделенные душой
Шрифт:
— Нет. Это я придумал ему такой почётный титул, — признаётся Хэйден. — Но если бы они начали так его называть, уверен — Старки бы это понравилось. Спорю — он воздвиг бы самому себе алтарь, чтобы простые смертные могли ему поклоняться и приносить жертвы. Кстати, я тут придумал салют, каким подобало бы приветствовать Верховного Аистократа. Это что-то вроде как у Гитлера, но только со средним пальцем. Вот так. — Он демонстрирует, и Бэм невольно смеётся.
— Хэйден, ну ты и говнюк.
— В твоих устах это
На его лице появляется намёк на его знаменитую саркастическую усмешку. Бэм внезапно понимает, что рада видеть её.
Он колеблется один миг, бросает взгляд на охранника, снова прикорнувшего на мешке с рисом, затем подступает ближе к Бэм и тихо говорит:
— Из тебя получился бы лидер получше, чем Старки.
На мгновение устанавливается тишина. Бэм не знает, как реагировать на его слова.
— И не говори, что ты об этом не думала, — замечает Хэйден.
Он прав — она думала об этом. И задушила идею на корню.
— У Старки есть цель — возражает она. — На него возложена миссия. А у меня что?
Хэйден передёргивает плечами.
— Перечислить? Здравый смысл. Инстинкт выживания. Крепкое телосложение.
Бэм сразу решает, что беседа уходит в опасное русло.
— Положи свой блокнот и давай работай. Вчера вон еды на всех не хватило. Чтоб сегодня такого не было!
Он отмахивает ей среднепальцевый салют, и Бэм уходит, напоследок запустив картошкой в дремлющего стражника.
Это случается во второй половине дня. Мир Бэм, и без того весьма неустойчивый, окончательно летит вверх тормашками. А всё из-за Прынцесс. Так Бэм называет самый ненавистный ей тип девиц: этакие, знаете ли, томные барышни, беззаботные избалованные пташки, у которых всего и проблем — какой лак для ногтей выбрать да как вон того парня охмурить. И ещё у них имена на слух вроде как звучат нормально, зато пишутся по-идиотски. Даже в Аистином батальоне есть девицы, которых можно отнести к этому типу; ходит такая вся из себя, хотя шмотки — дырка на дырке. И как им только удаётся при такой тяжёлой жизни оставаться миленькими уси-пусями, поверхностными, как масляная плёнка на воде?
Особенно есть тут одна троица — за последние недели сколотили свою маленькую клику. Две сиенны, одна умбра, и все трое просто красавицы, чтоб им пусто было. В набеге на лагерь не участвовали, да вообще, если разобраться, палец о палец не ударяют, только языками треплют да хихикают, высмеивая других. Бэм не раз слышала, как они шушукались у неё за спиной, прохаживаясь насчёт её роста, мужицкой фигуры и всей её повадки. Вообще-то, Бэм обычно избегает их, но сегодня у неё воинственное настроение. Навешать бы кому-нибудь оплеух или хотя бы просто испортить жизнь. И кто лучше подходит для этой цели, чем цыпочки с изящными фигурками вместо «крепкого телосложения»?
Бэм находит их в той части рудника, которая предназначена «только для девочек». Сюда уставшие флиртовать Прынцессы скрываются от приставаний бурлящей гормонами мужской части народонаселения. Впрочем, в последнее время цыпочки что-то не флиртуют. Бэм не придаёт этому факту значения. А зря.
— Старки приказал перенести боеприпасы поглубже в шахты, — сообщает она Прынцессам. — Вы трое, встали и пошли. И постарайтесь не взлететь на воздух.
— Это ты нам? — спрашивает Кэйт-Линн. — А парни на что? Пойди их заставь.
— Ни фига. Сегодня ваша очередь.
— Но мне нельзя поднимать тяжёлое! — протестует Эммали.
— Вот именно, — заявляет Микэйла. — Никому из нас нельзя!
— Н-да? И кто это так постановил?
Прынцессы переглядываются, как будто ни одна не решается высказаться первой. Наконец Эммали берёт эту задачу на себя.
— Вообще-то... Старки.
Старки наделил этих пустышек какими-то особыми привилегиями? Это ещё что за новости?! Ладно, поскольку всеми работами здесь распоряжается Бэм, в её власти отменить любые привилегии.
— У нас все работают на равных, — рявкает она. — Так что вперёд, лентяйки, шевелите булками!
Микэйла шепчет что-то на ухо Кэйт-Линн, та посылает глазами телепатический сигнал Эммали. Последняя качает головой и оборачивается к Бэм с притворно извиняющейся улыбкой.
— У нас и правда специальное разрешение от самого Старки, — говорит она.
— Он разрешил вам бездельничать? Чёрта с два.
— Не бездельничать, а заботиться о себе. И друг о друге, — произносит Кэйт-Линн.
— Да, — вторит Микэйла. — О себе и друг о друге.
С каждым словом этих фиф в Бэм растёт желание надавать им по хорошеньким мордашкам.
— Что за хрень вы тут несёте?!
Троица снова обменивается телепатическими взглядами, и Эммали произносит:
— Вообще-то, нам не следовало бы говорить об этом с тобой...
— Да что ты. Это Старки распорядился?
— Н-не совсем... — Эммали наконец поднимается на ноги, впивается взглядом в лицо Бэм и медленно выговаривает: — Мы должны заботиться о себе, потому что Старки сделал нас... не подлежащими расплетению.
Бэм не глупа. В школе она, правда, не блистала, но не из-за глупости, а из-за дурного характера; зато в школе жизни она первая ученица. Однако этот разговор настолько вне её представлений о реальности, что она никак не возьмёт в толк, о чём речь.
Теперь встают и обе другие Прынцессы. Микэйла утешающе кладёт ручку на плечо Бэм:
— Не подлежащими расплетению в течение девяти месяцев. Теперь ты понимаешь?
Бэм сражена, как будто в неё выпалили из пушки. Она пошатывается и прислоняется к стенке.